— Хорошо, спускаюсь…
Выйдя из подъезда, Прохоров сел рядом с Ивановым.
— Слушайте, товарищ оперативник, может, нам пора перейти на «ты»? Не против?
Иванов улыбнулся. Пожал протянутую руку:
— Ну… не против. Давайте.
— Давай… И рассказывай: что случилось?
Иванов подробно изложил историю, случившуюся с Гарибовыми. Выслушав, Прохоров посидел молча. Потер щеку:
— Д-да… Знаешь, с этим «племянником» стоит поработать.
— Может, я зря отложил разговор с Гарибовым? Что, если позвонить ему сейчас? И подъехать?
— Нет. Ты все сделал правильно. Одна ночь ничего не решит. Потерпим. У тебя все?
— Н-ну… в общем, все.
Взявшийся было за ручку двери Прохоров откинулся на сиденье.
— Что-нибудь смущает, Боря?
— Смущает. Причем все то же: прогулка Садовникова и Кавказца.
Прохоров вздохнул и ничего не ответил. Этот эпизод, спокойная прогулка Садовникова и Кавказца — перед тем как Кавказец нанес Садовникову два смертельных удара, — был уже, казалось, исследован и обговорен со всех сторон. Садовников был не просто опытным инспектором ГАИ. Он прошел еще и специальную подготовку, ибо работал на важной трассе. Человеку, который мог напасть на него х о т я б ы в т е о р и и, Садовников просто никогда бы не позволил выбрать удобный момент для нападения. И, естественно, никогда бы не стал с ним прогуливаться, спокойно беседуя. Но Садовников поступил именно так. Это явствовало из показаний двух свидетельниц, никак не связанных друг с другом и наверняка не заинтересованных в даче ложных показаний.
Значит, Садовников прогуливался с человеком, от которого он н е ж д а л нападения. Таким человеком мог быть, во-первых, его родственник или знакомый. Во-вторых — сослуживец. Но тщательная проверка показала: никто из родственников, знакомых или сослуживцев Садовникова, хотя бы отдаленно напоминающих Кавказца, не мог оказаться в то февральское утро на Ленинских горах. Кроме того, версия о сослуживцах, то есть работниках органов внутренних дел, рассматривалась лишь теоретически. Без всякого сомнения, Садовников был убит из-за служебного оружия, пистолета системы Макарова, похищенного убийцей. Но работнику МВД, и так имеющему служебное оружие, идти на это убийство было совершенно незачем… Что же касается знакомых — этот вариант отбрасывался не столько проверкой, сколько последними словами Садовникова, которые отчетливо слышали переносившие его в «скорую помощь» участники патрульно-милицейской группы. Умирая, Садовников сказал: «Черные усы!.. Что-то от кавказца…» То есть попытался описать внешний вид убийцы. Но пытаться описывать внешний вид знакомого человека в такой ситуации — в высшей степени нелогично. А вот незнакомого — совсем другое дело… Вздохнув, Иванов сказал:
— Дорого бы я дал, чтобы понять, о чем они могли там говорить.
— Ты имеешь в виду… прогулку у обрыва?
— Ну да. Ведь инспектор ГАИ, такой, как Садовников, должен был чем-то заинтересоваться. Чтобы вот так… ходить и слушать. Постороннего.
— Значит, он чем-то заинтересовался. Если ходил и слушал.
— Понять бы, чем…
— Боюсь, этого никто уже не объяснит.
— Жаль.
— Жаль. Но мне кажется, сейчас лучше не теоретизировать. Тем более — вырисовывается что-то реальное. С твоим «племянником».
— Пожалуй… Ладно, Леня. Завтра, как только что-то выяснится, позвоню. Счастливо.
— Счастливо. И запомни: в следующий раз уже не отвертишься. А поднимешься ко мне. Понял?
— Понял.
Георгий Константинович Гарибов
Утром Иванов позвонил Байкову:
— Ну что? Никаких новостей?
— Пока нет, товарищ подполковник. Все тихо. Гарибов с утра вышел на работу. Звонить и не думает.
— Придется вам поехать к нему. И поговорить. Ждать больше мы не можем. Скажите: по нашим данным, два дня назад у вас был человек, которым мы интересуемся. Мол, что вы можете о нем сказать?
— Ну а если начнет отнекиваться?
— Продолжайте разговаривать. И предупредите меня, я подъеду.
Вскоре позвонил уже Байков:
— Товарищ подполковник, Гарибов не выдержал. Позвонил сам.
— Сознался?
— Сказал, что есть важный разговор. Выехал ко мне, скоро будет.
