Но, несмотря на попытки врага, его оборона была прорвана, и 6 апреля передовые соединения 2-го и 3-го Украинских фронтов с севера и юга ворвались на окраины Вены. Через семь дней австрийская столица была полностью освобождена от оккупантов. В результате этой операции войска обоих фронтов разгромили 32,5 дивизии противника и открыли путь в центральные районы Чехословакии и к ее столице Праге. Фашистский рейх лишился важной промышленной базы и многих предприятий по производству военной продукции. Части Красной Армии оказались в 60 километрах от Берлина.
Итак, в апреле 1945 года перед советскими Вооруженными силами стояла основная цель — нанести последний решающий удар по немецко-фашистским захватчикам и водрузить Знамя Победы над Берлином.
«Предстояло разгромить на подступах к Берлину крупнейшую группировку немецко-фашистских войск и взять столицу фашистской Германии, за которую враг наверняка будет драться смертным боем», — вспоминал маршал Г К. Жуков.
Для осуществления этой задачи привлекались войска 2-го Белорусского (командующий Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский), 1-го Белорусского (командующий Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) и 1-го Украинского (командующий Маршал Советского Союза И. С. Конев) фронтов, авиация дальнего действия, Балтийский флот, Днепровская военная флотилия и две армии Войска Польского.
Советское командование сосредоточило на берлинском направлении огромное количество войск общей численностью в 2,5 млн человек, а также 41 600 орудий и минометов, 6250 танков и САУ, 7500 боевых самолетов и много другой техники и вооружения.
В составе фашистских армий, оборонявших Берлин, насчитывалось 1 млн солдат и офицеров, 10 400 орудий и минометов, 1500 танков и САУ и 3300 боевых самолетов. Ожидая наступления советских войск на германскую столицу, фашистское командование в течение марта — первой половины апреля создало на этом направлении крупные резервы за счет вывода танковых и моторизованных дивизий из первой линии обороны. Численный состав пехотных дивизий вермахта был доведен здесь до 7–8 тыс., а танковых — до 8 тыс. человек. При этом наиболее плотная группировка была создана противником в полосе 1-го Белорусского фронта, где оказалось сосредоточено до 50 % всех сил и средств берлинской группировки.
И все же общее превосходство Красной Армии было весьма внушительным и составляло по сравнению с противником в артиллерии в 4 раза, в танках и САУ — в 4,1 раза, в боевых самолетах — в 2,3 раза.
Но, агонизируя, фашистские правители готовы были принести в жертву весь немецкий народ и его будущее. В изданном гитлеровским командованием 9 марта 1945 г. приказе о подготовке к обороне имперской столицы говорилось: «Оборонять столицу до последнего человека и до последнего патрона… Эту борьбу войска должны будут вести с фанатизмом, фантазией… с коварством, с использованием заранее подготовленных… подручных средств на земле, в воздухе и под землей»[478]. К середине апреля 1945 г. продолжали спешно сколачиваться батальоны фольксштурма, в которые мобилизовались невоеннообязанные всех категорий, старики, женщины, подростки.
К этому времени передовые части армий наших союзников достигли Эльбы. И хотя, как было обусловлено на конференции в Ялте, Берлин не входил в зону операций англо-американских войск, правящие круги США и Великобритании стали разрабатывать свой план овладения столицей фашистского рейха. Главным сторонником этого замысла был премьер-министр Великобритании У. Черчилль, вынашивавший идею создания «антикоммунистического барьера» в Европе с участием Германии. 1 апреля 1945 г. он писал президенту США Ф. Рузвельту: «Я хочу сказать совершенно откровенно, что Берлин по-прежнему имеет большое стратегическое значение. Ничто не окажет такого психологического воздействия и не вызовет такого отчаяния среди всех германских сил сопротивления как падение Берлина.
…Русские армии, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них слишком преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу… Поэтому я считаю, что с политической точки зрения нам следует продвигаться в Германии как можно дальше на Восток и что в том случае, если Берлин окажется в пределах нашей досягаемости, мы, несомненно, должны его взять. Это кажется разумным и с военной точки зрения».
