В том же самом труде Филалет повествует своим необычным, символическим стилем:
«Земля невидима… для моей души это так, более того глаз человека никогда не видел Землю и не может быть она видима без особого искусства. Сделать этот элемент невидимым, есть величайший секрет магии… что касается этого загрязненного огромного тела, по которому мы ходим, то это компост, но не Земля, но он содержит Землю в себе… одним словом все элементы видимы, кроме одного, а именно Земли, и когда ты достигаешь такой степени совершенства, чтобы узнать почему Бог сделал Землю невидимой,[189] у тебя будет великолепный прообраз, по которому можно познать Самого Бога, каким образом Он видим, каким невидим» [241, с. 11].
За столетия до появления ученых девятнадцатого века мудрецы Востока с такими словами обращались к невидимому божеству: «всемогущей руки Твоей, создавшей мир из необразного вещества» [«Премудрости Соломона», XI, 18]. В этих словах заключено гораздо больше того, что бы мы хотели объяснить, но мы желаем сказать, что тайна достойна поиска и, возможно в этой бесформенной материи, в до-адамической земле кроется «потенция», с которой господа Тиндаль и Гёксли были бы рады познакомиться.
Но чтобы снизойти от целого к частному, от древней теории эволюции планет к эволюции растительной и животной жизни, в противовес теории об особом сотворении, как назовет Проктор следующие слова Гермеса, как не предварение современной теории об эволюции видов?
«Когда Бог наполнил свои могущественные руки всем тем, что существует в природе в том, что ее окружает, затем, сжав их плотно, он сказал: «Прими от меня, о, священная Земля! этому предназначено быть матерью всего, чего бы ты не попросила» и тотчас открыв такие руки, какие подобает иметь Богу, он бросил вниз все, что было необходимо для сотворения вещей».
Здесь мы имеем первичную материю, заключающую в себе «обещание и потенциальную возможность любой будущей формы жизни», и земля объявляется предназначенной матерью всего, что отныне будет рождаться из ее чрева.
Более определенно выражается Марк Антоний в беседе с самим собой:
«Природа вселенной не имеет большей радости, как изменять все существующее и являть его в разных формах. Это ее фантазия сыграть одну игру и начать другую. Материя лежит пред ней, как кусок воска и она придает ему различные формы и очертания. Сейчас она создала птицу, затем из птицы – животное, теперь цветок, потом лягушку, и она наслаждается своими магическими превращениями, как люди своими собственными фантазиями» [241].
Раньше, чем кто-либо из современных учителей задумался об эволюции, древние учили нас через Гермеса, что ничто не возникает в природе внезапно, что она никогда не развивается скачками и рывками, что все в ее работе неторопливо, гармонично и там ничто не является неожиданностью – даже жестокая смерть.
Медленное развитие из предшествующих форм было доктриной розенкрейцеров-иллюминатов. Tres Matres показали Гермесу таинственный успех их работы, прежде чем они снизошли и открылись средневековым алхимикам. Теперь на языке Гермеса эти три матери являются символом света, тепла и электричества или магнетизма, последние два, являются изменчивыми, также как и все силы или агенты, которые имеют определенное место в современном «соотношении сил». Синезий упоминает каменные книги, найденные им в храме Мемфиса, на которых было выгравировано следующее изречение:
«Одно естество блаженствует в другом, одно превосходит другое, одно подчиняет другое, но все они едины».
Постоянное движение, присущее материи, выражено в изречении Гермеса: «Действие есть жизнь Пта»; и Орфей называет природу Πολυμήχάνος ματηρ, «мать, которая создает множество вещей», или гениальная, затейливая, изобретательная мать.
Проктор говорит:
«Все, что на земле и внутри ее, все растительные формы и все животные формы, наши тела и мозги созданы из веществ, которые были притянуты из глубины окружающего нас со всех сторон пространства».