Когда Иванов вошел в кабинет Байкова в РУВД, Гарибов уже сидел там. Внешне он был человек скорее плотный, чем худой. На директоре был хорошо сшитый темно-серый костюм, темная рубашка, аккуратно повязанный галстук. Несмотря на наметившуюся лысину и резкие морщины, на вид Гарибову никак нельзя было дать даже пятидесяти. Темные глаза из-под густых бровей смотрели на Иванова уверенно и спокойно. Байков вздохнул:
— Вот, Борис Эрнестович. Не получается что-то у нас с Георгием Константиновичем.
— Поясните, — подыграл Иванов. — Что не получается?
— Да вот, не получается серьезного разговора.
— А что такое? — Присев на стул, Иванов посмотрел на Гарибова. — Объясните, Георгий Константинович. Что, собственно, происходит?
Некоторое время Гарибов рассматривал положенные на стол руки. Покачал головой:
— Да вот и я что-то не понимаю. Почему же не получается разговор, Виталий Сергеевич?
— Не знаю почему, — Байков вздохнул.
— Наоборот, по-моему, получается. Как раз у нас получается серьезный, обстоятельный разговор.
— Не получается, — сказал Байков. — Не получается серьезного, обстоятельного разговора.
Гарибов пожал плечами.
— А в чем дело? — спросил Иванов.
— В том, что я вот тут спросил Георгия Константиновича… Что он может сказать по поводу интересующего нас молодого человека? Ну, вы помните?
— Помню. — Иванов с интересом посмотрел на Гарибова. — Молодого человека в синем спортивном костюме? Который был на «Автосервисе», два дня назад?
— Точно. Так вот, Георгий Константинович упорно утверждает: это его родственник.
— Родственник?
— Да. Племянник. Представляете? Все бы ничего. Одно настораживает: Георгий Константинович утверждает, что он ничего об этом своем племяннике не знает.
— Ничего не знает?
— Совершенно верно. Даже фамилии. Представляете?
— Это в самом деле так, Георгий Константинович? — спросил Иванов.
Гарибов, разглядывающий свои руки, чуть шевельнулся:
— Не понимаю только одного: почему это так удивляет? Бывают особые обстоятельства.
— Какие же?
— Он сын сестры моей матери. Но, так сказать, незарегистрированной сестры.
— Как понять — незарегистрированной? — спросил Байков. — Это что, брак?
— Не брак. Но их родство нигде не зафиксировано. У мамы с сестрой был один отец. Но разные матери. Они не общались. Фамилию мамина сестра, получается, моя тетя, носит по матери. Какую, я понятия не имею. И вообще я про них никогда ничего не знал. По-моему, не такие уж это удивительные обстоятельства.
Некоторое время все трое молчали.
— Интересно, — сказал Иванов. — Вы про них никогда ничего не знали. Как же вы узнали племянника?
— Я знал его еще маленьким. Тетка приезжала с ним — не помню уж зачем. Сейчас, когда он пришел, я его узнал.
— Понятно. И как его зовут?
— Олег.
— А по отчеству?
— Отчества я не знаю.
— Странно, — сказал Байков.
— Действительно, непонятно, — заметил Иванов. — Как это можно не знать отчества?
— Я даже фамилии их не знаю. Мама, наверное, знала, я — нет.
— Простите, ваша мама жива?
— Умерла. Десять лет назад.
— Ясно, Георгий Константинович. Значит, он, то есть ваш племянник Олег, к вам пришел. И что?
— Пришел, поздоровался. Я его узнал. Ну и он говорит: мама, в смысле моя тетя, очень больна.
— Где живет эта ваша тетя, он не сказал?
— Где-то на Украине. Не помню точно. Поймите, я был взволнован.
— Неужели совсем не запомнили? Хотя бы примерно? Что это, город, село?
— Кажется, он назвал город.
— Какой? На какую букву хотя бы?
— По-моему, Днепропетровск. Или Днепродзержинск. Что-то в этом роде.
— Значит, будем считать — Днепропетровск или Днепродзержинск. Что было дальше?
— Олег сказал, мама больна. Нужна срочная операция. Операцию будет делать известный хирург. Ну и нужны деньги.
— Много денег?
Гарибов помедлил. Будто обдумывал ответ.
— Много. Двадцать тысяч рублей.
— Ого! Зачем же столько денег?
— Олег объяснил, это очень сложная операция. Нужны дорогие лекарства. Оплата сиделкам. Но главное — все зависит от хирурга. Ну и… его надо отблагодарить.
— Как понять «отблагодарить»? Дать взятку?
Гарибов усмехнулся:
— Борис Эрнестович, давайте не будем.
— Но все же интересно?..
— Вопрос идет о жизни и смерти. Может быть, это взятка, не знаю. Называйте как хотите. Короче, Олег сказал, что ему срочно нужно двадцать тысяч. В долг. Обещал отдать.
