— Чужа душа — темний лес, розбери його, що вин сказав, — отмахнулся Губенко и проверил свой наган.
Неожиданно с реки принесло какие‑то душераздирающие крики, а затем, что‑то упало и сильно бултыхнулось в воду. Махновцы перекрестились и с испуганными лицами пошли по хатам, водкой залечивать свои нервные расстройства.
2
Григория Семенова бросили в заколоченный амбар, служивший временной темницей для пленных красноармейцев, комиссаров и белых офицеров. Пленных белогвардейских солдат махновцы отпускали по своим селам и деревням или оставляли в повстанческой армии, а красных обычно расстреливали.
— Георг, что они с тобой сделали? — кусая губы и со слезами на глазах, всплеснула руками штатный врач отряда Жара и подбежала к Григорию. — Господи, что с твоей спиной, вся кожа исполосована до крови…
— Это, ничего, это нормально, главное кости целы, а мясо нарастет, — через силу откликнулся капитан. — А этот Губенко меня лишний раз угостил плетью, вот это не по уставу, вот за это я с него еще спрошу.
— Георг, сейчас не об этом, мне надо тебя обработать. Аптечка осталась в сумке на седле, но у меня были в кармане бинты, спирт, противостолбнячные и так по мелочи…
— Ладно, Луна, не рви сердце, это мужские болячки, что со Стабом?
— Все нормально, ранение в руку, мягкие ткани, пуля вынута, перевязку сделала, а сейчас он спит.
— Тогда, можешь мной заняться, только нежно.
Пока Медведь подсвечивал лучиной, Жара обрабатывала раны командиру отряда.
— Крепко они тебя Георг отделали, — проворчал боксер. — Видно, и до нас очередь доберется. Придется отбиваться, а иначе не доберемся до конца сказки.
— Вот, тут в амбаре еще два белогвардейских офицера из Алексеевского полка. Вот пробирались к западным границам, хотели уйти в Польшу…
— Понял Медведь, давно они здесь? И что полезного удалось у них узнать?
— Три дня они тут под охраной. Говорят, что тут махновцев не так уж много, человек пятьдесят наберется.
— Вот, это уже хорошие новости, а что еще, Медведь, что‑нибудь еще для души.
— Для души, тоже есть кое‑что. Махновцы в овраге тачанки держат и лошадей, метров 200 отсюда…
— Хорошо, но еще не все, — с трудом говорил Григорий, морщась от боли.
— Охрана там небольшая два махновца охраняют, если не спят там же в тачанке.
— А патроны есть?
— Так точно, командир… патроны, гранаты все наготове. На случай тревоги, для немедленного бегства, ждут приближения Красной армии.
— Ну, тревогу я им обещаю, но не бегство! А теперь кликни мне этих офицеров, потолковать надо.
Григорий Семенов поприветствовал двух белогвардейских офицеров, приметив в них испуг и страх быть расстрелянными.
— Господа, уходить нужно, рассчитывать на гостеприимство Батьки Махно не приходится.
— С одной, стороны да, но у Деникина подписан документ с Махно о союзничестве.
— С красными тоже, вот видишь как они мою спину расписали, а завтра обещали к стенке поставить, хотя мы ни как не красные, да и обращались они к нам как к господам.
— Это перегибы на местах, но сам Батько Махно, если узнает, то им не поздоровиться, — возразил старший белогвардейский штабс–капитан.
Весь отряд нулевого дивизиона стоял полукругом, слушая разговор, понимая, что махновская пуля не лучше иной другой. В другом исходе дела, вряд ли кто из них мог засомневаться. Обхождение и наказание, выпавшее на долю их командира, свидетельствовали об этом.
— Читал я воспоминания Махно, написанные им в Париже, в них он сожалеет, о том, что давал своим подручным согласие на грабежи и расстрелы как красных, так и белых. Кстати, с вас тоже уже сняли сапоги, кроме барышень и меня.
Белогвардейцы вряд ли поняли о том, что имел в виду Григорий под воспоминаниями Махно, написанные в 30–х годах в Париже, но и для них стало понятным, что единственный способ выжить — попробовать бежать отсюда.
— И непременно до рассвета. — уловил мысли бойцов капитан спецназа Семенов. — Пока они все пьют горилку, надо уходить отсюда. А теперь господа офицеры, прошу разъяснить мне, а лучше нарисовать здесь на земляном полу, где находятся тачанки, лошади, да и вообще куда нам бежать.
— А вы куда путь держали? Мы хотели через Украину проскочить в Польшу.
— Ну, это вряд ли, вам удастся. Вот если бы с вами еще корпус Шкуро и конница Мамонтова была. Что до нас, так мы путь держали в Харьков, он же сейчас в руках Добровольческой армии.
Капитан видел нерешительность офицеров, и не мог понять причину, пока не спросил:
— Есть, что‑то, что вам могло мешать вернуться к своим?
— Мы бы снова не хотели быть пушечным мясом и бороться со своим народом.
— Понятно, господа, считаю ваш выбор правильным, но вы можете купить на базаре гражданскую одежду и быть представителями гражданской интеллигенции или мещанами, далекими от войны.
— Ну что же, если так лучше, мы так и сделаем с поручиком Кормилицыным. Тогда, господа, готов участвовать в вашей операции и вместе бежать к Харькову.
— Для начала поясните, что там за гранаты у махновцев в тачанках? Я надеюсь это французские ручные гранаты Ф-1, образца 1915 года весом 550 грамм.
— Так точно, осколочные ручные гранаты французского изобретателя Лемона. Время задержки после срывания кольца до взрыва 4 секунды, — радостно сообщил артиллерийский поручик.
— Не так все плохо, они как наши армейские противопехотные осколочные Ф-1, тогда слушай сюда, — кивнул головой капитан и достал нож из‑за голенища. — Пуля, ты сегодня в ночной операции — главное действующее лицо, поэтому держи нож спецназа.
Опытный офицер спецназа, Пуля быстро подхватил нож и начал ловко вертеть его в руке меж пальцев. Он кивнул головой.
— Знакомая игрушка, смотри даже герб СССР на рукоятке сверкает.
— Второе действующее лицо в предстоящей операции Жара, — окликнул Григорий поникшую сотрудницу отряда «Нулевой дивизион» — Жару. Она лишь вздрогнула, и в дрожащем свете лучины было заметно, как ее глаза зажглись решительным блеском.
Когда ночная темень смешалась с густым туманом, поднимающимся с реки, стало не видно ни чего на вытянутую руку. Уже затихли давно пьяные и крикливые махновцы, да лишь заунывно играла гармошка, вытягивая мехами мотив песни «Черный ворон», а пленный капитан тихонько подпевал:
— Черный ворон, черный ворон,
— Что ты вьешься надо мной?
— Ты добычи не дождешься,
— Черный ворон, я не твой!
— Что ж ты когти распускаешь
— Над моею головой?
— Иль добычу себе чаешь?
— Черный ворон, я не твой!
Среди тишины где‑то заухала выпь, и тотчас закуковала кукушка с другой стороны реки. «Пора», — тихо сказал Григорий и пружинисто встал на ноги. Капитан спецназа так и был раздет по пояс, не имея возможности одеть одежду на исполосованную спину. В дверь амбара, кто‑то постучался изнутри.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