«Я, однако, придаю большее значение вступлению в Берлин — возможность, которая вполне вероятно нам представится, — писал У. Черчилль на следующий день генералу Д. Эйзенхауэру… — Я считаю чрезвычайно важным, чтобы мы встретились с русскими как можно дальше на Востоке…»
Как свидетельствуют документы, Эйзенхауэр также был за то, чтобы возглавляемые им объединенные войска союзников первыми вошли в Берлин. Еще 15 сентября 1944 г. в письме к фельдмаршалу Монтгомери он отмечал: «Ясно, что Берлин является главной целью. По-моему, тот факт, что мы должны сосредоточить всю нашу энергию и силы с целью быстрого броска на Берлин, не вызывает сомнений». 14 апреля 1945 г. в докладе Объединенному комитету начальников штабов Верховный Главнокомандующий экспедиционными силами союзников в очередной раз подчеркнул, что было бы весьма желательным нанести удар в направлении Берлина. По этому поводу бывший командующий 12-й группой армий в Европе генерал О. Брэдли вспоминал, что в первой половине апреля 1945 г. он получил от Эйзенхауэра поручение подсчитать, какие примерно потери понесут англо-американские войска, если они попытаются первыми овладеть столицей рейха. Эйзенхауэр получил ответ — не менее 100 тыс. солдат и офицеров. Эта цифра, по словам Брэдли, явилась решающим фактором отказа Эйзенхауэра от данной цели.
И хотя немало фактов свидетельствовало, что зачастую командование западных союзников СССР больше ценило жизнь своих солдат, чем другая сторона, все же, представляется, что не указанная выше цифра, а сложившаяся стратегическая обстановка перечеркнула далеко идущие англо-американские намерения. Ведь было очевидно, что советские Вооруженные силы, передовые соединения которых находились тогда всего в 50–60 км от Берлина, располагали неизмеримо большими возможностями, чтобы первыми овладеть германской столицей. Д. Эйзенхауэр раньше многих понял несбыточность указанного плана. Тем не менее перед танковыми дивизиями 9-й американской армии на всякий случай была поставлена задача: «наступать как можно быстрее на Восток — на Берлин».
Позднее в своих мемуарах Эйзенхауэр старался вообще отрицать существование скрытых замыслов англо-американских союзников по захвату Берлина, а заодно и обелить свои действия. Берлинская наступательная операция началась 16 апреля и продолжалась до 8 мая. В ходе тяжелых, кровопролитных боев войска трех фронтов мощными ударами сумели добиться крупных успехов.
С особым ожесточением враг сопротивлялся на главном направлении в районе Зееловских высот, где наступали воины 1-го Белорусского фронта. Этот естественный рубеж господствовал над местностью, имел крутые скаты, что резко осложнило продвижение войск и заметно отразилось на их потерях. Как писал в своей книге маршал Г. К. Жуков, «при подготовке операции мы несколько недооценивали сложность характера местности в районе Зееловских высот, где противник имел возможность организовать труднопреодолимую оборону. Находясь в 10–12 километрах от наших исходных рубежей, глубоко врывшись в землю, особенно за обратными скатами высот, противник смог уберечь свои силы и технику от огня нашей артиллерии и бомбардировок авиации».
Все это много лет спустя дало известное основание крупному советскому военачальнику генералу армии А. В. Горбатову (командовавшему на заключительном этапе войны 3-й армией) усомниться в правильности общего замысла Берлинской операции. «Я держусь того мнения, — говорил он на встрече с группой сотрудников журнала “Новый мир” в конце 1963 г., — что с военной точки зрения Берлин не надо было штурмовать. Конечно, были и политические соображения, соперничество с союзниками, да и торопились салютовать. Но город достаточно было взять в кольцо, и он сам сдался бы через неделю-другую. Германия капитулировала бы неизбежно. А на штурме, в самый канун победы в уличных боях мы положили не менее ста тысяч солдат».
Как бы отвечая оппоненту, маршал Г. К. Жуков писал: «Сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, я пришел к выводу, что разгром берлинской группировки противника и взятие самого Берлина были сделаны правильно…
Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все ясно, куда легче мысленно строить наступательный план, чем тогда, когда надо было практически решать уравнение со многими неизвестными».