Герметисты и поздние розенкрейцеры считают, что все вещи видимые и невидимые были созданы соревнованием света с тьмою, и что каждая частица материи содержит в себе искру божественной субстанции или света, дух, который, благодаря своей тенденции освобождаться от пут и возвращаться к центральному источнику, создает движение частиц и из движения рождаются формы. Цитируя Роберта ди Флактиба, Харгрейв Дженнингс говорит:
«Так все минералы в этой вспышке жизни имеют рудиментарную возможность растений и растущих организмов, так все растения обладают рудиментарными чувствами, которые могут (через века) дать им возможность совершенствоваться и трансмутироваться в движущиеся новые создания низших или высших по своему развитию, обладающие добрыми или злыми функциями; так все растения и весь растительный мир может перейти (обходными путями) на более высокую ступень, чем они занимали, на независимое более совершенное продвижение, позволяющее их изначальной искре света разрастаться и трепетать более высокими вибрациями, гореть ярким пламенем и устремляться вперед к более обширной информации, будучи целиком захваченной планетными влияниями, управляемыми невидимыми духами (или работниками) великого Изначального Архитектора» [76].
Свет – первое, что упоминается при Сотворении, называется каббалистами Сефира, или божественный разум, мать всех сефиротов, в то время как Непроявленная Премудрость есть отец. Свет есть первое проявление и первая эманация Всевышнего, и Свет есть Жизнь, говорит евангелист (и каббалист). И то и другое суть электричество – жизненный принцип, Anima Mundi – наполняющее вселенную, электрический жизнедатель всех вещей. Свет есть великий маг-Протей, всемогущие и разнохарактерные вибрации которого по божественному велению Архитектора рождают любую форму и любое из живущих существ; из его разверстого чрева рождается материя и дух. В его лучах покоятся начала всех физических и химических действий и всех космических и духовных феноменов; он оживляет и разлагает, он дает жизнь и несет смерть, и из его точки исхождения постепенно возникли к существованию мириады миров, видимые и невидимые небесные тела. От луча этой Первой Матери, единой в трех, «Бог», согласно Платону, «возжег огонь, называемый нами Солнцем» [32], и который не есть причина света или тепла, но лишь фокус, или, можно сказать, линза, посредством которой лучи предвечного света материализуются и сосредотачиваются на нашей Солнечной системе и производят все соотношения сил.
Этого достаточно по поводу первого высказывания Проктора; теперь о втором.
Труд, о котором мы упоминаем, включает в себя двенадцать очерков, последний из которых озаглавлен «Мысли об астрологии». Автор придает предмету гораздо большее значение, чем обычно принято среди людей его класса, такое, что становится очевидным, что он внимательно изучал его. Фактически он идет так далеко, что говорит:
«Если мы считаем материю обоснованной, то мы должны допустить… что из всех заблуждений, в которые впадали люди в своем желании проникнуть в будущее, астрология является одним из наиболее заслуживающих уважение и, даже можно сказать, наиболее резонным» [242, с. 313].
Он допускает, что
«Небесные тела действительно управляют судьбами народов и наций самым безошибочным образом, поскольку без контролирующих и благотворительных влияний главного среди этих небесных тел – Солнца – каждое живое существо на земле должно погибнуть» [242, с. 313].
Он допускает также влияние Луны, и не видит ничего странного в суждениях древних по аналогии, что, если среди небесных тел два имели могущественное влияние на землю, то будет
«…естественно, что другие движущиеся тела, известные древним, тоже должны считаться обладающими своими особыми силами» [242, с. 314].
Действительно, профессор не видит ничего безрассудного в их предположении, что влияния, оказываемые медленно движущимися планетами «могут быть даже более сильными, чем даже влияние самого солнца». Проктор думает, что астрологическая система «сформировалась постепенно, и вероятно, путем накопления опыта». Некоторые влияния могли быть выяснены путем наблюдения за событиями, судьбами того или иного короля или вождя, приводя астрологов к тому, что они начали приписывать особое значение тем планетным аспектам, которые были в момент рождения этих лиц. Некоторые возможно были выдуманы и позднее получили всеобщее признание, будучи подтвержденными каким-то случайном совпадением.
