— А как же месть? Все те бесконечные дни и ночи в Пномпене, когда мы выслеживали убийцу нашей семьи? Не говоря уж о тех силах и средствах, которые я угробил для того, чтобы механизм нашей мести наконец-то пришел в действие?
— Это путь смерти, — спокойно возразил Ту, — неужели ты этого не понимаешь? Мы живем не для того, чтобы мстить.
— А что ты скажешь о чести? — прищурился Ким. — О ней мы тоже забудем? Одним взмахом руки сотрем понятие, которое на протяжении веков составляло суть нашего народа? Мы в долгу перед нашей семьей, души наших близких не могут обрести покой.
Он отставил пустую чашку и присел рядом с братом на корточки:
— Разве ты не понимаешь, что поправ законы чести, наплевав на наш долг, мы превращаемся в ничто?
Ту вздохнул и накрыл ладонью запястья брата:
— Прекрасный день, ясный и теплый. В такие дни мы с Эммой поднимаем парус и идем на север, полюбоваться закатом. Ужинаем в открытом море. Не хочешь присоединиться к нам сегодня вечером?
Сквозь зеркальные стекла темных очков Ким пытался поймать взгляд брата. Потом он осторожно убрал руку Ту, поднялся и вышел в комнату.
Эмма стояла посреди гостиной, на лице ее застыла неуверенная улыбка.
— Он прав, — спокойно сказала она, — вам надо хотя бы немного побыть с нами.
— Вы ничего не понимаете, вы американка.
— Вечером мы вместе ложимся в постель, — она говорила от сердца, не выбирая слов, — мы согреваем друг друга, разговариваем, занимаемся любовью. Скажите, Ким, в чем вы находите успокоение по ночам? В кошмарах прошлого. А когда они отступают, остается только ваша ненависть.
* * *
Очнувшись, он в первый момент забыл, где находится, и сразу же поинтересовался, не звонили ли ему.
На лице сестры появилось сочувственное выражение:
— Нет, но час назад приходила молодая леди, она интересовалась вашим самочувствием.
Глаза ее странно блеснули, она встала и направилась к двери:
— Я сказала ей, что нет смысла сидеть под дверью палаты и ждать.
— Но...
— Вам нельзя волноваться, — сестра просто отмахнулась от его слов, — я сказала, чтобы она зашла попозже и, конечно же, она придет. А сейчас я позову доктора. Он велел вызвать его, как только вы придете в себя.
— Я не знаю никакой женщины, — недоуменно пробормотал Трейси, но дверь уже закрылась.
В палате он был один. Через окно с правой стороны палату заливал солнечный свет. Утро или вторая половина дня? Утро, решил он, днем свет более резкий.
Доктором оказался лысый пухленький китаец — он буквально ворвался в палату, развевающиеся полы белого халата делали его похожим на пингвина.
— Так, так, так, — казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться, — очнулись наконец. — Он ощупал голову Трейси. — Лучше, значительно лучше.
Он совершил массу ненужных движений, беспрестанно потирал лысину, фыркал, щелкал пальцами — но вдруг по широкому желтому лицу пробежала тень уныния, и он огорченно цокнул языком:
— Да, крепко вы вляпались, мой друг, — он сокрушенно покачал головой, — очень неприятно, очень.
Он вставил в уши стетоскоп и, не прекращая болтать, стал прослушивать Трейси:
— Полиция очень хочет поговорить с вами, мой мальчик. Как вы понимаете — покашляйте, — они весьма озабочены, — еще раз, отлично, — тем, что произошло, — так, еще раз, спасибо, — и очень хотели бы выслушать ваши соображения на этот счет.
Он снова ощупал голову Трейси, пальцы его едва касались кожи.
— Сколько я здесь нахожусь?
Доктор поглядел на потолок, что-то насторожило его в линии акупунктуры левой руки:
— Чуть больше сорока восьми часов. Это был очень сильный взрыв.
Он открыл свой саквояж и достал продолговатый футляр из тонкого прозрачного стекла, в котором таинственно мерцали Длинные иглы для акупунктуры.
— Если бы между вами и взрывным устройством по счастью не было той кровати — надо сказать, у нее оказалась необычайно жесткая рама, — доктор снова прищелкнул языком, — повернитесь, пожалуйста, нет, нет, влево, вот, очень хорошо.
Он прижал ладонью руку Трейси и вынул из стеклянного футляра длинную иглу.
— Я не нахожу признаков сотрясения мозга, прекрасно, но, как подсказывает мне опыт, в таких случаях некоторое время может наблюдаться легкое головокружение, а также что-то вроде незначительного расстройства, — он подвел иглу к коже, а пальцами свободной руки прослеживал линию акупунктуры. — О, все пройдет очень быстро, уверяю вас, очень быстро. Но в качестве меры предосторожности, — он коротким точным движением ввел иглу, — необходимо провести иглотерапию, которая, в сочетании с двадцатью минутами шиатсу,устранит все неприятные ощущения.
