молясь, чтобы подействовали таблетки, и попытался сосредоточиться на новых проблемах.
– Я не понимаю…
– О, да вы два сапога пара! – рассмеялась девушка. – Хофф точно так же сказала!
– Что..?
Она протянула ему руку, точно собиралась поздороваться.
– Я Адлер. И мне бы хотелось тебя убить, но ты мне нужен. А ещё надо отдать тебе должное: я не ожидал, что ты сможешь выстрелить в нас.
«Я тоже такого не ожидал и больше всего на свете ненавижу себя за свою жестокость», – подумал Джозеф, но руку жать не стал, как бы ему ни хотелось коснуться родной грубой кожи и шрамов на пальцах. Он дал себе обещание, что не коснётся любимой, пока всё не исправит. Но как это сделать, если теперь вместо неё был… кто?
– Кто ты? Что за игра?
– Не будь таким тупым, ты же наверняка заметил, что с твоей обожаемой Делорой что-то не так. Неужели не видно, что у неё множество личностей? Дженнис разве зря старалась, чтобы ты отличил её от Делоры?
– Кто? – ещё больше пугался Джозеф, слыша, как бешеное сердцебиение перекачивало кровь из-за ужаса.
А Адлер всё продолжал тараторить, ни на что не обращая внимания:
– Дженнис часто любила с тобой погулять и развеселить тебя или помочь, ведь она такая мастерица на все руки! Анджелл вообще обожает тебя за то, что ты верующий! Не часто сейчас встретишь таких же тупых и наивных людей, как ты или она. Но вера в этого несуществующего дядьки на небе точно соединила бы вас вместе, если бы Анджелл так не настрадалась бы в детстве, что сейчас боится выходить в Руководство. Ну и не надо, больше времени останется и мне, и другим. Будет так весело!
– Сколько… вас?
– Наконец-то умный вопрос! – обрадовался Адлер, улыбаясь губами Делоры. – Девять, включая первоначальную личность.
– А разве…
– Слушай, а у вас тут не найдётся краски для волос?
Джозеф в полном недоумении смотрел на такое любимое лицо девушки, которое в этот момент казалось как никогда чужим: другая личность, занявшая это тело, исказила мимику совершенно по-другому. И эта же личность теребила длинные чёрные волосы, в которых ярко выделялись белые пряди – это причиняло такую сильную боль парню, что он до сих пор не верил, что его возлюбленная скоро умрёт.
И тогда он останется по-настоящему один.
– Зачем тебе?
– Желательно красной, а то этот чёрный цвет слишком унылый для меня, – Адлер в презрении откинул на плечо волосы. – Как и ты, Джефф Убийца.
– Не называй меня так, – раздражённо процедил сквозь зубы Джозеф, внезапно вновь разозлившись.
– Заметь, не я убил твоего толстячка, как бы мне этого ни хотелось, – издевательским тоном сказал Адлер. – И не я сломал Делору настолько, что мы теперь смогли наконец-то занять Руководство, ведь человека более дорогого, чем ты, у неё нет.
– А… Филис? – вспомнил он, не давая себе ни секунды на размышления, иначе тьма вновь поглотила бы его. И кто знал, может, уже навсегда.
– Жаль, что с этой сумасшедшей девочкой нам так недолго удалось пообщаться! Слишком мало времени мы провели вместе с ней, чтобы привязаться так сильно, как к тебе.
– Но теперь эта связь оборвалась…
Делора любила его. Бесспорно. Любила так сильно, как ничто другое в своей жизни. Любила его больше своей жизни, больше самой себя, больше матери. Больше всего на свете. Весь её поток мыслей был только о нём. О нём. О Джозефе. Столь красивом в её глазах, столь совершенно необычном своей внешностью, столь добром и тактичном. Столь любимом…
И ужасно.
Ужасно больно сделал ей.
Один поступок – одно предательство. И всё – ножницы разрезали нити, соединяющие сердца, а они разбились. Вдребезги.
В-д-р-е-б-е-з-г-и.
– Ты ведь хочешь вернуть её? – Адлер хищно наклонился вперёд, точно собирался поведать какую-то тайну. – Ты ведь хочешь, чтобы Делора вновь оказалась с тобой?
Однажды Джозеф уже пытался вернуть возлюбленную, когда она от него ушла. Однажды он уже совершил ошибку и не хотел её повторять. Но отчаяние просило его дать себе ещё один шанс и двинуться дальше. И отчаяние снова добилось своего.
– Разве ты позволишь это сделать? – подавленно проронил Джозеф, уронив голову в ладони.
Но Адлер не собирался отказываться от своего нового дьявольского плана.
– Нам нужно к Элрою.
XXVII: А с огнём играет дьявол
Может быть, мы попадаем в ад не за те поступки, которые совершили. Может быть, мы попадаем в ад за поступки, которые не совершили. За дела, которые не довели до конца.
Чак Паланик
Голова загружена таким большим количеством мыслей, но ни одну из них Джозеф никак не мог изложить на бумаге. Он сел за руль, взял ветхий дневник, обклеенный старыми наклейками, и чёрную ручку, попытался сконцентрироваться на желтоватой странице… но мысль не хотела вылезать из больной черепной коробки – оставалось только плакать. И вот, сидя за рулём в большой машине и глядя на бескрайний холодный залив Аляски, он утирал слёзы, которые начинали медленно скатываться по горячей небритой щеке. А в чём причина этих слёз? Сколько можно было плакать? Как долго осталось ещё горевать?
Глубокое отчаяние и саморазрушение – это стало для Джозефа неистовой нормой. Раньше было тяжело вытянуть слезу, а сейчас они сами по себе лились нескончаемым ручьём. Он помнил, как его спрашивали, как его дела, а он отвечал с самым спокойным лицом, что всё в порядке.
Но ничего не в порядке.
Уже которую неделю или даже несколько месяцев Джозеф жил с навязчивыми тревогами, с кошмарами по ночам и мнимой надеждой. Почему мнимой? Потому что эта надежда не представляла собой ничего реального – лишь крик в пустоту, улыбка самой смерти или гогот собственной тьмы. И зачем же тогда жить дальше? В чём смысл жизни? Глупый вопрос, задаваемый людьми веками, и главный вопрос в эссентизме. Но почему-то именно в подростковом возрасте часто обострялся этот кризис. Может, это потому, что от таких ещё молодых людей требовали ответы на вопросы, которые они даже вообразить себе не имели возможности? А может, это потому, что человек обретал смысл жизни только с возрастом? А может, он вовсе его никогда и не узнавал? А может, всё дело в безделье, в котором так любили найти выход родители, когда их дети начинали рассказывать о своих проблемах и просить о помощи? Смешно полагать, что именно безделье порождало ночные кошмары, что именно оно повинно в том, что Джозеф просыпался с дрожащими руками и начинал рыдать.
Смешно, но именно так и считала его мама.
Ведь самая
