в идеальной фигуре и безупречных чертах лица, которые не могла омрачить даже ухмылка. По сравнению с
Императрицей
Ужаса Малисией, все они были подобны свиньям.
Она была высокой, даже когда просто сидела, но это было ещё не всё. В Лауэре были статуи древних Королев-воинов, и они были… слишком совершенны. Красивые, но, глядя на них, понимаешь, что это искусство, а не живое существо. От вида Императрицы захватывало дух, потому что она была ошеломляюще живой, словно костёр, по сравнению со свечами всех остальных. И неважно, что я обычно не находила привлекательными острые скулы сонинке, подобные тем, что были на её лице. Но они были частью целого, которое выходило за пределы отдельных частей.
Я не могла выделить ни одной черты, которая делала бы её красивой. Она просто была... идеальной. Её шёлковое платье переливалось зелёным и золотым, подчеркивая изгибы тела и не открывая их, оставляя обнажённой лишь длинную шею и изгибаясь вниз, чтобы ласкать гладкие тёмные икры. "Чёрная, как грех", — так называла её песня легионера, и невозможно было не думать о чём-то греховном, глядя на неё. Плавно, с лёгкой грацией охотящейся кошки она поднялась на ноги.
— Преклоните колени перед её Ужаснейшим Величеством Малисией, Первой по Имени, тираном Всех Владений, Властительницей Девяти Врат, владычицей всего, что она видит, — раздался резкий голос.
Как один, аристократы, заполняющие тронный зал, упали на колени. Через мгновение доспехи Капитана заскрипели, когда она сделала то же самое, и плащ растёкся по земле вокруг неё. Не раздумывая, я уже была на полпути к тому, чтобы сделать то же самое, когда чья-то рука легла мне на плечо.
— Мы, — сказал Блэк, — не становимся на колени.
Он говорил тихо, но в тишине комнаты слова прозвучали как удар хлыста. Фраза была полна смысла — и требования, и заявления одновременно. Мы не следуем закону. Мы — закон. Если ты хочешь, чтобы я встала на колени, приди и заставь меня. Мы стояли там, одетые в чёрное и стальное, как пара ворон, окружённых райскими птицами. Единственные два человека, остающиеся на ногах среди моря коленопреклонённых. От этого зрелища у меня по спине пробежали мурашки. Это было похоже на силу. Это было похоже на начало, хотя чего именно, я не была уверена. Императрица Ужаса Малисия улыбнулась, когда скользнула к нам. Просто глядя на изгиб её губ, моё сердце сжалось.
— Добро пожаловать домой, Амадей, — сказала она. — Я вижу, ты привёл с собой своего Оруженосца.
Том I / 021 : Падение
— Победа, самый непостоянный из друзей. — Тагребская пословица.
Боги, даже её голос был великолепен. Разве это было справедливо? Я знала, что с обретением Имени внешность постепенно меняется, но почему-то у меня было чувство, что с Малисией это не так. Я полагаю, что время от времени кто-то действительно рождается таким возмутительно красивым. С усилием я заставила себя отвести взгляд — я определенно не смогла бы продолжать, пока таращилась на Императрицу, как ошарашенная дура.
— Хорошо быть дома, Малисия, — мягко ответил Блэк. — Позволь представить тебе Кэтрин Обретённую из Лауэра.
Прямого упоминания было достаточно, чтобы вернуть мне подобие внимания. Я постаралась сохранить невозмутимое выражение лица и наклонила голову, когда тёмные глаза Императрицы Ужаса обратились ко мне.
— Мой дорогой Рыцарь очень долго откладывал поиски ученика, — задумчиво произнесла она. — Мне не терпится узнать, как ты заставила его передумать. Должна признаться, я возлагаю на тебя большие надежды, Оруженосец.
Улыбаясь в своей переворачивающей душу манере, она бросила на придворных тепло-ласковый взгляд.
— Мы все возлагаем на вас большие надежды, — заявила она, и аристократы без труда изобразили на лицах вежливое согласие.
Думаю, они сделали бы то же самое, если бы она вспорола меня от промежности до горла жертвенным ножом. Нельзя открыто не соглашаться с правителем праэс без последствий — да и кому бы это понадобилось, когда она так им улыбается?
— Я постараюсь соответствовать им, Ваше Величество, — ответила я, и мне пришлось подавить дрожь, так неуверенно прозвучал мой голос.
С таким же успехом я могла бы бросить бочку с кровью в пруд, полный акул. Выражение лица Малисии было добрым, но я начинала понимать, насколько она противоречива. Я была, по крайней мере номинально, на стороне Блэка. Это более или менее означало, что я была на её стороне, учитывая, что Блэк был её самым верным сторонником, но мне намекнули, что в этой игре есть нюансы. Мой учитель с самого начала дал понять, что, хотя он и подчиняется Императрице, но не согласен с каждым её решением. Я уже начала жалеть, что не потратила больше времени на расспросы о нынешнем состоянии имперских фракций при дворе — это было такое же поле битвы, как и любое другое, но я понятия не имела, кто тут мои враги на самом деле. Мягко ступая, Малисия обошла нас, заставляя повернуться, когда коленопреклоненные аристократы поднялись на ноги. Однако они все молчали, и у меня возникло ощущение, что представление ещё не закончилось.
— Как идут дела в провинции, Чёрный Рыцарь? — спросила Императрица и её голос отчетливо разнесся по огромному тронному залу.
Провинции. Моё лицо стало абсолютно бесстрастным впервые с тех пор, как я вляпалась в эту историю. Именно так они и думали о Кэллоу, не так ли? Нецивилизованные провинции хороши только для того, чтобы вытряхивать их них золото и ресурсы.
— Уладили, — спокойно ответил учитель. — Пока.
Малисия бросила проникновенный взгляд на дворян.
— Очень жаль, — сказала она с благородным сожалением, — что губернатор Мазус вынудил нас к этому. Я не люблю прерывать старые родословные.
Тиран была воплощением скорбящей молодой женщины. Блэк тоже повернулся лицом к толпе, но на его лице не было такого сожаления. Намек на то… что я мельком видела в Саммерхолме, проглядывал сквозь эти тревожные зелёные глаза, демонстрируя аристократам улыбку, которая обнажала слишком много зубов.
— Так всегда бывает с теми, кто берет слишком много, — сказал он им. — Следует помнить, что неприглядные амбиции часто приводят к неприглядному концу.
Он провел бледным большим пальцем по горлу в кажущемся небрежном жесте, и я увидела несколько силуэтов, застывших как камень. Случайное напоминание о том, что в конце концов Мазуса лишили лёгкой смерти, которую все эти красочно оперённые стервятники считали своим неотъемлемым правом, выбило их