Два клинка, два грозящих смертью луча скрестились.
— Ты спятил, щенок, — прорычал Ортег. — Против кого ты выдумал драться? И ради чего ты собрался положить свою жизнь? Чтобы эта кучка недоносков, именующая себя сенаторами, получила власть над миром?
Маг сделал резкий выпад, но сабля Эстрила снова отразила луч идера.
— Мне наплевать на сенаторов, — крикнул в ответ молодой человек, сопровождая каждую свою фразу новым ударом саблей. — Мне плевать на магию Огня. Мне плевать на силу Звезд. Мне плевать на любое могущество. Я пришел спасти свою любимую.
«Любимую! Любимую!» — повторило эхо, и сердце мое дрогнуло. Но в это время в небе над догорающим замком произошло невероятное. Ниметоны Сената все еще кружили там, не подлетая к горам, опасаясь ударов идером. Но вдруг в их рядах произошло движение, из задних рядов вылетели три, а может, четыре машины, и навстречу белым лучам идера плетью метнулся еще один луч — пронзительно зеленого цвета. Он обхватил один из ниметонов Ортега мертвой петлей и обрушил его вниз, прямо на пожарище.
Мятежники в ниметонах явно опешили. Они были уверены в несокрушимости магии Огня. Действительно, истребление беззащитных магов Воздуха было всего лишь вопросом времени — сколько бы ниметонов не послал Сенат для моего спасения. Но еще одна, никому не известная сила вмешалась в ход событий. По лицам Ортега и Эстрила, замерших с саблями в руках, я поняла, что никто из них не ожидал такого. Снизу восторженными криками отозвались конники Сената. А новая зеленая плеть уже взвилась в воздухе. Ее конец намотался на белый луч идера, выстреливший навстречу. Зеленый и белый огонь смешались в чудовищно прекрасном фейерверке. Казалось, горы дрожали от сполохов, заметавшихся по их ледяным бокам.
Еще одна сила! Какое-нибудь изобретение, сделанное магами Воздуха, которые заставили свою стихию не только держать на лету мирные и красивые ниметоны, но и убивать, разить без пощады — так же, как идер. Пройдет немного времени, и маги Воды изобретут еще какое-нибудь ужасное оружие. Неужели силе Звезд, священному голубому огню Келлион, тоже суждено служить насилию? Чем обернется возрождение Риррел? Люди будут истреблять друг друга в алчном стремлении к Звездам? Слишком многое я вкладывала в священное имя Риррел. Там правил отец Арзель и Гело, а над океанами сверкали хрустальные мосты. О Риррел мечтала никогда не виденная мною Мэтта, и горячо любимая Ниита отдала за эту мечту свою жизнь. И где-то еще оставалась Хэйсоа, которая отказалась бы от возвращения Звездного огня в мир, узнав, что он станет лишь поводом для жестоких раздоров. Я смотрела на воздушную бойню, и понимала теперь, почему не стала спешить с перемещением. Сила Келлион не может служить злу. Так пусть же она будет уничтожена!
Воспользовавшись замешательством сражающихся мужчин, я подняла охотничий нож Эстрила и, опираясь на его лезвие, стала карабкаться ввысь.
— Шайса! — услышала я отчаянный крик Эстрила.
Потом снова раздался звон клинков и шипение огненных лучей: схватка продолжалась. Что-то кольнуло меня в сердце: Эстрил все-таки услышал голос совести, он рисковал собой, явившись мне на помощь, он — если не лгал — спас Готто и Роут, а теперь я бросаю его, более того, собираюсь сделать то, после чего его самопожертвование утратит смысл. Но чья-то воля сильнее меня гнала меня все выше и выше.
И вдруг я поняла, что имела в виду Келлион, когда просила освободить ее. Это значило — избавить ее от этой грязи, от унизительного положения рабыни в руках жестоких хозяев. Мои с Эстрилом чувства и жизни больше не имели значения. Я уже не была собой, я была ключом от замка, за которым томилась моя сестра. Она смотрела на меня, она ждала, она рассчитывала на мою помощь… И я должна была отдать долг: освободить сестру, не позволить рукам, оскверненным убийством и алчностью, завладеть голубым огнем.
