Анна Сергеевна поблагодарила родителей, которые помогали ей в ее работе, и снова обратилась к своим девочкам, но уже с шуткой:
— Признавайтесь, у кого пирожные стали солеными?
Все насухо вытерли глаза и принялись пить чай, искоса поглядывая на Анну Сергеевну. Катя чувствовала, что учительница хоть и шутит, но взволнована не меньше, чем они все.
Тем временем Наташа заботливо ухаживала за Витей. Она наливала ему чай в блюдечко, и Витя с таким видом откусывал пирожное, как будто занят был очень важным делом.
— Мам, — сказал он, облизывая губы, — я тоже буду ходить в школу. Тут очень вкусные пирожные.
Все засмеялись и еще усерднее принялись за торт и конфеты.
В наступившей тишине слышен был теперь только звон чайных чашек и ложечек.
«Странно, почему это до сих пор нет Надежды Ивановны», — подумала Катя.
Должно быть, Анна Сергеевна думала то же самое. Она время от времени поглядывала на дверь, а один раз даже встала и, подойдя к порогу, выглянула в коридор. Но в коридоре, видимо, никого не было. Анна Сергеевна вернулась на свое место.
— Девочки, — сказала она, — скоро, наверно, придут Надежда Ивановна и Оля. Они с вами и споют и затеют игры какие-нибудь. Антонина Степановна, Стеллина мама, обещала сыграть нам. А пока попросим Людмилу Федоровну рассказать нам о том, какие вы были в первом классе. Я думаю, это всем будет интересно — и вам и вашим мамам.
Девочки сразу шумно захлопали. Людмила Федоровна встала, поглядела, улыбаясь, на своих учениц и начала:
— Смотрю я на вас, мои девочки, и думаю, как выросли вы за эти четыре года! А помните вы день, когда в первый раз пришли в школу?
— Помним! Помним! — закричали все.
— Ну и я отлично помню! — И Людмила Федоровна стала рассказывать о том, как удивили и рассмешили ее на самом первом уроке некоторые девочки. — Помню, стала я вызывать моих маленьких учениц по алфавиту, чтобы с ними познакомиться. Каждая говорила: «Это я» — и вставала с места. И вдруг, когда я позвала: «Снегирева Екатерина», из класса донеслось: «Это не я!» — «Кто это говорит?» — спрашиваю. Все молчат. Я опять вызываю: «Екатерина Снегирева!» И снова раздается в ответ: «Это не я!» Тут я заметила сероглазую девочку со светлыми косичками и подошла поближе. «Как твоя фамилия, девочка?» — спрашиваю. Девочка встала. Смотрит не на меня, а на свою парту и говорит тихонько: «Снегирева». — «Екатерина?» — «Нет, Катюша». А девочки смеются. «Что же тут смешного? — говорю. — Дома-то ее никто Екатериной Снегиревой не называет. Вот она сама себя и не узнала».
Девочки смеялись. Смеялись также и матери, особенно Ирина Павловна, и со всеми за компанию — Витя.
— Еще, еще расскажите, как мы были маленькие! — попросили девочки.
Витя тоже закричал:
— Еще!
И Людмила Федоровна стала рассказывать еще:
— Был и такой случай. Выстроила я всех своих девочек парами и повела по коридору. «Давайте, — говорю, — пойдем в ногу. Раз-два, левой, раз-два, левой…» Вдруг вижу — одна из девочек, самая маленькая, кудрявая, то и дело сбивается с ноги и чуть не падает. «Что с тобой?» — спрашиваю. А она в слезы. «Я не умею, — говорит, — ходить на одной левой ноге».
— Это была Валя Ёлкина! — весело закричали девочки.
В классе опять стало шумно от смеха. Увлеченные рассказом Людмилы Федоровны, девочки не сразу заметили, как открылась дверь и в класс вошла Надежда Ивановна.
— Сюда, пожалуйста, сюда! — сказала она кому-то, оборачиваясь назад.
Катя привстала с места, посмотрела — и даже вскрикнула от неожиданности: следом за Надеждой Ивановной в класс вошли Маша, Сережа, Алик, а за ребятами — Валентина Егоровна.
— Ореховцы!..
Кто-то захлопал в ладоши. А Ира Ладыгина даже закричала: «Ура!»
Все разом вскочили с мест и окружили гостей:
— Когда же вы приехали? И почему не прислали телеграмму? И кто вас встретил? И когда уезжает Сережа? И где Андрей Артемов? И как вы догадались приехать как раз сегодня — словно нарочно?..
Вопросы так и сыпались со всех сторон. Ореховцы едва успевали отвечать.
Сережа уезжает сегодня в семь пятьдесят пять. Андрей Иванович приедет прямо на вокзал. А встретила их Надежда Ивановна, и приехали они именно сегодня, потому что Анна Сергеевна написала Валентине Егоровне: «Пятого июня у нас будет маленький праздник по случаю окончания учебного года. Постарайтесь подоспеть к этому дню, чтобы застать всех нас в сборе». Ну они, ореховцы, и постарались.
