хаос.
Селии пришлось звонить, чтобы он их встретил, иначе не хотели пропускать. Сбежал пациент. Она уже знала про это чрезвычайное происшествие – ей позвонил Дэвид. На редкость неудачный поворот – сейчас, когда, возможно, они уже очень скоро смогут продолжить работу, доктор Лагер сказал, что исчез Роберт Маклеллан. Как он мог сбежать? Как-как… очень просто. Здесь же не тюрьма, сказал Лагер. Двери, конечно, были заперты, но, по-видимому, не все. Утром у нас пересменок. Докладывают о ночных происшествиях и передают дежурство. Маклеллан, очевидно, выбрал именно этот момент.
– Но почему? – спросила Селия.
Беньямин пожал плечами:
– Откуда я знаю? Появилась возможность. Представился случай – и сбежал.
Они подошли к отцовской палате. Тед тут же сел на край койки, развел руками и с нескрываемой иронией произнес:
– Наконец-то дома.
– Ничего, папа. Недолго осталось. Ты ведь помнишь – я говорила в дороге.
– Я бы тоже сбежал. Хотя второй раз вряд ли получится.
Селия улыбнулась. Впрочем, после разговора с Дэвидом улыбка вообще не сходила с ее лица. Но Беньямин оставался мрачно-серьезным.
И она поняла, что ситуация в самом деле опасная.
– А что говорит полиция? Когда они начали искать?
– Почти сразу. Телефон он взял, но выключил. Деньги… понятия не имею. Богатый человек, наверняка есть и наличные, и карточка.
– А не может так быть, что он просто заблудился? Бродит где-то поблизости.
– Ну нет, только не Роберт Маклеллан. Когда я последний раз с ним разговаривал, он читал Шекспира по памяти. Большой кусок. Это, скажу я вам… Нет, он не заблудился. Как бы не совершил какую-то глупость.
– Ты имеешь в виду…
– Не знаю. Ничего не знаю.
– Он был в депрессии?
– Нет… или да, разве поймешь. Депрессия проявляется по-разному. Мне кажется, он кипел от обиды и унижения, хотя и старался скрыть. Не знаю, в какой психологический профиль это укладывается, я не психотерапевт.
– Дэвид сказал, что агрессия связана с перенесенным сифилисом. Ты наверняка уже в курсе. То есть у человека должны найтись антитела. Это же наверняка легко проверить.
– Не так уж легко… Антитела против бледной спирохеты исчезают довольно быстро после окончания лечения. Через полгода нет и следа. Самое большее – через год.
– Очевидно, это не так. Чего-то мы не знаем. Остаются какие-то трудно выявляемые механизмы. Или, возможно, выявляемые, но пока неизвестным нам способом.
– Как бы там ни было, я проверил анамнез. Никаких указаний. К тому же трудно представить, что этот человек мог заразиться сифилисом. Его жизненный стиль… – Беньямин покачал головой. – Маловероятно.
– Я еду прямо на работу. Может быть, что-то удастся выяснить.
– Полиция уже на ногах. Как только будет что-то новое, сообщу.
Селия посмотрела на отца. Тот безучастно смотрел в окно, его будто и не интересовало происходящее. Вид довольно печальный – наверное, из-за заметно отросших волос. Там, в хижине, он выглядел совсем по-другому. Был похож на веселого лесоруба.
Беньямин перехватил ее взгляд.
– В администрации заказали парикмахера. Стрижка нужна не только Теду.
– Вот видишь, Тыквочка? – неожиданно оживился отец. – Пятизвездочный отель. В крайнем случае четырех, но никак не меньше.
– Мне надо ехать, папа, – улыбнулась Селия.
– Я так надоел дочке, что она чуть не прыгает от нетерпения.
– Ничего подобного, – запротестовал Беньямин. – Если ей кто и надоел, так это я.
– Вы оба мне надоели, – улыбнулась Селия. – Все образуется. Мало того – уверена, что очень быстро. И ты, папа, поедешь домой. – Она повернулась к Беньямину: – И ты тоже.
– Мое самое заветное желание.
Селия крепко обняла отца и долго не отпускала.
– Мне давно не было так хорошо, как в эти дни, папа.
– Лучший отпуск в жизни, – хрипло произнес Тед.
– Я тебя очень люблю. Держись.
– Да-да. Поосторожней за рулем.
Она встала и подошла к Беньямину.
– Очень прошу, как только что-то станет известно, сообщи. Маклеллан, ты сказал? Мне кажется, я даже помню его лицо. Не столько его, сколько жены – редкостная модница. Но в любом случае, пока его не найдут, покоя никому не будет.
Селия на секунду вернулась к отцу, обняла еще раз, шепнула “все будет хорошо” и торопливо выбежала из комнаты, на ходу нащупывая в кармане джинсов ключ от машины.
* * *
Гейл достала столовое серебро, вынула ящики, вымыла, вытерла и все вернула на место. Непонятно, откуда берется пыль, ящики давно никто не открывал. Потом занялась шкафами. Несколько сортов муки, которые она когда-то купила по совету Майры – очень, очень полезно, – отправились в мусор. Полбяная мука, гречневая… Как-то она попробовала испечь хлеб из этой муки – ничего хорошего. Странный привкус, которому Роберт тут же придумал определение: веганский. А иногда иронично покачивал головой: очень, очень, даже чересчур полезно. Самое ужасное – полный запрет на соль. У Гейл было чувство, что Майра после нелепой, даже гротескной смерти мужа – залез под кровать и застрял, ты представляешь? какой ужас! – больше всего боится, что и с ней случится нечто подобное. Никакая пряность на свете не спасет этот пресный, безвкусный полбяной хлеб.
Гейл переедание не грозит. Без Роберта она почти ничего не ела. Ее даже беспокоило – почему она не голодна?
Содержимое на полках заметно поредело. Старый, пересохший изюм, сушеный чернослив, курага – все, у чего срок годности заканчивался или уже истек, полетело в ведро.
Настоящая весенняя приборка. У нее даже настроение поднялось – встала пораньше и, еще толком не одеваясь, открыла платяные шкафы. Футболки Роберта – зачем они здесь? В летнем доме на Кейп-Код этих футболок штук двадцать, а в городе он никогда их не носит. Ее майки-безрукавки, которые она вряд ли когда-нибудь решится надеть – кому хочется показывать дряблую кожу на руках? Старые носки Роберта, ношеные телесные колготки – все на выброс. Теперь она носила только черные.
Набралось два больших пластиковых мешка. После ланча отвезет их на станцию сортировки мусора.
Настала очередь ванной. Перенюхала все духи – это было как путешествие во времени. Burberry… Куплены в Лондоне, настолько интенсивный аромат, что они с Робертом целый час проветривали номер. Guerlain Shalimar… Когда-то любимые, но не по возрасту, сплошная экзотика – ваниль, ладан… Перед глазами встала Венеция. Она купила этот парфюм в аэропорту. Какой замечательный был уик-энд! Они ели пасту на набережной у моста Риалто, хохотали над хитрым воробьем, пристроившимся на парапете и выжидающим момент, когда кто-то отойдет от столика. Тут же срывался, совершал налет и мгновенно возвращался на свой наблюдательный пост с длинной спагеттиной в клюве. Потом, разумеется, катались на гондоле.
Некоторые города настолько знамениты, что невольно охватывает