Окончив процедуру, доктор наклонился к Трейси:
— Полиция просила меня сообщить, когда вы полностью придете в себя и сможете дать показания.
— В любое время, — улыбнулся Трейси.
Он чувствовал себя совершенно здоровым и, более того, отдохнувшим.
— Поскольку оценка вашего состояния предоставлена мне, давайте решим, что ваше свидание с полицией может состояться завтра утром, ну, скажем, часов в девять. Вас устроит?
— Отлично, спасибо, доктор.
— Постарайтесь ни о чем не думать, — в дверях доктор обернулся. — Вы скоро заснете, и очень хорошо, сон пойдет вам на пользу. И, помните, лечение еще не закончено, на это потребуется время. А пока не давайте больших нагрузок на левую руку.
Трейси кивнул, и врач тихо прикрыл дверь. Увидев, что сестра собирается последовать его примеру, Трейси остановил ее:
— Эта женщина, которая приходила, она сказала, как ее зовут?
— Нет.
— А как она выглядела? Сестра задумалась:
— Высокая, стройная, в модном платье. Китаянка... по-моему, чиу-чоу, — она недоуменно поглядела на Трейси. — Разве она не ваша приятельница?
— Ну, в общем-то да.
Чтобы скрыть смущение, он провел ладонью по лицу.
— Да, конечно. Я просто хотел убедиться, — он на мгновение задумался. — А она не сказала, когда еще раз заглянет?
Сестра отрицательно покачала головой.
— Нет, но была очень расстроена. Уверена, вы скоро ее увидите, — она кивнула на телефон. — Вы можете позвонить ей.
— Нет, спасибо, — он откинулся на подушки. Сестра улыбнулась:
— Если вам что-нибудь понадобится, вызовите меня, — она показала, где расположена кнопка вызова.
— Который сейчас час?
— Скоро вечер. Половина шестого. Вы не проголодались?
Трейси покачал головой: чувство голода пока не приходило.
— Как хотите. В восемь часов я сделаю вам укол.
— Это еще зачем?
— Обезболивающее, чтобы вы могли заснуть.
— Мне не нужны никакие уколы.
Она снова улыбнулась:
— Распоряжение доктора, мистер Ричтер. Вы же слышали, что он сказал: вам нужен сон.
Трейси понял, что спорить бессмысленно. После того как сестра ушла, он попытался вспомнить события того вечера. Надо было воскресить в памяти каждую деталь, а также убедиться, что с памятью у него все в полном порядке.
Он начал со старых воспоминаний: отец, мать, детство. Потом двинулся дальше: Фонд, Директор, Ким. Он вспомнил, как отправился в Гонконг, телефонный звонок, встречу, которая состоялась сегодня — нет! — поймал он себя — три дня назад с Мицо и Нефритовой Принцессой. Память работала отменно. Он облегченно вздохнул.
А теперь более сложное задание. Он купил для Лорин бриллиант-солитер и положил его в сейф отеля. Потом проверил, не пытался ли кто-нибудь открыть замок и не обнаружил на нем никаких следов.
А потом этот взрыв. Спасло его какое-то чудо, он это прекрасно понимал, и теперь надо было понять природу этого чуда. Взрыв — он не знал этого наверняка, но интуитивно чувствовал — был очень сильный. Как получилось, что он отделался легким сотрясением мозга и ушибом руки? Следовало припомнить подробности.
Он сидел на постели. Решил позвонить отцу и поднял трубку телефона. Что было потом? Взрыв, конечно.
Трейси сделал глубокий вдох, задержал дыхание и медленно выдохнул. Трудная задача, почти неразрешимая. Мозг его понимал, сколь близок он был к уничтожению и потому старался подавить все воспоминания о событии, едва не повлекшем за собой смерть. Мозг не хотел ничего об этом знать: в тот момент он просто выбрал единственный вариант, который и обеспечил ему жизнь.
Вес. Лишний вес, вот в чем дело. Он поднял трубку, и в мозг мгновенно поступил сигнал. На это потребовалась одна десятитысячная секунды. Трубка была тяжелее обычной, и, пока мозг переключался с той информации, которой он собирался поделиться с Луисом Ричтером, сработали нейроны прекрасно тренированного тела.
Трейси вспомнил свой отчаянный бросок через постель и мгновенный откат под нее, в то место, где можно было рассчитывать на относительную безопасность. Взрыв, конечно же, накрыл его чуть раньше. Но он уже находился в завершающей стадии броска, подставив на долю секунды левый бок взрывной волне, которая отшвырнула его дальше, а основной удар приняла на себя массивная стальная рама огромного двуспального ложа, достойного королевской опочивальни.