Ах, так вот кого поджидала Анна Сергеевна! Вот для кого откладывала пирожные и конфеты! Вот почему была довольна, что мама захватила с собой побольше чайной посуды! Но ведь тогда выходит, что и мама принимала участие в этом заговоре?
Катя тихонько подошла к Ирине Павловне, хлопотавшей около стола, и слегка дернула ее за рукав:
— Мамочка, так, значит, и ты тоже знала, что ореховские ребята приедут как раз сегодня?
Ирина Павловна лукаво прищурилась.
— Сказать по правде, знала, — ответила она.
— От кого?
— От Анны Сергеевны, конечно.
— Но почему же, почему ты ничего не сказала мне?
— Почему? — переспросила мама. — А потому, что мы с Анной Сергеевной хотели сделать вам к празднику неожиданный подарок. Что, разве плохо мы придумали?
— Нет, очень хорошо, — сказала Катя задумчиво. — Но только почему это все взрослые, даже самые честные, такие хитрые?.. Просто понять не могу!
Проводы
В семь часов пятнадцать минут вечера состав скорого поезда «Москва — Ленинград» был подан к платформе. И как раз в это же самое время — всего одной минутой позже — Таня и Миша вошли на перрон и зашагали вдоль вагонов.
Далеко вперед тянулся поезд, и на каждом вагоне белела дощечка с надписью:
МОСКВА — ЛЕНИНГРАД
Уже за окнами вагонов на столиках уютно светились лампы под желтыми абажурами, а у подножек стояли наготове проводники. Но на платформе было еще тихо, пустынно, и только иногда показывался носильщик в белом фартуке, с чемоданами в руках, и за ним кто-нибудь из пассажиров.
Это были все больше пожилые, неторопливые, солидные люди, которые не любят обычно приезжать к поезду в последнюю минуту. У них было с собой много вещей — чемоданы в аккуратных чехлах, хозяйственные сумки…
Впрочем, Таня с Мишей заметили и несколько таких пассажиров, которые вошли в вагон с одним портфелем под мышкой. Эти проходили по платформе вразвалочку, не глядя по сторонам, и с таким безразличным выражением лица, как будто собирались ехать не в поезде «Москва — Ленинград», а в троллейбусе, да и то каких-нибудь две-три остановки.
Это, должно быть, были деловые люди, которым часто приходится ездить в командировки. В Москве их никто не провожает, в Ленинграде никто не будет встречать. Придя к поезду пораньше, они просмотрят газету или журнал, покурят на площадке, а потом улягутся спать и откроют глаза не прежде, чем за окнами замелькают товарные платформы ленинградской станции.
Таня с удивлением смотрела вслед этим равнодушным пассажирам. Ей-то на вокзале все казалось каким-то особенным — заманчивым и таинственным — и так хотелось сесть в один из этих вагонов и, прижавшись к окну в коридоре, смотреть, как мелькают за стеклом леса, поля, города, поселки и дороги…
Нет, когда она окончит институт, она непременно поедет куда-нибудь далеко — выберет себе школу на Урале, на Алтае или на Крайнем Севере… Да и во время каникул она будет стараться каждый раз побывать в каком-нибудь новом месте. Учителя летом свободны не меньше двух месяцев. А за два месяца можно много чего успеть: и в Москве пожить у своих и еще как следует постранствовать — была бы охота.
Миша шагал рядом с Таней, еще больше, чем она, увлеченный и взволнованный необычной, дорожной жизнью вокзала. Он так загляделся на все происходящее вокруг, что даже забыл выдернуть свои пальцы из Таниной руки и покорно шел возле сестры, как маленький — «за ручку». Все нравилось ему здесь. Но лучше всего, конечно, был паровоз — темный, блестящий, с низкой широкой трубой.
Однако же и багажные тележки, которые бегут сами вдоль платформы, нагруженные чемоданами, посылками и ящиками, тоже были очень занятные. Миша то и дело провожал их глазами, и Таня должна была смотреть в оба, чтобы он как-нибудь ненароком не угодил под тележку.
Раза два, а то и три брат и сестра прошли всю платформу от начала до конца и от конца до начала. Миша всласть нагляделся на все вокзальные чудеса и тут вспомнил, для чего, собственно, они пришли сюда, на эту длинную, наполовину бетонную, наполовину дощатую платформу.
— А где же Сережин вагон? — озабоченно спросил он, дергая Таню за рукав. — Может быть, Сережа уже в вагоне, а мы и не знаем?
— Ну что ты! — успокоительно ответила Таня. — В вагоне сидят только те, кого провожать некому. А у Сережи будет много провожающих — и ребята из детского дома, и Катя с девочками, и мы с тобой. Просто он еще не приехал — рано.
