Сразу же за передачей мы скрылись под водой и на глубине 25 метров стали дожидаться ответа из штаба. Он приказал нам вернуться в Брест. Мы совершили обратный переход всего за 42 часа на волнах прибывавшего прилива, перенёсшего нас в горловину Брестской бухты. Поздним вечером 13 июля мы прибыли к месту встречи с эскортом. Скорое всплытие, быстрый ответ на позывные эскорта, и «У-415» последовала за ним в порт.
В 22.25 я осторожно привёл свою лодку в бункер под защиту семиметрового бетонного навеса. Её двигатели заглохли. Когда капитан Винтёр перешёл по сходням на борт лодки, он увидел зелёные лица моих подводников, выстроившихся на палубе. Винтёр принял мой рапорт и приветствовал команду улыбкой, прикрывающей его глубокую озабоченность. Обойдя строй, повернулся ко мне и сказал приглушённым голосом:
– Вас отозвали для особого задания. Свяжитесь с моим старшим морским инженером и обсудите с ним вопросы, требующие немедленного решения. В течение трёх дней вы должны быть готовы. Только это время мы можем выделить вам на подготовку.
Я отдал честь и взобрался на мостик. Здесь инженер флотилии беседовал с моим главмехом. Я расслышал, как он говорит ему:
– … И я предлагаю не позднее 07.00 вывести лодку из бухты. Есть возражения?
Возражения были у меня. Я не спал 10 часов, команда измучилась и тоже нуждалась в отдыхе. Пришлось мрачно сказать старпому:
– Приготовьте лодку к манёврам ровно в 09.00. Скажите коку, чтобы он разбудил меня в 07.00. Вопросы есть?
– Пока нет, герр обер-лейтенант.
– Отлично, распустите команду. Позаботьтесь о том, чтобы сегодня вечером были исключены любые попойки, или мне придётся наказать виновных.
Медленно просыпаясь, я ещё слышал в туманных сновидениях грохот разрывов глубинных бомб. Последние разрывы заставили меня открыть глаза. Я убедился, что нахожусь не в море, а в своей комнате в порту и кто-то колотит кулаками в мою дверь. Полусонный, приоткрыл внутреннюю дверь и прокричал в вестибюль:
– Достаточно, я слышу!
Через входную дверь донёсся голос дневального:
– Герр обер-лейтенант, вы должны были выйти в море в семь, но сейчас уже десять. С семи утра мы пытаемся вас разбудить.
– Благодарю. Сходите в бункер и скажите, что я буду через десять минут.
Сердитый на себя за то, что проспал, я быстро оделся, спустился по лестнице, прыгая через пять ступенек, и при свете яркого солнца отправился дальше вниз по извилистой тропинке в бункер. Когда я свернул в дверной проём, то увидел свою лодку. Она двигалась кормой вперёд с дымившими дизелями. Меня взорвало. Старпом не имел права выводить её без моих указаний. Как раз тогда, когда я обдумывал форму выговора, воздух потряс грохочущий взрыв. На том месте, где только что стояла лодка, в небо взметнулся мощный фонтан воды. Затем корма «У-415» поднялась из воды, будто один из концов плавающего бревна, выбросив за борт двух подводников. Мощные струи воды обрушились на лодку. «У-415» подорвалась на мине. Она развернулась правым бортом и двинулась по инерции к каменному ограждению внутренней бухты.
На мгновение зрелище гибнувшей лодки парализовало меня. Придя в себя, я прыгнул в моторную лодку и помчался к «У-415». Дойдя до пирса, лодка ударилась носом в каменную стену. В этот момент я уже был рядом с ней. Мотористы и матросы выбирались из корпуса через рубочный люк с кровоточившими ранами, бледные и потрясённые. Одни хромали, другие тащились кое-как. Лодка начала крениться на левый борт. Я забрался на неё, влез на мостик и стал помогать подводникам выбираться из узкого отверстия люка.
– В кормовых отсеках есть ещё люди, мёртвые или без сознания, – сказал моторист.
– Перетаскивай их в помещение центрального поста! – крикнул я ему.
Моторист не ответил.
Раненые продолжали подниматься по трапу. Некоторые повредили руки, другие – ноги. Когда поток людей снизу иссяк, я спустился в помещение центрального поста. За мной последовали два унтер-офицера, оставшиеся невредимыми. Внутри корпуса всё было разрушено. Трубы, патрубки, переходники, рубильники, вентили, другие детали оборудования валялись на плитах палубы и в днище. Струя грязной вонючей воды била сквозь широкую трещину в корпусе в кормовой торпедный отсек, быстро заполняя лодку. Три подводника в тяжёлом состоянии лежали на палубных плитах дизельного отсека. Ещё двое распластались между электромоторами в кормовой секции. В то время как подлодка заполнялась маслянистой жидкостью и постепенно кренилась на левый борт, трое из нас таскали тяжёлые тела мотористов в носовые отсеки. Кто-то открыл передний люк, который находился ещё над водой. Общими усилиями мы вытащили мотористов из корпуса и погрузили их на одну из моторных лодок, подошедших к «У-415».
Крен подлодки стал угрожающим. Её корму поглотило море. Как только я перебрался в моторку, старая добрая рабочая лошадка, скользнув по каменной стене, опрокинулась на левый борт. Её палуба скрылась в тёмной бездне моря. Затем, дёрнувшись в последний раз кверху, рубка и мостик опустились в воду, и вся подлодка ушла на дно. «У-415» больше не существовало.
Я ещё не оторвал взгляда от места гибели подлодки, когда пирса коснулась моторка. Ко мне, прихрамывая, подошёл крайне обескураженный старпом. Раздражённый его самовольным выводом лодки из бункера, я крикнул:
– За это вам придётся ответить, старпом!
– Герр обер-лейтенант, мне приказал вывести лодку со стоянки главный инженер флотилии. Он ждал вас целый час и потерял терпение.
– Главный инженер не начальник вам, старпом. Он не может приказывать, когда дело касается лодки. Вам следовало бы это знать. А сейчас соберите всех, кто не пострадал, и пересчитайте. Я буду сопровождать раненых в госпиталь.
– Полагаю, герр обер-лейтенант, двое из наших людей погибли.
– Да, я видел, как их подбросило вверх. Возьмите моторку и поищите их в бухте. Может, тела плавают где-нибудь. Найдёте и сообщите мне об этом немедленно.
Мощный взрыв привлёк внимание экипажей других подлодок, а также докеров, рабочих и служащих верфей. Было много желающих помочь. Когда мы несли тяжелораненых к санитарным машинам, я смог рассмотреть их. У всех были переломы ног. Ступни перекручены назад, пальцы ног сплющены. Одни повредили внутренние органы и стонали от боли, другие находились в бессознательном состоянии, их головы кровоточили.
Я сел в санитарной машине рядом с тяжело раненным электриком, и она помчалась по улицам Бреста под вой сирен. Мне пришло в голову, что «У-415» подорвалась на мине 14 июля в национальный праздник Франции – День взятия Бастилии. Гибель «У-415» была подарком англичан французам в этот день. Моя лодка подорвалась на мине, сброшенной ночью 28 мая. На грохот её дизелей среагировал звукоулавливающий часовой механизм. И всё же я решил, что судьба оказалась благосклонной к «У-415». Она не была потоплена в море, где мы нашли бы свою могилу, а погибла в порту, где оставались шансы на спасение. Почему я не проснулся вовремя? Почему старпом уступил требованиям главного инженера? Эти вопросы мучили меня. И почему я пережил тысячу бомбовых ударов в море, когда другие погибали? Видимо, я не был нужен ни небесам, ни преисподней.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
