Запах. Наши разведчики времен прошедшей войны постоянно утверждали, что могут отличать «фрицев» от своих по запаху за 40–50 метров. Видимо, так оно и было. Сигаретный дым можно почувствовать за 100 метров, запах пищи и пота – еще дальше, если ветер дует в сторону наблюдателя. Немытое человеческое тело, боеприпасы и взрывчатка, стрелковое вооружение, техника, топливо, смазочные материалы – все это обладает запахом, подчас очень сильным. Правда, детренированный городской житель, насквозь прокуренный, пропахший выхлопными газами, с вечным насморком не различает запахи между собой. Обычно он их вообще не чувствует, до тех пор пока не упрется во что-нибудь пахнущее своим носом. Но такой человек в разведчики не годится.
Осязание. Способность правильно определять на ощупь форму, температуру, влажность и структуру предметов может сохранить жизнь разведчику. Например, в случае мягкого соприкосновения выставленных ночью перед собой пальцев руки с леской от мины натяжного действия.
Наблюдение за противником и связь со штабом
Вот как в той же документальной повести описывается будничная работа бойцов по ведению разведки:
«Бывали и такие удачные места, где мы задерживались дня на два-три, создавая что-то вроде временной базы. С нее налегке и уходили разведчики в разные стороны добывать нужные сведения. А командир группы с нами, радистами, занимался обработкой информации, кодированием. Работы хватало…
Разведчикам приходилось часами лежать у дороги, подсчитывая, чего, сколько и в какую сторону по ней проехало, или сидеть в ветвях дерева, наблюдая за фашистами, орудовавшими на железнодорожной станции, полевом аэродроме или в селе. Во время своих переходов, ночных, а иногда и дневных, мы тщательно фиксировали немецкие полевые линии связи, движение автоколонн, места и характер инженерных работ. Пригодилось нам и знание опознавательных знаков, нанесенных на немецкие автомобили. Наблюдение было не только главным, но и самым надежным источником добываемых сведений. Но увидеть все своими глазами мы, конечно, не могли: не так уж много нас было. Поэтому широко использовался и такой способ добывания сведений, как опрос местных жителей…»
Если в группе был человек, хорошо владевший немецким языком, тогда при подходящих условиях применяли подслушивание телефонных разговоров, подключаясь к линии связи немцев. Одним из важных требований, предъявляемых к разведке, является ее своевременность. Необходимые разведывательные сведения должны попасть в штаб к установленному сроку, с тем чтобы командование имело возможность предвидеть характер предстоящих действий противника. Даже самые ценные сведения окажутся бесполезными, если командир получит их поздно. Для того чтобы разведсведения передавались вовремя, в группах имелись радисты с рацией, на которых возлагалась очень ответственная работа – держать связь со штабом, чье задание она выполняла. Радиста всегда уважали и оберегали. В разведку и на диверсии старались не брать, оставляли его в базовом лагере – не дай бог что случится, и тогда усилия всей группы будут напрасны. Данные передать будет некому и некуда.
Диверсионная работа и отрыв от преследования
Основным методом нанесения ударов для РДГ были диверсии на коммуникациях врага, на военных и промышленных объектах. При осуществлении этих операций использовались толовые заряды и самые разнообразные минные устройства – от миниатюрных магнитных мин до крупных фугасов. На протяжении четырех лет войны менялись условия проведения операций диверсионного характера, особенно на железнодорожных магистралях и автодорогах. Все более сложной и изощренной становилась система охраны противником железнодорожных станций и путей на перегонах. Если в 1941–1942 гг. дело ограничивалось, как правило, патрулированием (обычно три парных патруля на каждый километр пути), то с лета 1942 г. в помощь этим патрулям стали выделяться полицейские (до 10 человек). В 1943–1944 гг. система охраны дорог достигла предельной насыщенности боевой силой и техникой, средствами обнаружения и уничтожения разведчиков-диверсантов, заложенных ими мин. Патрулирование на стратегически важных дорогах дополнялось устройством вышек для охраны, снабженных прожекторами и пулеметами, огневых точек. Немцы создавали открытые пространства, для чего на 200–300 метров по обе стороны пути вырубали леса, устанавливали на подходах к путям мины-ловушки, шумовые устройства, проволочные заграждения.