Я лезла все выше и выше, ломая ногти, поскальзываясь на ледяных уступах. Меховая накидка давно улетела вниз, я побоялась проследить ее взглядом, но я не чувствовала холода. Лишь обмороженные пальцы отказывались слушаться, и я цеплялась за лед ножом, тонко звенящим при каждом ударе о камень. Когда склон становился более пологим, я почти бежала. Я не боялась сорваться в пропасть: страх смерти я тоже утратила. Если я погибну, Риррел никогда не вернется. Если меня попробуют остановить на подходе к алтарю, я так и сделаю. Но это значит, что все равно останется какая-то лазейка, и через много-много веков снова найдется возможность возродить Риррел. Могу ли я надеяться, что люди станут лучше к тому времени?
Последняя часть восхождения оказалась самой мучительной: вершина была близка, но по-прежнему недоступна. Я не смотрела вниз и по сторонам, не знала, что случилось с Эстрилом, и чьим ниметонам удалось одержать победу. Меня слепило сияние, льющееся сверху. Еще, еще шаг! Я схватилась обессилившими руками за край и, помогая себе ножом, напрягая все мускулы, на животе выползла на площадку. Потом поднялась, шатаясь. Я одолела гору Оро.
Подо мной белели остроконечные вершины. Длинные утренние тени уползли в глухие ущелья, и мир вокруг был полон света. Правда, гора заслоняла от меня нижнюю площадку, но вдали продолжалось сражение. Ниметоны Ортега отступали к горам. Мятежники потеряли еще одну машину. Мне надо было спешить.
Когда-то здесь стоял прекрасный храм. Каждую ночь навстречу Звездам зажигались огни в его светильниках. И наверное, звучала музыка, а Звезды изливали свой вечный свет на хрустальные стены. От храма не осталось ничего — ни развалин, ни обломков стен, лишь огромный кусок горного хрусталя, похожий на вспенившуюся волну. Алтарь Колон… Тысячелетия назад, в эпоху Риррел, он, наверное, точно так же сверкал, вбирая в себя Звездный свет. С замирающим сердцем я подошла к огромному кристаллу. Рукоятка ножа жгла мне руку. Смогу ли я совершить задуманное? И что будет после того, как моя кровь обагрит прозрачный хрусталь? Только бы не думать, не думать о боли, о страхе, о собственном теле, которое покинет душа, оставив его неизбежному разложению… Нельзя медлить. Иначе решимость покинет меня. Я перехватила нож поудобнее и поднялась на алтарь. Безоблачное небо окутало меня своей синевой. Горячее солнце, к которому здесь я стала ближе, охватило потоками света и тепла. Это хорошо, мне надо согреться, рука должна быть верной. Алтарю нужна не моя кровь, а смерть. Я должна попасть в самое сердце и умереть мгновенно, чтобы никто не смог стащить меня, умирающую, с алтаря…
Внезапно под ногами на прозрачной поверхности кристалла появилось нечто непонятное. Это было похоже на осколки посуды, какой-нибудь чашки, вроде той, какую я видела в комнате управительницы. Что это значит? И вдруг мир изменился. Он больше не был прозрачным бескрайним пространством — только воздух и небо. Вокруг алтаря выросли стены, а над моей головой сомкнулся свод. Испуганные женские крики ворвались в тишину гор. Вокруг меня заметались голубые туники, взволнованные жесты рук… Я с изумлением узнавала знакомые лица и среди них бледное лицо управительницы, стоявшей у самого алтаря. Нож со звоном выпал у меня из рук. Приготовившаяся к смерти, я начала понимать, что судьба уже рассудила по-другому: каким-то непостижимым образом я оказалась в храме Келлион.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
