– Каждый сеанс регенерации является единовременным и непрерывным, – стал отвечать Краснов. – Скажем, отращивание конечности занимает от десяти до пятнадцати корабельных суток, по сути тех же темискирских суток. То есть, один УБээР способен за месяц пропускать по двенадцать-восемнадцать человек. Сроки реабилитации, прошу прощения, это уже уровень местной медицины. Но как правило, после сеанса человек возвращается в строй за месяц. Если брать восстановление внутренних органов, излечение последствий баратравм, ожогов кожного покрова и прочее, то сеанс занимает три-четыре дня. Как не трудно подсчитать, за месяц выходит примерно сорок-шестьдесят человек. Конечно, это капля в море, но чем богаты, как говорится…
– Да пусть и капля! – перебил канцлер. – Но скольким мы сможем помочь! Низкий поклон вам и вашим коллегам, Пётр Викторович…
– Не стоит, Юрий Васильевич, – Краснов неожиданно для себя смутился, – это наш долг даже не как союзников и друзей… Это долг человека.
– Остаётся решить как эти УБээРы переправить вниз и в каком госпитале их разместить, – сказал Верховный. – Сперва, думаю, непременно надо будет организовать ответственную медицинскую комиссию, отобрать кадры для будущего персонала. Решить вопрос с загруженностью блоков.
– Два УБээРа, – предложил Краснов, – можно нацелить на увечных, оставшийся на восстановление комиссованных или непригодных к строевой службе.
– Что ж, можно и так, – согласился Ольшанский. – А на каком принципе работает УБээР? И много ли потребляет энергии? Это я к чему, Пётр Викторович, это я к тому, что не столкнёмся ли мы потом с проблемой энергоголодания?
– Об энергообеспечении беспокоиться не стоит, – заверил Краснов. – Блок питания УБээРа, с учётом максимальной расчётной нагрузки, потребляет энергии, по меркам вашей планеты, очень мало. На борту корабля имеются запасные зарядные батареи, которыми можно будет заменить разрядившиеся. Те, в свою очередь, будут отправляться обратно на корабль для восстановления. Увы, но приспособить зарядку батарей на месте, это, боюсь, пока что неразрешимый технический вопрос. Что же касается принципа работы УБээРа, о нём вам расскажет госпожа Вировец. Краснов кивнул ей, и прежде чем она начала, спросил у Острецова:
– Вы позволите, Ростислав Сергеевич, задействовать вашего ротмистра в качестве естествоиспытателя?
Острецов переглянулся с Хромовым, мол, нет ли у начальника возражений и коротко кивнул.
Получив одобрения, а иного Краснов и не ждал, он взял за локоть Мелёхина и, подводя того к активированной капсуле, распорядился:
– Разденьтесь, сударь, до трусов. А дальше Хельга вам объяснит как ложиться и куда девать руки-ноги. Потом глянул на Вировец и бросил:
– Начинай.
Глава 12
В родном Старграде ротмистр Муранов не бывал больше года. Как-то всё служба не отпускала. И вот получил, наконец, две недели давно заслуженного отпуска и приехал домой к престарелой матери, жившей в опустевшей четырёхкомнатной квартирке. Трудно ей было одной, дочери замуж повыскакивали и поразъезжались кто куда, а единственный сын на фронте. Трудно и одиноко. Поэтому весь первый день ротмистр посвятил матери, а набраться свежих впечатлений о родном городе решил потом. А куда спешить?
На второй день, когда он, давно отвыкший от домашней пищи, уже доедал с любовью вылепленные матерью пельмени, в дверь позвонили. На пороге появился раскрасневшийся от мороза жандарм срочной службы.
– Здравствуйте, сударыня, – поприветствовал тот. – Не скажите, здесь ли проживает ротмистр Муранов? Я должен передать ему пакет.
– Проходите, молодой человек, проходите, – пригласила мать. – Сейчас позову.
Муранов отодвинул опустевшую тарелку, протер салфеткой губы, попутно размышляя, за каким чёртом кому-то понадобилось присылать по его душу вестового. Неужели срочно отзывают? Всё может быть. Однако быстро реагируют, если так. Вчера только на учёт встал.
Он вышел в прихожую в чём был по-домашнему: в тапках на босу ногу, в майке и старых давно не модных брюках. Вестовой поначалу замялся, не ожидал всё-таки увидеть ротмистра в таком виде. Потом козырнул и, протягивая пакет, представился:
– Старградского территориального батальона жандарм Степанищев! – парнем он оказался здоровенным, что не удивительно, других в жандармы не брали.
– Проходи-ка, братец, на кухню, – кивнул Муранов, беря пакет. – Подождёшь меня там. Погреешься.