Наиболее тщательно охранялись железнодорожные мосты. Каждый из крупных мостов представлял собой настоящий оборонительный рубеж с колючей проволокой, минными заграждениям, системами вышек с пулеметами, дотами, прожекторными установками, ракетной сигнализацией. Через определенные промежутки времени по магистралям проходили бронепоезда, обстреливавшие лесные подходы к дорогам. Широко использовались хорошо обученные сторожевые собаки. Стремясь отвести взрывы от паровозов и вагонов, немцы пускали впереди эшелонов пустые платформы. На особо опасных участках пути замедлялось движение транспорта, а на некоторых оно разрешалось только днем и только после тщательного осмотра соответствующего участка дороги в целях поиска мин. Серьезнейшей опасностью для диверсантов являлись вражеские засады, поджидавшие их на подступах к магистралям и на путях отхода. Их можно было ожидать и на любом участке маршрута. А ведь подрывникам-разведчикам каждый раз приходилось проделывать огромный путь от базового лагеря до места диверсии. Преодолевая чащобы и буреломы, болота и открытые пространства по 30–40 км, а в отдельных случаях и до 100 км (когда ставилась целевая задача на проведение диверсии в особо отдаленном участке магистрали), несмотря ни на какие преграды диверсанты все же выполняли свои задачи.
Тактика действий диверсантов на железной дороге обычно была следующей. Группа подрывников почти всегда действовала под прикрытием подгруппы охраны. Подойдя к дороге, группа залегала в пределах видимости железнодорожного полотна, изучала обстановку, вела наблюдение, выбирала место подхода к полотну. Иногда это длилось несколько суток. Установка каждой мины требовала подлинного мастерства, предельного напряжения и внимания. Особую опасность представляла установка неизвлекаемых мин, способных сработать от любого колебания почвы. Большого умения требовала и маскировка мин. На месте их установки не должно было оставаться никаких следов. Нельзя было перемешивать сухие верхние слои с сырыми нижними – это сразу бы вызвало подозрение охраны. Лишнюю землю уносили с собой на плащ-палатке. Установив мину, сверху укладывали камешки – так, как они лежали вдоль полотна до минирования. Отходя, убирали свои следы. А ведь все это делалось ночью, в абсолютной темноте, с соблюдением тишины: при малейшем звуке в небо взмывали ракеты и мгновенно открывался огонь… Теоретически, для того чтобы перебить железнодорожный рельс, требуется 200 граммов тротила или 400 грамм аммонита или аммонала, но на самом деле взрыв должен быть настолько сильным, чтобы выхватить в настиле полотна воронку, через которую не перескочить колесным парам паровоза и вагона. А для этого надо не менее 3–4 килограммов тротила. Под большой эшелон ставили 3–4 заряда в разных местах полотна. Удобно было взрывать полотно на повороте, там заряд ставился в стык рельса – тогда эффект был больше.
Разведчиками-диверсантами для диверсий на автомобильных дорогах была разработана оригинальная тактика под названием «поле смерти». Сущность этого способа сводится к тому, что на дороге устанавливаются две-три мины нажимного действия, причем задние срабатывают от взрыва передней мины по ходу движения. Таким образом, если взрывается передняя машина, она взрывает еще 1–2 машины, следующие за ней. Одновременно с этим вдоль движения колонны, по кюветам, устанавливали немецкие трофейные мины «шпринг-минен» S-34. Эта противопехотная мина подпрыгивает при взрыве вверх.
При взрыве машин уцелевшие немцы кидались в кювет и попадали там на прыгающие мины.
Зимняя подготовка спецназа
Как уже отмечалось, разведгруппы в тылу часто сами попадали в засады врага, уходили от преследования. Уходя от преследования, разведчики обычно минировали противопехотными минами свой след. Отрывались от преследователей также с помощью гранат Ф-1. «Лимонку» закрепляли в развилке куста, рядом с тропой. Чеку гранаты почти вытаскивали, оставляя самый кончик, сдерживающий боек. Бечевку от чеки протягивали через тропу, замаскировав ее. Затем через каждые 100 м оставляли протянутые веревки, но без гранат. Расчет был такой. Подорвавшись, преследователи станут более внимательны, бечевка их будет останавливать, когда же их бдительность притупится, когда они устанут от пустых поисков, тогда-то и сработает еще один заряд. Если фашисты брали группу в кольцо, окружали, тогда применялся способ прорыва «таран». Прежде всего, находили в цепи немцев наиболее растянутую линию, где были бреши между преследователями, чтобы огневая мощь группы была сильнее, чем у врага в том месте, где намечен прорыв. Расположение РДГ – клином, уступом. В минуту прорыва все решают быстрота, натиск и неожиданность. Бойцы клином таранили цепь, стреляя из всего, что у них имелось, и исчезали, оставляя позади себя расстрелянных в упор преследователей.
