Туманное алое свечение, исходящее от Сардиона, пригасило искорки, перебегающие под кожей Зандрамас, и Гарион различил наконец ее черты. Лицо ее выглядело озабоченным. Она явно была не готова к внезапному поражению повелевающего ею духа – пусть даже в самом малом. Ее стремление к победе любой ценой теперь натыкалось на преграду – руководивший ею доселе дух лишил ее своей поддержки. Ее собственный разум – или то, что от него осталось, – все еще тщился избежать Последнего выбора. Оба противоборствующих духа с самого начала порешили вручить право этого выбора прорицательнице из Келля. Все увертки, хитрости и подлости, на которые пускалась Дитя Тьмы на своем пути к месту последней встречи, были плодом больного сознания самой колдуньи из Даршивы. И теперь Зандрамас, ожесточенная и загнанная в угол, была много опаснее, чем когда-либо прежде.
– Ну что, Зандрамас? – спросила Поледра. – Неужели именно сейчас решила ты сразиться со мной? Неужели мы должны уничтожить друг друга сейчас, когда долгожданное время столь близко? Если ты дождешься того момента, когда Цирадис сделает выбор, то у тебя будет верный шанс заполучить то, чего ты столь отчаянно жаждешь. Если же ты бросишь мне вызов, то все дальнейшее – лишь дело случая. Неужели ты выберешь полную неуверенность, отвергнув верный шанс восторжествовать?
– Я сильнее тебя, Поледра, – упрямо провозгласила Зандрамас. – Я – Дитя Тьмы.
– А я – Дитя Света. Я была им! Неужели ты рискнешь? Ведь я вновь могу продемонстрировать свою силу, неужели ты рискнешь всем, Зандрамас?
Глаза Зандрамас сузились, и Гарион отчетливо ощутил, как она концентрирует волю. Колдунью из Даршивы объяло облако тьмы, она схватила сына Гариона и высоко подняла его над головой.
– Вот залог моей победы, Поледра! – прошипела она. И, крепко обхватив запястье вырывающегося мальчика, показала всем его ладошку с печатью Шара Алдура. – В тот самый миг, когда рука сына Бельгариона коснется Сардиона, я восторжествую!
Она медленно двинулась к алтарю.
Гарион поднял меч и направил лезвие на Зандрамас.
– Останови ее! – приказал он Шару.
Ослепительная синяя искра слетела с острия, но, натолкнувшись на темное облако, окружавшее Зандрамас, разлетелась на мириады крошечных безобидных огоньков. Колдунья из Даршивы неумолимо приближалась к цели.
«Сделай что-нибудь!» – безмолвно воскликнул Гарион.
«Я не имею права вмешиваться», – ответил голос.
– Неужели это все, на что ты способна, Зандрамас? – с невозмутимым спокойствием спросила Поледра.
Гариону частенько приходилось слышать подобную интонацию – так говорила Польгара. Однако Поледра в своей невозмутимости была еще могущественнее. Она взмахнула рукой в сторону Зандрамас. Ноги Гариона чуть было не подломились – столь мощен был заряд энергии, посланный в цель Поледрой. Темное облако, скрывавшее Зандрамас и Гэрана, исчезло. Но и это не остановило колдунью из Даршивы.
– Неужели ты убьешь собственного сына, Бельгарион из Ривы? – спросила она. – Ведь ты не можешь нанести мне удар, не пожертвовав сыном!
«Я не могу! – мысленно закричал Гарион. Глаза застилали слезы. – Не могу!»
«Ты должен. Ведь ты заранее знал, что такое может произойти. Если она принудит твоего сына коснуться Сардиона, для него это будет хуже смерти! Ты должен решиться, Гарион!»
Сотрясаясь от беззвучных рыданий, Гарион взмахнул мечом. Гэран глядел прямо ему в лицо. В глазах мальчика не было и тени страха.
– Нет!
Это закричала Сенедра. Она стремительно кинулась вперед со смертельно белым лицом и заступила дорогу Зандрамас.
– Если ты намереваешься убить моего малыша, то и меня убей, Гарион! – тихо, но решительно произнесла она.
Сенедра повернулась к Гариону спиной и покорно склонила голову.
– Что ж, так еще лучше! – обрадовалась Зандрамас. – Отважишься ли ты умертвить и сына, и жену, Бельгарион из Ривы? Унесешь ли ты с собой в могилу их обоих?
Гарион с искаженным болью лицом лишь еще крепче стиснул рукоять Ривского меча. Да, он готов был одним ударом покончить и с собственной жизнью.
Зандрамас, не выпуская ручки Гэрана, уставилась на него, не веря своим глазам.
– Ты не посмеешь! – воскликнула она. – Ты не сможешь!
Гарион стиснул зубы и размахнулся.
Теперь взор Зандрамас полон был уже не изумления, а ужаса. Она споткнулась и медленно начала отступать.
– Ну же, Сенедра! – Голос Поледры прозвучал, словно удар хлыста.
Королева Ривы, готовая к неминуемой гибели, была словно туго натянутая струна – и эта струна наконец со звоном лопнула. Одним прыжком, словно тигрица, подскочила она к колдунье и выхватила Гэрана из ее рук. И вот она уже стоит рядом с Поледрой.
Зандрамас, рыча от злости, готова была уже броситься за нею вдогонку, но...
– Нет, Зандрамас, – твердо произнесла Поледра. – Один шаг – и я убью тебя. Или это сделает Бельгарион. Ты выдала себя с головой. Твой выбор сделан – ты более не Дитя Тьмы, а простая жрица! В тебе здесь нет более нужды! Можешь убираться или умереть.
Зандрамас окаменела.
– Твои увертки ни к чему не привели – даже последняя. У тебя нет более права выбора. Подчинишься ли ты теперь прорицательнице из Келля?
Зандрамас во все глаза глядела на Поледру с выражением ужаса и ненависти на испещренном искрами лице.
– Ну так что же, Зандрамас? Что ты решила? Умереть столь близко от желанной цели? – Янтарные глаза Поледры глядели, казалось, прямо в душу жрице – если была у нее душа. – Но нет, похоже, ты этого не хочешь. Ты не можешь. Но я требую, чтобы ты сказала это вслух, Зандрамас. Теперь ты подчинишься решению Цирадис?
Зандрамас сжала зубы.
– Да, – проскрежетала она.
Глава 24
Снаружи все так же грозно рокотал гром и бушевал шторм, который высшие силы замыслили еще в первый день творения. Ветер ужасающе завывал и стонал в туннеле, ведущем из амфитеатра в грот. Вкладывая меч в ножны, Гарион вдруг ясно осознал, что именно с ним происходит. Удивительно, как же это он раньше не догадывался, в чем дело. Обстоятельства требовали принять судьбоносное решение. И то, что он, совершенно не ломая головы, преспокойно следил за происходящим, могло означать лишь одно: решение давным-давно уже было принято, но таилось в таких глубинах его подсознания, что сам он до сих пор этого не осознавал. Возьмись он искать единственно верный ответ сейчас, назойливые мысли о надвигающемся великом событии только смутили бы его, породили бы в его мозгу мириады трусливых «а что, если...», которые в конечном счете могли бы поколебать его решимость именно в тот момент, когда она ему нужнее всего. Верный или ошибочный, но выбор он уже сделал, и переживать по этому поводу теперь было совершенно бессмысленно. Гарион знал, что руководствовался он не только доводами разума, но еще и внимал голосу сердца. На него снизошли покой и безмятежность, ибо он непостижимым образом понял, что его выбор, каким бы он ни был, единственно верен. И Гарион принялся спокойно изучать грот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
