небо. Пламя бушующим океаном текло по тропинкам и веткам, превращая в красный цвет всё новые и новые деревья, которые встречались на пути. Всего за минуту яркая точка превратилась в широкую полосу, которая постепенно двигалась вперёд. Ни секунды не размышляя, Джозеф отправил сообщение Ариверу насчёт пожара, потому что волновался о природе, а не о сохранности лаборатории, и вдавил педаль газа.
– А говоришь, что я сумасшедший! – хитро облизнулся Адлер. – А кто сейчас несётся прямо в очаг?
– Другого выхода нет, как попасть в город, – холодно отрезал Джозеф, сжав руль с такой силой, что побелели костяшки.
– Я же говорю, ты сумасшедший.
Джозеф лишь судорожно выдохнул, пытаясь справиться со своим волнением, и резко нажал на тормоз. Адлер не успел среагировать и разбил себе нос, из которого тут же хлынула кровь на футболку. Но Джозеф мгновенно заставил свою заботу забиться в угол, потому что сейчас дела были важнее, чем кровь из носа любимой девушки, и быстро объехал новое упавшее дерево. Огонь нападал со всех сторон, жар ощущался даже через стекло, колёса дрожали из-за камней и тепла, но парень безжалостно гнал машину вперёд, чтобы как можно скорее выбраться из горящего ада.
– Гони, гони, гони!
Перепачканными от крови руками Адлер вцепился в плечо Джозефа, когда тот въехал в самое горячее место, где горело абсолютно всё: от мелкой веточки до целого дерева. Раздался треск стекла – это разбилось заднее окно из-за очередного упавшего дерева. Огонь тут же стал распространяться по ткани сиденья, быстро подбираясь к гробу Хэмфри. На мгновение Джозеф застыл от ужаса, чётко услышав каждый удар бешено бьющегося сердца, но через секунду перевёл взгляд на дорогу: уже впереди было видно выжженное поле.
– Быстрей! – кричал Адлер, который пытался хоть как-то подправить гроб, чтобы пламя на него не попало, но было тщетно: горело уже почти всё.
Пятьдесят метров.
Тридцать.
Двадцать.
Десять.
Пять.
Секунда – и они молнией выехали из горящего леса на чёрную тропу, полной сажи и тлеющих кустов. Через несколько сотен метров возвышались первые дома Колдстрейна, а за ними виднелся и сам город – такой же полыхающий, как и лес.
– Прыгай!
И вслед за своим криком Джозеф выпрыгнул из горящей машины и успел сделать всего пару шагов перед тем, как волна взрыва отнесла его далеко вперёд. Горячая земля обожгла лицо и ладони, шум стоял в ушах, а глаза до сих пор не привыкли к чёрному цвету после ослепительной яркости огня. Испачкавшись в саже, молодой человек с трудом сел и, тяжело дыша, попытался отыскать Делору, но наткнулся лишь на обломки полыхающего автомобилей. В голову тут же пришла беспощадная мысль: он так никогда и не сможет похоронить Хэмфри, тело которого сгорело после этой безумной гонки. Джозеф ошеломлённо уставился на столб огня и, хватая ртом воздух, даже не пытался отделаться от воспоминаний. А они волной накатили на него: вот маленький братик учился ходить, вот он пошёл в первый класс, а вот получил первую серьёзную похвалу от учителя, а затем – и первую награду за олимпиаду. Джозеф всегда гордился им, всегда восхищался его умом, всегда ставил в пример его целеустремлённость и интерес к наукам, всегда стремился стать похожим на него, потому что Хэмфри был куда лучше и добрее, чем он. Джозеф всегда любил его. С самого его рождения до самой смерти.
И сейчас сердце разрывалось от этой любви.
Ровно как тогда – навязчивое воспоминание заставило сердце застучать ещё быстрее, каждый вдох давался с трудом, ужас заполнил грудную клетку, как призраки – кладбище после полнолуния. В нос заполз запах испорченного пива и табака, ухо уловило чей-то смех и лязг металла, но всё это испарилось, исчезло, погибло с приближением смерти.
Делора лежала на мокром асфальте с раскинутыми в стороны руками и редко прерывисто дышала: тонкий короткий волос дрожал в такт её дыхания, а вместе с этим волоском дрожал и Джозеф. Он не замечал, как плакал, не замечал окровавленного ножа в руках, не замечал холодных капель дождя и сломанного зонта возле согнутых колен – ничего не замечал, кроме уродливой полосы на щеке Делоры и её смертельно побледневшего лица. Жизнь медленно уходила из неё, из этого прекрасного, ещё не тронутого шрамами тела, из этих зелёных глаз, что скрылись под веками и дрожащими ресницами. Жизнь медленно уходила и из Джозефа – он в неподвижном страхе смотрел на любимую и ничего не мог сделать. Шок парализовал его руки и ноги, мозг кричал о том, что надо вызвать скорую или позвать на помощь, но ничто не могло сдвинуть его с места – боль ртутным слоем покрывала всю душу и душила мысли.
Джозеф мог лишь бессмысленно, но с глупой надеждой повторять только одно слово: «Делора, Делора, Делора, Делора…» Он молил Бога всеми словами и на всех языках, которые знал. Он молил Бога, чтобы его любимая оказалась жива. Он молил Бога и ненавидел его одновременно за всю ненависть к своему человеческому творению. Он молил и плакал, не отрывая взгляда от бледнеющего лица девушки.
Лучше бы тогда он, Джозеф, умер. Лучше бы тогда его не стало на этом свете – и не было бы тогда никаких проблем из-за него. Лучше бы тогда…
Но можно это сделать и сейчас.
Почти на ощупь, ещё ничего не видя перед собой и ещё пребывая в летнем дождливом дне полтора года назад, Джозеф нашёл какой-то осколок от машины и приставил его к шее. Пальцы бешено тряслись, с щёк непрерывно текли слёзы, волосы прилипли к мокрому лбу, кожа почти слилась по цвету с пятнами Витилиго – всё говорило о панике, о диком желании со всем этим покончить раз и навсегда.
Покончить с собой.
Всего лишь сделать одно движение – и этот острый осколок перережет горло, чтобы несчастный захлебнулся в собственной крови. Всего лишь одно движение. Одно движение…
Одно.
«Ты хочешь сдаться? Ты можешь это сделать, ещё как можешь, но сначала вспомни о том, что кислота в твоём желудке настолько сильна, что может растворить лезвие бритвы, которые ты глотаешь в виде острых слов от всех людей: как от родных и близких, так и от просто случайных знакомых. Ещё вспомни о том, что твоё левое лёгкое меньше правого, потому что нужно освободить место для сердца, которое находится у тебя в груди и которое так усердно перекачивает в тебе кровь, чтобы ты жил, радовался и плакал. Сердце имеет огромный приоритет. Оно способно
