Время от времени, однако, факирам, охранявшим дворец, удавалось открыть в отсутствие «Семи», живших там только в периоды, когда собирались джемедары, какой-нибудь новый ход, приводивший их в темные комнаты, подвалы для пыток.
Там они находили орудия этих пыток, лежавших в том же положении, в каком их оставили много веков тому назад. Последнее открытие такого рода было сделано Утсарой. Заинтересовавшись плитой, издававшей менее глухой звук, чем остальные, и находившейся в одном из передних залов второго этажа, он поднял ее и под ней нашел вторую плиту с вырезанной на ней надписью:
«ПАЛАМ – АДЕРБАМ
Колодец молчания!»
Подняв вторую плиту, он увидел нечто подобное колодцу, стены которого расширялись книзу. Он был до половины наполнен скелетами. Кости и черепа перемешались странным образом и представляли мрачное зрелище. Утсара спустился вниз, чтобы осмотреть этот страшный подвал.
Он был уверен, что найдет там проходы к другим помещениям, к комнате пыток, например, куда шли обыкновенно, как спицы колеса, все ходы подземелья. Но он ничего не обнаружил и решил, что это обыкновенный подвал, куда сваливали трупы казненных. Вот в это-то мрачное помещение и бросили Дислад-Хамеда по приказу Кишнаи.
Падиал пробыл в этом каменном мешке всего десять минут, когда Утсара пришел в замок. Войдя туда через один из потайных входов, показанный ему браматмой и неизвестный ни «Семи», ни их слугам, факир, задерживая дыхание и приглушая шум шагов, приблизился осторожно к комнате, где жили его товарищи, служившие верховному Совету.
Они тихо разговаривали между собой о последних событиях. Самые старшие удивлялись тому странному обороту, какой принимали дела, и не скрывали друг от друга своих чувств при виде непонятного поведения Совета семи.
– А вы еще не знаете всего, – сказал Кама своим товарищам, таинственно покачивая головой.
– Что же еще случилось? – спросили они, подсаживаясь к нему ближе.
В этот момент Утсара, только что подошедший к двери, приложился к ней ухом, чтобы не пропустить ни слова.
– Представьте себе, – продолжал Кама, еще больше понижая голос, – что сегодня ночью… полчаса тому назад, некто иной, как «древнейший из Трех», приказывал Дислад-Хамеду, падиалу, убить нашего браматму!
Ропот ужаса и негодования прошел среди собравшихся факиров.
– А ночной сторож, – продолжал Кама, – вместо того, чтобы исполнить приказ, передал браматме «олли» и кинжал правосудия.
– Мы сделали бы то же самое, – сказали многие в один голос.
Никто не возражал против этого смелого заявления.
– Не говори так громко, Аврита! Вспомни Притвиджа, которого мы больше не увидели после такого неосторожного слова.
– Я не боюсь их, – отвечал Аврита. – Охранять дворец меня назначило собрание джемедаров, я не служу «Семи».
Дрожь ужаса пробежала по всем собравшимся, потому что такие слова никогда не оставались безнаказанными.
– Если ты хочешь присоединиться к Дислад-Хамеду, – сказал Кама, – можешь продолжать…
– А что с ним случилось?
– «Древнейший из Трех» приказал бросить его в «Колодец молчания», пока…
Утсара не дослушал окончания фразы. Он узнал, где находится несчастный. Чтобы вырвать его из рук Кишнаи, нужно было спешить и было некогда слушать, несмотря на то, что разговор представлял для него интерес.
С теми же предосторожностями, с какими он шел сюда, он направился к месту, о котором говорил Кама и которое было ему самому хорошо известно.
Начальник тхагов тем временем возвратился во дворец и приказал Варуне привести падиала в комнату для пыток… Утсара слышал это и понимал, что, несмотря на спешку, он все же опоздал…
Однако необходимость помешать тхагам заставить говорить падиала казалась верному слуге до того важной, что он решил попробовать, не удастся ли ему опередить Варуну. Хотя это было сделать еще труднее, так как ему приходилось действовать скрытно.
Он знал, что, в сущности, ему нечего бояться Варуны, но если его товарищ не захочет лично, сам по себе, сделать ему что-нибудь плохое, то, с другой стороны, он ни за что не выпустит из рук своего пленника.
Одно обстоятельство, на которое он совсем не рассчитывал, дало ему возможность выиграть несколько минут. Варуна, не надеявшийся на свои силы в случае сопротивления падиала, отправился в комнату факиров, чтобы попросить двух товарищей помочь ему.
Утсара, узнав об этом, понял его намерение и с новой надеждой поспешно поднялся по лестнице, ведущей в зал, где находился колодец. Придя туда, он с радостью увидел, что первая плита не положена обратно на свое место. Факир бросился ко второй, приподнял ее с огромным усилием и, сдвинув в сторону, крикнул в отверстие:
– Дислад, это я, Утсара… я пришел к тебе на помощь… Скорей, нельзя терять ни минуты.
