Мы говорим об lnstitutio alimentaria — «продовольственном учреждении». Мы знаем о нем в том числе из знаменитой Велейской таблицы, одной из самых пространных бронзовых надписей, дошедших до нас от античного Рима. Археологи обнаружили ее во время раскопок античного поселения Велейя в итальянской провинции Пьяченца.
Траян пустил на это дело личные средства, предоставив их сельским собственникам в разных муниципиях Италии взаем под 5 процентов, призванных пополнять фонд, и под гарантию в форме земельной ипотеки.
Процентные поступления идут на питание нуждающимся детям, которые, таким образом, в течение ряда лет получают свой кусок хлеба и надежду на будущее.
Итак, те, кто богат, помогают детям бедняков (и сам император подает этому пример) или дарят городу монументы. Еще одно отличие римского общества от того образа, который у нас создается по фильмам или историческим романам. Общества, которое во многих чертах походит на наше.
Императорский цвет
Наконец через несколько дней доходит весть о том, что удалось связаться с женихом Элии Сабины. Он вместе с выделенным отрядом II Вспомогательного легиона находится в пустыне во внутренних областях страны. Жрица снаряжает повозку и часть дороги проделывает вместе с Элией Сабиной: уже давно она хотела навестить брата, живущего в Булла-Регии, как раз расположенной по пути.
На следующий день рано утром женщины в сопровождении небольшой свиты выезжают из Карфагена.
Они едут в крытой повозке carruca, похожей на ту, что мы видели в Провансе, но более легкой, принимая во внимание местный климат, и убранной внутри цветными пологами и элегантными подушками, выдающими изысканный вкус хозяйки.
В пути Элия Сабина обращает на что-то внимание и выглядывает из окошка. По бокам дороги лежат морские раковины, сначала понемногу, затем все больше и больше, наконец, высятся целые холмы. Несметное количество раковин, истолченных и бог знает когда оставленных здесь под лучами палящего солнца, выбелившего их до блеска. Поля по краям дороги кажутся свалками под открытым небом.
Это отходы производства огромной фабрики по изготовлению пурпура — можно сказать, «цвета номер один» в Римской империи.
Пурпурный пигмент, использовавшийся для окраски самых дорогих тканей, добывают из моллюсков семейства мурициды, в частности из иглянки (Haustellum brandaris): он содержится в небольшом мешочке — мантийной железе. Но в крайне небольшом количестве: буквально по капельке в каждом моллюске. Отсюда необходимость вылавливать огромные количества этих брюхоногих с помощью подводных вершей, расставленных вдоль побережья.
Затем следует трудоемкий процесс обработки: необходимо вручную извлечь моллюсков, причем, если они слишком малы, приходится дробить раковины на жерновах, потом их на несколько дней оставляют на солнце, после чего вываривают в свинцовых сосудах. В итоге, после удаления примесей, получают пигмент. Плиний Старший дал ему идеальное определение: «…тот драгоценный розовый цвет, что тяготеет к черному и переливается».
Каждый грамм пигмента добыт ценою жизни десятков тысяч морских моллюсков. Понятно, почему он так дорог и почему считается роскошью, как шелк.
Но для чего он нужен? Чтобы окрашивать тоги и другие одежды, но это и нечто большее, чем просто краска, — это статус-символ, как поясняет все тот же Плиний Старший: «…знак отличия сенатора от всадника, используется для умилостивления богов, и придает великолепие всякой одежде: в триумфах и смешанный с золотом. Поэтому следует простить всеобщую одержимость пурпуром…»
В самом деле, можно говорить об одержимости, потому что, хотя римляне и не были изобретателями метода получения пурпура, именно они поставили его на такой «промышленный» поток, что уничтожили популяции моллюсков-мурицидов в обширных областях Средиземного моря. Вот одно из неблагоприятных последствий римской глобализации, которая поразительно похожа на то, что мы наблюдаем сегодня, когда речь идет о воздействии на окружающую среду…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Карета проезжает мимо фабрики — запах валяющихся на солнце десятков тысяч моллюсков невыносим. Пахнет гнилым морем. И этот запах сопровождает нас на протяжении многих километров. Так мы обнаруживаем любопытный факт: фабрики всегда расположены с подветренной стороны (относительно преобладающего в местности ветра) к населенным пунктам, чтобы не отравлять воздух этими тошнотворными миазмами…
Путешествие в экономическую «кладовую» империи
В ходе путешествия кортеж проезжает по совсем не похожей на ту, что знакома нам, Северной Африке. Здесь гораздо больше зелени, словно мы где-нибудь в Испании или Южной Италии. Однако это провинция Проконсульская Африка, включающая нынешний Тунис, часть Алжира и Ливии.
