– Не могу! – кричала она, прижимая ладони к глазам. – Я не могу!
Глаза Зандрамас вспыхнули.
– Я торжествую! – воскликнула она ликующе. – Выбор должен быть сделан, однако теперь право выбора переходит к другому. Цирадис лишена этого права, ибо решение не выбирать тоже суть выбор!
– Это правда? – быстро спросил Гарион у Бельдина.
– Существуют две точки зрения на сей вопрос...
– Да или нет, Бельдин!
– Я не знаю. Я, право, не знаю, Гарион.
И тут туннель озарился светом, что был ярче солнца. Сияние все усиливалось, высветив даже глубокие щели между камнями.
– Миг настал, – произнес так хорошо знакомый Гариону голос, доносящийся теперь из уст Эрионда. – Миг выбора настал. Выбирай, Цирадис, иначе все погибло.
Цирадис покачнулась. Глаза ее нерешительно перебегали с одного лица на другое. И вот она вновь заломила руки.
– Она не может! – воскликнул император Маллореи, бросаясь к ней.
– Она должна! – Гарион схватил друга за руку – Если она не сделает этого, все пропало!
И вновь глаза Зандрамас зловеще вспыхнули.
– Хватит с нее! – раздался ее торжествующий крик. – Ты сделала выбор, Цирадис! Ничего уже нельзя изменить! И теперь я сделаю выбор за тебя и вознесена буду превыше всех, когда вновь явится Владыка Тьмы!
Это и была последняя ошибка Зандрамас, ее роковая ошибка. Цирадис выпрямилась, и пылающие глаза ее устремились прямо на огненное лицо колдуньи
– Ты ошибаешься, Зандрамас, – прозвучал ледяной голос келльской пророчицы. – То, что произошло, – лишь минутная слабость, а вовсе не выбор! У меня есть еще время!
Она запрокинула свое прекрасное лицо и закрыла глаза. Под сводами грота мощно, словно аккорд органа, зазвучал хор келльских прорицательниц и вдруг оборвался резко, вопросительно...
– Теперь решать буду только я, – сказала Цирадис. – Все ли условия совпали?
Вопрос ее обращен был к двум безликим сущностям, говорящим теперь устами Эрионда и Гэрана.
– Да, совпали, – произнесла одна из них устами Эрионда.
– Да, совпали, – эхом откликнулась другая устами Гэрана.
– Тогда внемлите!
Прорицательница мгновение внимательно смотрела в лица юноши и мальчика. И вот, с криком нечеловеческого отчаяния, упала она на грудь Эрионду.
– Выбираю тебя! – прорыдала она. – Права я или ошибаюсь, но я выбираю тебя!
Внезапно грот резко накренился, но это не было землетрясение, потому что ни единый камушек не отделился от мрачных стен. Гарион отчего-то не сомневался, что накренился сразу весь мир – нет, даже все мироздание. Энергия, выход которой дало решение Цирадис, была непостижима для смертного ума.
Но вот невыносимо яркий свет стал постепенно гаснуть, вслед за ним и свет, исходящий от Сардиона, померк и поблек. В момент выбора черную колдунью резко отбросило назад, и огоньки у нее под кожей замерцали с удесятеренной силой, затем они стремительно закружились, делаясь все ярче и ярче...
– Нет! – взвизгнула Зандрамас. – Нет!
– Может быть, эти огни и есть знак твоего величия, Зандрамас? – прозвучал голос Поледры. – Ты, возможно, еще «воссияешь ярче прочих созвездий небесных». Ты сослужила верную службу Пророчеству Тьмы и заслужила за это награду.
И бабушка Гариона твердой поступью направилась прямо к черной колдунье. Зандрамас резко отпрянула.
– Не касайся меня!
– Я и не собираюсь касаться тебя, Зандрамас, только твоих одежд! Я хочу видеть своими глазами и награду твою, и твое возвышение. – И Поледра одним движением сорвала с колдуньи черный балахон.
Зандрамас даже не сделала попытки прикрыть наготу, ибо под одеждой у нее не было тела. Виден был лишь смутный абрис, легкий туманный контур, внутри которого кружились огоньки, делаясь с каждой секундой все ярче.
Гэран же на своих крепких ножонках кинулся прямо к матери, а Сенедра, рыдая от счастья, заключила его в объятия и крепко прижала к груди.
– Что будет с ним? – спросил Гарион у Эрионда. – Ведь теперь он Дитя Тьмы.
– Нет более Детей Тьмы. Твой сын в безопасности.
Гарион испытал невыразимое облегчение. И все явственнее делалось посетившее его в момент выбора, сделанного Цирадис, ощущение богоприсутствия. Он пристальнее вгляделся в Эрионда, и ощущение это усилилось. Раньше Эрионду было на вид никак не более двадцати, теперь же он казался ровесником Гариона – лицо его, прежде невинное, словно у младенца, стало серьезным и мудрым.
– Нам осталось кое-что докончить, Бельгарион, – сказал он.
Сделав знак Закету приблизиться, он осторожно передал маллорейцу все еще рыдающую Цирадис.
– Прошу тебя, заботься о ней.
– Я никогда ее не оставлю, Эрионд, – пообещал Закет и бережно повел плачущую девушку к остальным.
– А теперь, Бельгарион, – продолжал Эрионд, – передай мне Шар, принадлежащий брату моему. Пора завершить начатое.
Гарион потянулся к рукояти Ривского меча и положил руку на Шар Алдура.
– Выходи, – приказал он Шару.
Шар легко выскользнул из своего углубления, и Гарион передал его юному богу.
Эрионд поглядел сперва на светящийся голубой камень, который держал в руке, затем перевел взгляд на Сардион, а затем вновь взглянул на Шар Алдура. В лице бога было нечто необъяснимое, когда он глядел на эти два камня, лежащие на черте, разделяющей мироздание. Он поднял вверх лицо – и мгновение спустя оно снова выглядело безмятежным.
– Да будет так! – провозгласил он и, к ужасу Гариона, крепко сжал в ладони Шар и поднес руку к Сардиону.
Мерцающий красным светом камень, казалось, вздрогнул. Подобно Ктучику, он вначале расширился, затем сжался. Потом снова расширился – в последний раз. И, подобно Ктучику, взорвался, но взрыв этот сдерживала неведомая сила, исходящая то ли от Эрионда, то ли от Шара, то ли откуда-то еще... Гарион ясно осознавал, что, если бы не эта сила, ничто в мире не устояло бы на своих местах после взрыва такой невообразимой мощи.
Но невзирая на то, что присутствующих защищало бессмертное и неуязвимое теперь тело Эрионда, титанической силой взрыва все брошены были наземь. С потолка дождем посыпались камни, и вся пирамида содрогнулась. Землетрясение это было мощнее того, что некогда до основания разрушило Рэк-Хтол. Не успев даже ни о чем подумать, Гарион перекатился по полу, чтобы прикрыть собой Сенедру и Гэрана. Он успел заметить, что многие из его друзей таким же образом защищают своих любимых.
Земля продолжала сотрясаться, но на алтаре теперь уже не было видно Сардиона. На его месте сиял огненный шар – он был в тысячу раз ярче солнца.
А Эрионд с тем же непоколебимым спокойствием извлек руку вместе с Шаром Алдура из жуткого пламени, охватившего Сардион. И вот, когда последнее препятствие, удерживавшее Сардион от разрушения, было устранено, камень взорвался. Сверкающие осколки ударили в потолок пещеры – кровлю мгновенно сорвало, и во все стороны разлетелись колоссальные базальтовые глыбы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