Он произнес эти слова, лежа на полу и опустив обе руки к отверстие, чтобы помочь падиалу выбраться оттуда.
Ответа не было.
Но тут он вспомнил, что накануне утром они с браматмой нашли падиала лежащим в кустах без сознания. Он с ужасом подумал, что и теперь несчастный в таком же состоянии.
Объяснение было тем вероятнее, что плита была на месте, а потому ночной сторож убежать не мог. Некогда было терять время на размышления. Утсара схватился руками за край колодца и прыгнул вниз.
Падение его на скелеты вызвало зловещий шум костей, заставивший его вздрогнуть. В ту же минуту он услышал голос факиров, шедших вместе с Варуной. Он замер на месте и прислушался, чтобы определить расстояние, отделявшее его от них, и тут же понял, что у него не хватит времени вынести пленника из подземелья.
Кругом было так темно, что падиала приходилось искать ощупью, а это отняло бы и те немногие минуты, которые были в его распоряжении… Оставалось только бежать, если он хотел ускользнуть от мести тхагов. Одним прыжком он зацепился за край отверстия и легко, как акробат, с помощью рук подтянулся наверх. Еще одно усилие, и он вылез бы из колодца, когда в зале мелькнул свет от фонаря факиров… Через секунду должны были появиться и они сами. Тогда Утсара спрыгнул на дно и быстро подполз к одной из стен, где неподвижно притаился, сдерживая дыхание… В ту же минуту факиры были у Колодца молчания.
– Ого! – сказал Варуна, увидя зияющее отверстие, – мы закрыли тогда плиту, я в этом уверен… А птичка улетела! Тем лучше, неважная участь ждала ее.
Затем он крикнул для очистки совести:
– Дислад! Дислад! Ты там?
Ответа, само собой разумеется, не было.
– Ты думаешь, что он действительно убежал? – сказал один из помощников Варуны. – Быть может, он притворяется глухим… ему не так уж и приятно следовать за нами.
– Вот наивное рассуждение, мой бедный Крату, – ответил Варуна, – где ты найдешь такую птицу, которая оставалась бы в клетке, когда дверца открыта?.. Видно, что ты совсем не знаешь Дислад-Хамеда, следопыта.
– Но каким же образом он мог поднять ее снизу, если мы вдвоем еле-еле сдвинули ее с места?
– Нет, ты не напрасно носишь свое имя, Крату! – отвечал весело Варуна.
В Индии именем Крату называют дурачка, которому народ приписывает самые невероятные несуразности. Нечто вроде того, кого у нас называют простофилей, способного пилить сук, на котором он сидит, или прятаться от дождя в пруду.
Взрыв хохота встретил слова Варуны, и в зал вошло еще несколько факиров, пришедших посмотреть, как будут тащить падиала из колодца.
– Да, Крату, – продолжал Варуна, – неужели ты не понимаешь, что раз он не мог сам поднять плиты изнутри, то, следовательно, кто-то другой оказал ему эту услугу. Если же этот «кто-то», о умнейший Крату, приходил сюда не для того, чтобы забавляться поднятием тяжелых камней, то, значит, он пришел с намерением спасти Дислад-Хамеда… Дело ясное!
Все время этого разговора Утсара, не проронивший ни звука, дрожал от мысли, что упрямство Крату заставит Варуну осмотреть колодец, а в этом случае его неминуемо нашли бы и отвели к «древнейшему из Трех» вместе с падиалом, который, по его мнению, находился без сознания где-то рядом.
Но выводы Варуны были так логичны, что Крату перестал протестовать против очевидного, а главное, против единодушного мнения своих товарищей.
– Бесполезно тратить здесь время, – продолжал Варуна, – помогите мне положить плиты на место и пойдем сообщим о случившемся.
Не успел еще Утсара подумать, что из этого выйдет, как обе плиты были уже положены на место, одна на другую, и шаги факиров, звонко звучавшие по камню, мало-помалу стихли в отдалении. И тишина, царившая обычно над этим уединенным местом, водворилась вновь.
Утсара вскочил на ноги и принялся кричать как безумный… Напрасно! Голос его был не слышен снаружи. Все крики поглощались стенами подземелья, построенного именно с этой целью и названного поэтому Колодцем молчания.
Факир понял, что погиб… Ни у кого не хватило бы сил поднять изнутри обе гранитные плиты, закрывавшие отверстие подземелья. Будь еще положена одна только нижняя, Утсара мог бы взобраться на плечи падиала и с помощью своей геркулесовой силы поднял бы ее плечом. Но. давление верхней, большей по величине, обрекало всякую попытку на провал…
