– Что еще за приятель?
– Стас его хорошо знает. Тоже его бывший одноклассник. Вроде бы порядочный человек. Женат, трое детей…
– Знаю я этих порядочных… – Денис посмотрел на часы. – Ты не видел, Славка дома?
– Час назад прибегал, интересовался, когда ты вернешься.
– Со Светланой он встречался?
– Нет, ни в какую не хотел, но она сама на днях приезжала, долго под окном стояла, пока он все-таки не сжалился, впустил ее. Как раз накануне Людмилиного возвращения это было. – Максим Андреевич поставил чистые тарелки в сушилку и присел на стул напротив сына. – Только через полчаса выскочила она от него вся в слезах. Я ее потом и водой отпаивал, и валерьянкой. Никогда я не видел, Денис, чтобы женщина так плакала… И поначалу никак не хотела говорить, чем ее Слава так сильно обидел, но потом все-таки проговорилась: поспорили они, видно, крепко, и она в сердцах сказала, что не желает, как Людмила Алексеевна, спину за гроши гнуть, ходить в чем попало и тащить на своем горбу мужика, который все равно на ней никогда не женится, потому что оказаться за границей ему гораздо приятнее, чем маяться с женщиной, которая за всю свою жизнь ни одного приличного платья не сносила… Вот Славка и велел ей убираться куда-нибудь подальше и на глаза ему больше не попадаться… Одним словом, прогнал девчонку…
– Ну в этом я его поддерживаю. За такие слова я бы точно вытолкал ее из дома, – процедил сквозь зубы Денис. – Она и у тетки не захотела жить, потому что уже почувствовала запах свободы. Зачем ей этот ежедневный контроль да догляд? Она даже мне заявила: «Что-то вы слишком часто ко мне в гости стали заглядывать, Денис Максимович. Поверить, что вы в меня влюбились, я все равно не поверю. И выпытать у меня, где скрывается Игорь Ярославович, тоже не надейтесь, потому что сама бы очень хотела знать, в каких краях он пребывает!» – Барсуков встал и прошелся по кухне от одного окна к другому, присел на подоконник и вздохнул. – И кто бы мог подумать, что из такой славной и милой девочки получится самая что ни на есть отъявленная и нахальная стерва!
– Все это деньги, Денис, – вздохнул Максим Андреевич. – Почувствовала девочка вкус богатства, да еще так легко оно в руки шло, практически без усилий, вот и сломалась, не выдержала… Но и осуждать ее тоже нельзя, в чем-то и понять можно… И потом, совесть у нее все-таки, наверное, не до конца выветрилась, если так настойчиво пыталась со Славой встретиться. Они ведь с детского сада дружили, да и первую любовь из сердца не сразу выбросишь!
– Вот я и хочу поговорить со Славкой, пока Людмилы нет, что же нам дальше со Светланой делать. Того гляди совсем закрутится, завертится среди этой мишуры. Пропадет ни за грош. Правда, совсем не уверен, согласится ли он со мной разговаривать на эту тему.
– Я тоже думаю, что это напрасный труд. – Старик внимательно посмотрел на сына. – И не со Славой тебе надо разговаривать, а в первую очередь с Людмилой и Антониной. Они лучше всех Светлану знают и в прежние времена всячески помогали ей.
– Не хватало еще нам военный совет в Филях устраивать. – Денис криво усмехнулся. – Как-нибудь обойдемся без их доброго участия.
– Денис, – Максим Андреевич строго посмотрел на сына, – объясни, какая вдруг кошка пробежала между вами? Почему испортились ваши отношения? Почему ты всячески стал избегать разговоров о Людмиле? Ведь, насколько мне помнится, по зиме ты только о ней и говорил. И очень благодарен был, правда, с оговорками, – усмехнулся Барсуков-старший, – за Костю. Это ведь при ней он произнес первое слово и даже не спросясь назначил себе в матери. Видно, решил отцу облегчить выбор…
– Прекрати, пожалуйста, эти разговоры, – недовольно поморщился Денис. – Все что касается Людмилы – моя личная проблема, которая никого, даже тебя, не касается. У нее есть жених, за которого она, по слухам, собирается замуж…
– Собирается? – удивился Максим Андреевич. – Помоему, тебе по роду службы положено владеть более полной информацией, чем мне. Ни за кого она уже не собирается, потому что Вадим в конце августа уезжает за границу со своей невестой Лайзой Коушелл.
– И все-то ты знаешь, – покачал головой Денис, – и ничего-то от тебя не скроешь! Интересно только, какая из сорок новости тебе носит?
– Да какая там сорока, – махнул рукой отец. – То Стас что-то брякнет, то Антонина проговорится, то Славик поделится… Так слово за словом и собирается все в кучку…
– А я и не подозревал, что за моей спиной столь мощный информационно-аналитический центр работает, – усмехнулся Денис. – Тебя бы к нам на службу, цены бы не было!
– Староват я для вашей службы, – улыбнулся Максим Андреевич. – Дай бог с внуком справиться да с этим мохнатым чудовищем! – Он кивнул на окно. – Тебе не кажется, что наш Константин готов уже в конуру переселиться к своему приятелю?..
* * *
Людмила сидела, прислонившись к стволу кедра, и прислушивалась к звукам леса. Снизу, из-за кустов ольховника, доносился ровный грохот реки, не знавшей ни сна, ни отдыха. Иногда по верхушкам кедров и пихт проносился ветер, тайга глубоко, как сонный человек, вздыхала и вновь затихала… С перевала вдруг прилетел короткий басовитый гром: это падали малые лавины. Где-то очень далеко ныла, выворачивая душу, чернявая желна, неспокойная птица, страдающая бессонницей, потом где-то в камнях провыл волк, и все опять стихло…
Медвежонок возился рядом, пытался освободиться от куртки, недовольно порыкивал и крутил черной пуговкой носа. Совсем еще маленький, но тяжелый, он оттянул ей все руки, и Людмила решила оставить его временно на пасеке, на которой с мая по август заправлял дед Банзай.
На небе уже проявились первые звезды, но до пасеки оставалось совсем немного, и она позволила себе этот короткий привал, присев на прогревшиеся камни и с удовольствием вытянув натруженные за день ноги. Вполне возможно, она и заночует на пасеке. Дед, славящийся своим гостеприимством и говорливостью, вряд ли отпустит ее в ночь…
С каждым годом количество пасек в горах увеличивалось. Их разрешали устраивать и вблизи границ заповедника, к чему Людмила относилась неодобрительно и воспринимала как лишнюю головную боль и только. Но с пасеками все-таки пришлось смириться. Дикоросы тоже нуждаются в опылении… Обычно на каждые сто ульев приходился один пасечник. Работали в основном старики, но в последнее время появились и крепкие сорокалетние мужики, и молодежь не старше тридцати лет. Месяцами жили они в полном одиночестве, и лишь раза три за лето приезжали на вьючных лошадях хозяева пасек, забирали мед, воск, взамен привозили продукты. Житье не слишком веселое и даже в нынешние времена на эту работу шли неохотно, и, может, поэтому среди пасечников попадались всякие люди – и те, кто бережно относился к природе, и те, кто жил одним днем, вернее, сезоном.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
