вижу, у вас есть бластер?
Луджер машинально положил руку на кобуру.
— Достаньте его.
— Зачем?
— Достаньте-достаньте. Не бойтесь.
— Я не боюсь.
Граф медленно вытянул бластер из кобуры.
— А теперь… стреляйте в меня! — жёстко приказала Паорэ.
Мужчина покачал головой.
— Не могу.
— Почему?
— Я никогда не стреляю в женщин, миледи, — твёрдо заявил Луджер, убрав оружие.
— Экий вы, право, — хмыкнула баронесса. — Ну, хорошо. Тогда мы сделаем по-другому… Саут, — наклонилась она к селектору. — Зайди.
Секунд через десять в кабинет вошёл хорошо знакомый миледи мастер-капрал — бывший «честный убийца» из кудуса Баарха.
— Граф, не вмешивайтесь, — предупредила Паорэ и, повернувшись к гвардейцу, скомандовала: «Стреляй!» — указав на себя.
Капрал без раздумий вскинул висящий на плече плазмоган и выпустил в баронессу длинную очередь. Луджер, опешивший от такого поворота событий, с изумлением наблюдал, как гаснут в воздухе сгустки горячей плазмы, не долетая до цели каких-то полтяны. Так, словно они натыкались на противоплазменный щит.
— Ещё! — приказала Паорэ, тронув себя рукою за пояс.
Плазмоган опять полыхнул очередью «огнешаров». На сей раз они будто бы огибали стоящую на их пути баронессу и гасли у неё за спиной.
— Достаточно! — подняла руку женщина. — Спасибо, капрал. Вы свободны.
Гвардеец закинул оружие на плечо и, ни слова не говоря, вышел из кабинета.
— Это было… впечатляюще, — пробормотал Луджер секунд через пять. — Нечто подобное я видел только однажды. Полгода назад, когда имел глупость вызвать экселенца на поединок… Не знаю, какие личные отношения связывают вас с господином бароном, но в том, что экселенса Анцилла доверила вам представлять интересы дома на Тарсе… — развёл он руками. — Я больше не сомневаюсь.
— Ну что же, раз мои полномочия подтверждены, то…
— Прошу прощения, а можно… эээ… один нескромный вопрос?
— Только один? — подняла бровь Паорэ.
— Да.
— Задавайте.
— Вы замужем?
— Да.
— Жаль.
Луджер нарочито тяжко вздохнул и протянул даме запечатанный бумажный пакет…
Глава 29
Всего через пять дней после рейда к Артане наш «тайный» флот насчитывал уже семь боевых кораблей. Четыре из них были полностью укомплектованы экипажами. Три малых ударных типа «шершень» имели пока лишь командиров, дежурных операторов ГРЭБ и по три-четыре специалиста энерго-двигательных установок.
К слову, этими тремя «шершнями» командовали те самые выжившие на Артане, которых я обнаружил возле воронки, образовавшейся после выстрела нашим главным калибром — штаб-бригадир Хокинс, коммодор Чандлер и кэптен Уильямс. Все — штрафники, принимавшие участие во второй битве у Мегадеи. Почему в ФСП им вменили предательство и подвели под высшую меру, фиг знает, но мне такой оборот оказался лишь на руку. Бойцы они оказались что надо и космолётчики тоже не из последних.
Правда, почти полсуток они смотрели на меня волком, но после весьма энергичной беседы со штаб-адмиралом всё-таки перестали столь явно выражать свою ненависть по отношению к «врагу нации». А ещё через пару дней, когда я сумел спасти новую партию их сослуживцев (дело происходило у очередной планеты-завода), эта ненависть и вовсе сошла на нет.
Что любопытно, офицеры из экипажа «Авроры» какой-то особой неприязни по типу «ну, прямо кушать не можем» к ним не испытывали.
Так что вопрос негатива, судя по всему, заключался лишь в пропаганде, а не в каких-либо реальных обидах или неразрешимом конфликте на почве идеологии и ментальности. И когда пропаганду убрали, делить стало просто нечего. В том смысле, что да, когда-то мы были противниками, но сегодня не только сидим в одной лодке, но и гребём в одном направлении.
С Элиссоном выходило немного сложнее.
Адмиралу для правильной мотивации требовалось нечто большее, нежели духоподъёмное и привычное для всех остальных «наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами». Как сделать его стопроцентно надёжным союзником, я понял, когда в очередной раз встретился с командором Жлобенем.
— Экселенц, я думаю, вам всё-таки надо связаться с кем-то из вашей Империи, — предложил мне торговец. — Ставить только на нас и на стопланетников может серьёзно повредить вам после победы.
Простая на первый взгляд мысль, но она навела меня сразу на два интересных вывода. Первый: штаб-адмиралу, чтобы не заматерел, нужна конкуренция. Второй: жизнь после войны не менее важна, чем во время.
По поводу первого я договорился со Жлобенем в той же беседе. По поводу второго решил переговорить с Элиссоном «по душам». Случай представился уже на следующие сутки, когда пришёл очередной сигнал об атаке тварей и выдвижении штрафников в опасную зону.
Ситуацию мы отработали как по нотам. Технология стандартная: коконы саранчи уничтожены, планета спасена, но победа далась нелегко. Потери: тридцать пять человек личного состава — безвозвратно. Все с профилями чётной сходимости от «В плюс» и выше. То, что потом они очутились в Зоне, причём, абсолютно здоровыми, являлось уже нашей заслугой — моей и штаб-адмирала. Стопланетным властям на «погибших предателей» было плевать, и мы этим беззастенчиво пользовались.
Сразу по окончании операции я пригласил адмирала к себе отметить удачное дело. Возражений от Элиссона не последовало, и после того как мы уговорили на пару бутылку «Ларнийского» (специально для таких случаев завёл в своём баре целую батарею дорогущего пойла), командующий наконец-то разговорился.
— Знаете, барон, за что мне сегодня обидно? Мне обидно за то, что ничего в этом мире после войны не изменится… Вы понимаете, вообще ничего! Максимум, на что я могу надеяться — это на снятие обвинений и возвращение из опалы. А вот моим офицерам и это не светит. Хуже того, их могут легко обвинить в дезертирстве и расстрелять, как каких-нибудь уголовников. А всё потому, что ни им, ни мне, ни тем более вам наши нынешние властители ни за что не простят того, что саранчу победят не они, а те, кого уже обозвали врагами, предателями и изменниками. Именно это, барон, печалит меня больше всего. Всю свою жизнь я отдал армии и стране, а те, кто сегодня там верховодят, взяли и