– Благодарствую, господин ротмистр.
На кухне Муранов усадил вестового у самой печки, подбросил дров и достал из буфета рюмку и бутылку перцовой настойки. Вестовой, тем временем, жадно протянул к огню озябшие ладони. Озябшие, не смотря на рукавицы, которые он уже успел стянуть.
– На вот для сугреву, – протянул рюмку Муранов. – А потом чайку попьёшь, чтоб как проберёт, сразу горяченьким… И шапку сними, не в конюшне…
– Благодарствую. С пакетом подмышкой, Муранов вышел.
Мать с радостью согласилась приготовить гостю чай и даже вареньем попотчевать. Но невысказанная тревога в её глазах не укрылась от сына. Муранов только покачал головой, мол, ничего страшного.
Вскрыв пакет, он внимательно прочитал содержимое. Слава Богу, его не отзывали из отпуска. Но послание интриговало загадочностью. Что за игры, чёрт подери? На кой хрен ему являться в кабинет ?14 административного корпуса следственной тюрьмы? Какой интерес к нему имеют к территориалы? Он особист, контрразведчик. Даже если бы вызвали в расположение полевого батальона, расквартированного в городе, это ещё можно было бы понять. Да и то, какое отношение имеет он, особист, к местным делам? У него другие заботы.
Продолжая теряться в догадках, Муранов одевался в повседневку, пылившуюся в шкафу с довоенного времени. Приколол на китель 'Святого Георгия' 4-й степени за взятый и удержанный ДОТ – свою первую за всю войну награду. И окунувшись в воспоминания, извлёк новенькие, почти не разношенные яловые сапоги. Потом пристегнул к портупее ножны с саблей и кобуру.
На кухне в нос ударил запах свежей ваксы, источаемый отогревшимися у печки сапогами вестового. Парень с удовольствием присёрбывал из трёхсотграммовой чашки, ложками поглощая клубничное варенье в прикуску с песочным печеньем домашней выпечки. Когда вошёл Муранов, он машинально подскочил. Рефлексы взыграли при виде офицерского мундира, а увидав 'Георгия', подобрался, козырнул и засмущался. 'Эх, балда!' – посмеялся про себя Муранов.
– В столовой тоже так вскакиваешь?
– Никак нет, господин ротмистр!
– Сядь. Пей чай спокойно, доедай варенье. Грейся. Если есть полчасика, можешь задержаться. А я пойду.
– Когда ждать-то тебя? – спросила мать.
– Скоро, мама. Ты уж поухаживай за гостем без меня.
– Ну иди. А я послушаю, чем нынче молодёжь живёт…
На улице последнее время стоял крепкий мороз. Муранов не пожалел, что поддел кальсоны с начёсом и вшивник под китель, а под шерстенные портянки тёплые носки. Шапку он тут же натянул на уши, а то пока дойдёшь, отвалятся. И снега навалило в городе порядочно, дворники и снегоуборочные машины третий день гребутся. Хорошо хоть снежный заряд иссяк, а то, пожалуй, из подъезда не выйдешь. Не верится даже, что, по словам матери, несколько дней назад теплынь была.
Добираться до следственной тюрьмы было не далеко. Почти центр города, минут двадцать пешёчком по родным и знакомым улочкам. Народу на улицах почти не было. Кто ж по морозу без дела шляться станет? Спешили прохожие, спешили и проносящиеся по очищенным дорогам экипажи. Одна только ребятня в снежки играла, да тыкая рукой в высь, что-то гомонила.
Муранов скосил взгляд в свинцовое небо и увидел парящего орла. Странно, что он тут в городе забыл? Орлы в степях вокруг обитают, сюда они не забираются.
По контрасту с почти пустыми улицами, у административного корпуса тюрьмы скопилось не мало народу. Над броуновским движением людской массы стоял многоголосый, далеко разносимый при безветрии гомон. А по периметру парами прохаживались полицейские. 'И не холодно же им, – подумалось ротмистру. – Родственнички, мать их…'
Ещё до морозов, дней десять назад, по Старграду прокатились беспорядки. Началось всё с безобидного шествия, организованного какой-то партией. Незаконного шествия, потому как все политические партии вне закона. А закончилось разбитыми витринами, драками с полицией, жандармами и между собой. К счастью, обошлось без поджогов, камней и стрельбы. Может быть оттого, что манифестация была малочисленна, а может потому, что провокаторов вовремя из толпы повыдёргивали. Да оцепление похватало особо рьяных, кого потом по больницам, а кого и на пятнадцать суток в камеры – нервы успокаивать.
Сидевший в дежурке унтер вызвался проводить до означенного кабинета. Муранов постучал и, не дожидаясь 'войдите', толкнул дверь.
