— Че за херня? Как вы сюда залезли?
— Пашенька, мальчик мой! Что с тобой случилось? — перепугалась сестра.
— Я же говорил, что подросткам нельзя давать алкогольные напитки, — назидательно сказал Андроник.
— Пошли все нах… отсюда, не то милицию позову, — завопил Чика.
— Ты хочешь выгнать свою родную сестру и племянников на холод? — возмутилась Люба.
— Я же говорил, что надо сначала в гостинице обосноваться, — снова влез ее муж.
— Где тут к херам собачьим моя сестра? — продолжал орать подросток.
— Разуй глаза, алкашня! — внезапно вызверилась женщина, — Такой же безголовый, как и мамаша. Забыл, что ли? Я же Люба!
— А это кто? — показал Чика на армянина.
— Муж мой новый, Андроник… — укоризненно глядя, произнесла сестра, — Лечиться тебе надо. Но, ничего, решу с опекунством и займусь этим плотно.
Дети разревелись. Сестра, хватаясь за сердце, начала ругаться уже со своим мужем. Чика, офигевший в хлам, скрылся в туалете. А я ругал себя последними словами. От таких вывертов реальности даже взрослый мужик может запросто рехнуться.
Вроде бы все обошлось. Чика после туалета был завлечен на кухню, где был угощен привезенным самогоном, настоянным на кедровых орешках. Для удобства перевозки продукт хранился в двух резиновых грелках и был перелит сразу же в пустую стеклянную тару. Моралист Андроник усердно подливал пацану выпивку, а Любовь без устали щебетала о своей жизни в Сибири. Выйдя очень рано замуж, скорее всего из-за желания покинуть родные стены и распрощаться с тяжелой по характеру матерью, она смогла с детьми на руках закончить на новом месте техникум советской торговли и неплохо устроиться в крупнейшем гастрономе города. Мерилом успеха для нее стали количество ковров на стенах своей квартиры, дорогая техника, цветной телевизор и автомобиль Жигули второй модели, который, кстати, появился уже в годы совместного житья с Андроником. Заметил один хороший момент. Среди составляющих успеха оказались и ее дети. Она очень гордилась ими и сильно любила.
Странным было, что она выкладывала так много информации, если считала брата недалеким. Возможно, что она просто любила много о себе поговорить, похвастаться успехами. Мне лично ничего не хотелось слушать, потому что мы с Чикой нахрюкались в зюзю. И я даже не помню, как отключился.
* * *
Проснулся, однако, в своей постели от звонка будильника. Голова сильно кружилась, но надо было идти. Люба с мужем устроились в материной кровати, а дети лежали на разложенном диване. Я помылся, почистил зубы и жадно вылакал несколько стаканов воды из-под крана. Проверил деньги по карманам, вроде бы все на месте. Оделся и выскочил на улицу.
До больницы успел доскакать вовремя. Автобус Пазик стоял возле морга, загруженный и готовый отъехать. Я подскочил к мрачного вида парням и упросил их взять с собой в автобус. По дороге рассказал о себе, о нашей дружбе Сергеем и о последней с ним встрече. Пусть знают, кто спровадил молодого, полного сил парня на тот свет. Парни в автобусе оказались серегиными коллегами по работе, и все как один себя считали самыми первейшими друганами умершего. Особенно неистовствовал парень с татуировками на руках, обещая самую мучительную смерть капитану.
— Он все равно скоро сдохнет, — сообщил я, вспомнив об инсульте.
Получилось так, что до самого Балабино каждый вспоминал что-либо о Сереге, самом добром и верном товарище. Я слушал их и поневоле шмыгал носом.
Дальше все было как в тумане. Гроб поставили возле дома, где он жил. Собралось очень много людей. Подошла группа музыкантов с духовыми инструментами. Процессия тронулась по улицам поселка в сторону кладбища. Гроб несли его друзья, меняясь. И я в том числе. Кладбище было в лесочке за полем, от околицы с пол километра. Местные мужички проворно соорудили могилку. Заспорили насчет памятника. Молодые парни предлагали сделать обелиск с фотографией. Серега де был комсомольцем, и от религии далеким. Более старшие участники похорон настаивали, что на могилу положено устанавливать крест, потому что покойный был крещен, и что так положено по правильным понятиям.
Спор завершил пожилой, хмурого вида мужчина, притащивший металлический крест с фигурными виньетками в секциях и пустой пластиной посередине. Предполагалось туда привинтить табличку с фотографией и информацией. Сооружение вкопали в холм и написали черной краской фамилию, имя, отчество и годы жизни. Холмик засыпали венками и цветами. Поминки организовали в доме Сергея его соседи. На столе стояло много бутылей со спиртным, скорее всего с самогоном. Дымилась парком вареная картошка, стояли большие тарелки с грибами и соленьями. Было также много холодца. Народу пришло очень много, поэтому сидели только пожилые, а остальные только подходили когда нужно к столам, выпивали и закусывали, произносили речи. Люди толпились во дворе и на улице. Может быть, среди поминающих была и бывшая жена. Я постеснялся уточнять.
Дом Сергея был простым, деревенским, с удобствами на дворе. Состоял из веранды с кухней, большого зала и двух спален. Удивлял книжный шкаф в зале, заполненный почти полностью. Не представлял я раньше Серегу в образе книгочея. Вместо ковров и дорожек на полу лежали самотканные половички. По стенам зала размещалось много фотографий родни и киота с иконами в углу. Не было ни телевизора, ни холодильника, только радиола на тоненьких ножках стояла возле его кровати, и что-то, напоминающее магнитофон с вывороченными потрохами, располагалось на тумбочке. На стеллажах много виниловых пластинок советской эстрады и магнитофонных бобин с записями Высоцкого, Аркаши Северного… Виктора Токарева. Охренеть! Оказывается, он был моим почитателем. Опять в глазах защипало.
На улице возник какой-то шум. Какой-то мужик ругался с милиционером, неосторожно назвавшего покойного «подозреваемым». Скандал разрастался, вовлекая все большее количество участников и более крепкие выражения. Мент, получив в свой адрес яркое описание своей внешности и перечень родственников из состава животного мира горной местности, удалился, пообещав вызвать наряд для разгона сборища. Не вовремя он приперся. Пришел бы хоть немного пораньше, когда еще не так сильно мужики напились, или, наоборот, попозже, когда бы те лыко не вязали. Теперь толпа оказалась в нужной кондиции для выяснения отношений. Кто-то кинул клич:
— Пошли разбираться с милицией!
Через несколько минут раздался звук била у пожарки. Слухи в маленьких городках и поселках имеют свойство распространяться со скоростью пожара в сухом лесу. Недаром маркетологи моего бывшего времени использовали принцип «сарафанного радио», внедряя новый продукт в торговле. Скоро почти весь поселок знал, что водителя автобуса Серегу Скворцова замучили в местном отделении милиции. Ничего удивительного, что кроме его непосредственных друзей у отделения милиции собралась огромная толпа людей. Напуганные дежурные по КПП уговаривали всех разойтись и не нарушать правопорядок. В ответ слышали требование справедливости и суда над убийцами Скворцова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