Элия Сабина, убаюкиваемая легким покачиванием повозки, открывает для себя неведомый прежде мир. А вместе с нею и мы: наша повозка проезжает по пути многочисленные сельскохозяйственные усадьбы, широкие возделанные поля, одним словом, как и Египет, эти земли — закрома империи. И здесь выращивают не только пшеницу.
В изобилии имеются фруктовые деревья, инжир, виноград, фасоль. Затем оливковое масло — козырь здешних мест. Начиная с эпохи, в которой мы находимся, его производство настолько интенсифицируется, что уже составляет серьезную конкуренцию италийскому и испанскому маслу. Это явствует из амфор, которые находят археологи в местах раскопок или на затонувших судах этого периода: сосуды африканского типа постепенно вытесняют италийскую керамику.
Путешествие продолжается, навстречу нам, как сегодня на автомагистрали, движутся груженные товарами «фуры», направляющиеся в Рим и другие города империи. Оказывается, Северная Африка экспортирует гораздо больше, чем импортирует. Ткани, шерсть, посуда — в прибавление к дереву и мрамору, уходящему с побережья. Это один из столпов экономики империи.
В какой-то момент мы замечаем, что навстречу нам медленно движется грузовая повозка. Колеса у нее без спиц, они напоминают круглые столешницы и скрипят при каждом повороте. На повозке стоят большие деревянные ящики, их днище окрашено в ярко-красный цвет — это кровь. Очевидно, внутри ящиков — отловленные животные. Например, леопарды или какие-нибудь другие крупные хищники. В этих ящиках везут диких зверей для Колизея. Невозможно даже думать о титанических усилиях, требующихся для отлова этих опасных хищников, для транспортировки их на другой континент… чтобы затем в одно мгновение умертвить их на арене амфитеатра. Повозки скрываются за поворотом, надрывно скрипя колесами…
Спустя недолгое время мимо нас проходит другой живой товар — рабы. Это африканцы с черной как смоль кожей, уроженцы бог знает каких областей. Их схватили, когда они направлялись к реке за водой близ деревни или во время набега… У каждого за плечами своя история. Но у всех одно будущее — рабство, полная утрата свободы, не исключено, и скорая гибель на арене какого-нибудь амфитеатра или медленная смерть на плантациях. Бо́льшая часть из тех, кого мы видим сейчас закованными в цепи, с железными обручами на шеях, не проживет и нескольких лет…
Город в пустыне
Прибытие в Булла-Регию означает — настала пора расставаться. На следующий день Элия Сабина попрощается со жрицей и продолжит путь к возлюбленному одна, на предоставленной ей повозке. С ней последует несколько провожатых: здесь тоже случаются ограбления, особенно в безлюдной местности, которую ей предстоит пересечь. Но где же сейчас ее жених-легионер? Он в поте лица участвует в осуществлении одного из самых смелых проектов римской античности. Построить город с нуля во внутренних областях Северной Африки.
Если подумать, все основные города Средиземноморья расположены вблизи побережья либо непосредственно на морском берегу. Зачем отправляться на плоскогорье в тысяче метров над уровнем моря и в пяти днях пути от Карфагена? Дальше ничего нет: мы фактически у границ империи… Этот проект можно сравнить с рождением Лас-Вегаса, с молниеносной скоростью построенного в пустыне, вдали от всего. Если в случае со столицей игорного мира целью были заработки, то при создании Тамугади[131] цель преследовалась совсем иная: покорить население. Но, как мы скоро узнаем, отнюдь не силой оружия.
