class="p1">Когда все огни погасли, в доме стало совсем темно, разговоры прекратились и все люди замерли в молчаливом ожидании. Завывания ветра за стенами жилища, казалось, стали более громкими, а из труб, подводивших воздух к очагам, потянуло холодом, который в данной ситуации вызывал более глубокое и зловещее ощущение холодного страха. Огонь оценивали и воспринимали как нечто само собой разумеющееся, но сейчас, увидев, что погашены все костры, люди вспомнили, что именно от огня зависит их жизнь.
В результате непотушенным остался только центральный кухонный очаг. Эйла устроилась возле одного из боковых очагов, заготовив кучку хвороста, и затем по молчаливой команде Тули Барзек, осознавая всю драматичность момента, медленно вылил остатки влажного ила на костер центрального очага, чем вызвал испуганные вздохи соплеменников.
Жилище мгновенно погрузилось во тьму. Это был не просто полумрак или недостаток света, а настоящая кромешная тьма. Жуткая, удушающая и неотвратимая чернота проникла во все уголки длинного дома. Здесь не было ни звезд, ни небесного светила, ни перламутрово-дымчатых подсвеченных облаков. Нельзя было увидеть даже поднесенную к глазам руку. В этом мраке растворились все объемы и размеры, исчезли тени, исчезли все очертания черного на черном. Чувство зрения полностью утратило свой смысл.
Заплакал ребенок, но мягкий материнский голос быстро успокоил его. Затем стали различимы тихие звуки дыхания, слабый шорох движений и сдавленные покашливания. Послышался чей-то спокойный голос, и ему ответил второй, более низкого тона. Запах обугленных костей в потухших кострах стал более сильным, но к нему примешивалось множество других самых разнообразных ароматов: выделанной кожи, плетеных циновок, сухих трав и пищи, которая еще готовилась на очагах или хранилась в кухонном помещении. Более отчетливыми стали запахи, исходившие от человеческих тел и ног, запахи теплого дыхания.
Вся стоянка, погрузившись во мрак, пребывала в смущенном напряженном ожидании. Общее настроение выражалось скорее легкой тревогой, чем страхом или испугом. Казалось, прошло довольно много времени, прежде чем люди начали выражать свое беспокойство. Их терпение подходило к концу, они не понимали, с чем связана эта затянувшаяся пауза.
В этом был повинен Мамут. Старый шаман питал слабость к созданию драматических эффектов – это была его вторая натура, – он почти интуитивно угадывал, в какой момент надо начать действо. Вдруг Эйла почувствовала руку Мамута на своем плече. Это был сигнал к началу представления. В одной руке она держала кусок пирита, а в другой – кремень, на земле перед ней лежала кучка сухого хвороста. В кромешной темноте земляного дома Эйла на мгновение закрыла глаза и, глубоко вздохнув, ударила пиритом по кремню.
Вспыхнула яркая искра, и этот огненный лучик на краткий миг осветил стоявшую на коленях молодую женщину, вызвав пораженные вздохи и благоговейные восклицания обитателей стоянки. Когда темнота вновь скрыла Эйлу, она второй раз ударила камнем о камень, но теперь непосредственно над кучкой заготовленного хвороста. Искра упала на этот легковоспламеняющийся материал. Наклонившись, Эйла подула на задымившиеся стружки – пламя мгновенно охватило хворост. И она услышала изумленные возгласы, потрясенные «ахи» и «охи».
Подбросив в костерок еще немного сухой травы из заготовленного запаса топлива, Эйла подождала, пока она схватится огнем, и положила сверху более крупные ветки и сучья. Убедившись, что костер хорошо горит, Эйла поднялась на ноги и посмотрела на Неззи, которая уже разгребала грязь и пепел в центральном кухонном очаге, чтобы перенести туда горящие ветки. Кроме того, она приоткрыла заслонку дымохода, чтобы поток свежего воздуха раздул пламя, и вскоре обугленные кости вновь загорелись. Внимание людей было сосредоточено на этом процессе, но, когда в очаге весело затрещал огонь, они вдруг поняли, как мало на это ушло времени. Это было похоже на настоящее чудо! Как же Эйла умудрилась так быстро сотворить огонь?
Талут потряс Говорящим Жезлом и трижды ударил о землю его толстым концом.
– Итак, будет ли теперь кто-то возражать против того, чтобы Эйла стала членом племени мамутои и дочерью Львиной стоянки? – спросил он.
– А согласится ли она научить нас этому магическому способу? – спросил Фребек.
– Она не только согласна открыть нам этот секрет, но и обещала подарить по огненному камню каждому очагу Львиной стоянки, – ответил Талут.
– Ладно, тогда у меня нет возражений, – сказал Фребек.
* * *
Разобрав дорожные сумки и мешки, Эйла и Джондалар сложили вместе имевшиеся у них куски железного колчедана и выбрали из них шесть лучших для подарков. Прошлым вечером Эйла разожгла огонь в каждом очаге, показав всем, как это делается, но она слишком устала – да и время было позднее, – поэтому решила отложить все остальное до утра.
Шесть светло-желтых камней, отливающих металлическим блеском, лежали на меховом покрывале маленькой неприметной кучкой, и, однако, вопрос о приеме Эйлы в племя мамутои благополучно разрешился именно благодаря этим камешкам. Глядя на них, никто бы не догадался, какой магической силой обладают эти обломки.
Взяв в руку горстку огненных камней, Эйла задумчиво взглянула на Джондалара.
– Только один человек возражал против моего приема. Почему же почти все остальные готовы были согласиться с его мнением? – спросила она.
– Не знаю, – ответил Джондалар. – Вероятно, это объясняется тем, что на таких стоянках люди очень тесно связаны друг с другом. Если один человек неприязненно относится к другому, то в результате может возникнуть опасная ситуация, особенно в зимний сезон, когда морозы практически не позволяют людям покидать жилище. Разногласия могут привести к ссоре и разделить людей на два лагеря. Дело может дойти до драки и членовредительства. А бывает, что вражда становится настолько сильной, что люди начинают мстить друг другу. Порой стоянка даже распадается на два враждующих лагеря, и люди решают разойтись, чтобы избежать дальнейших конфликтов. А бывает, что зачинщику ссоры предлагают покинуть стоянку, откупившись от него ценными подарками.
Нахмурив лоб и закрыв на мгновение глаза, Джондалар болезненно поморщился, словно вспомнил о чем-то, и Эйла с удивлением подумала о том, что могло вызвать у него такие тяжкие воспоминания.
– Но ведь Фребек и Крози постоянно ссорятся, и остальным это не нравится, – сказала она.
– На стоянке знали об этом или, по крайней мере, догадывались, когда принимали эту семью. Тут уж винить некого, поскольку у каждого была возможность выступить против их приема. Но если уж ты выразил свое согласие, то, значит, рассчитывал, что сможешь выдержать все их перепалки хотя бы в течение зимнего сезона. А если со временем назреет необходимость изменить ситуацию, то это легко сделать весной или летом.
Эйла кивнула. У нее еще оставались сомнения в том, хотел ли Джондалар, чтобы она стала членом племени
