С наступлением нового (551/2) года Иоанн имел в виду покинуть Салоны и со всем войском двинуться возможно скорее против Тотилы и готов. Но император запретил ему это делать и приказал ждать на месте, пока не прибудет к нему евнух Нарзес. Он решил его назначить начальником в этой войне с диктаторскими полномочиями. Почему императору было угодно так сделать, определенно никто этого не знал: ведь мысли императора узнать невозможно, если нет на то его воли. То же, что в народе говорили в качестве догадок, я расскажу. У императора Юстиниана явилась мысль, что другие начальники римского войска меньше всего захотят слушаться Иоанна, заявляя, что они ничуть не ниже его по служебному достоинству. Поэтому император боялся, как бы они, высказывая несогласие с его мнением, или даже по зависти сознательно вредя, не привели в расстройство весь план. Но я слыхал от одного римлянина (это был один из римских сенаторов) вот еще какой рассказ, когда я был в Риме. Так вот он говорил, что во время правления Аталариха, внука Теодориха, стадо быков как-то уже к ночи шло в Риме через площадь, которую римляне называют Форумом Мира. Здесь находится храм Мира, еще в древние времена пораженный молнией. Перед этой площадью есть древний водоем, и около него стоит медный бык, думаю, работы афинянина Фидия или Лисиппа. В этом месте стоит много статуй, созданных этими двумя ваятелями. Тут стоит и другое произведение – Фидия; на это указывает надпись, находящаяся [87] на статуе. Тут же стоит и «Телка» Мирона. Древние римляне охотно украшали Рим лучшими произведениями Эллады. И вот этот римский сенатор говорил, что один из быков этого стада, кастрированный, отстав от других, вошел в этот водоем и стал над медным быком. Случайно проходил здесь один человек, родом этруск, в общем казавшийся простым; сообразив то, что здесь произошло, он сказал (этруски и до моего времени отличаются даром предсказаний и толкований), что будет время, когда евнух победит владыку Рима. Тогда этот этруск и его речи вызвали смех. Люди любят смеяться над предсказаниями раньше их выполнения; не опровергнутые никаким другим доказательством, на основания только того, что они еще не совершились и что нет полной уверенности в том, что они сбудутся, они считают их похожими на какую-то смешную сказку. А теперь, прилагая это знамение к тому, что совершилось, они удивляются. Может быть поэтому Нарзес был назначен военачальником против Тотилы или потому, что мысль императора провидела будущее, или потому, что судьба повелела совершиться этому. И вот Нарзес был послан, получив от императора значительное войско и большие деньги. Когда он со своими спутниками достиг середины Фракии, то, прервав на некоторое время путь, он задержался в Филиппополе, так как войско гуннов, напав на Римскую империю, все грабило и опустошало, ни у кого не встречая сопротивления. Когда же одни из них двинулись к Фессалонике, а другие к Византии, он, с трудом освободившись отсюда, двинулся дальше.
22. В то время как Иоанн в Салонах ожидал Нарзеса, а Нарзес, связанный нашествием гуннов, двигался с крайней медлительностью, Тотила, узнав о назначении Нарзеса и ожидая его войска, делал вот что. Всех оставшихся в живых римлян и некоторых из римских сенаторов он поселил в Риме, оставив других в Кампании. Он велел им как можно лучше заботиться о городе, дав им понять, что он будто бы раскаивается в том, что он сделал до этого во вред Риму; [88] ведь он сжег большую часть его, особенно находящуюся на северном берегу Тибра. Но они, находясь в положении почти рабов и лишенные всяких средств, не были в состоянии сделать не только что-либо в интересах общественной жизни, но даже и того, что необходимо лично для них самих. Но будучи из всех, кого мы только знаем, людьми, наиболее любящими свой город, они прилагали все старания поправить древние памятники отцов и сохранить их, дабы ничего не исчезло из древнего великолепия Рима. И хотя они долгие века испытывали на себе господство варваров, они все-таки сохранили сооружения города и большинство из его украшений, какие только было возможно: такую длительность дало этим произведениям искусство их творцов, что, ни столь продолжительное время, ни их заброшенность не могли их разрушить. Среди них и памятники начала римского рода; так, корабль Энея, основателя города, сохранился до этого времени, представляя зрелище, можно сказать, совершенно необычайное. Те, которые выстроили гавань и верфь посередине города у берега Тибра, туда поставили этот корабль и там его сохраняют. Какого он вида, я сам видевший его своими глазами, сейчас расскажу. Этот корабль с одним рядом весел и очень длинный: в длину имеет сто двадцать футов, в ширину двадцать пять, а в высоту он имеет столько, сколько нужно для того, чтобы грести веслами. Что касается дерева, из которого он сделан, то бревна его совершенно ничем не скреплены между собою, но как и отдельные деревья, из которых сделан корабль, они не связаны между собою никакими железными скрепами: все они сделаны цельными, из одного материала, что удивительно и видеть, и слышать, и что, насколько известно, существует только в одном судне. Киль, сделанный из одного ствола, идет от кормы до носа, образуя удивительным образом небольшой изгиб, какой нужен для трюма корабля, а затем вновь чудесным образом поднимается прямо кверху до палубы. Все толстые дуги, приделанные к килю (одни поэты называют их [89] «дриохами», «дубовыми державами», а другие – «номеями», «водилами»), каждая в отдельности цельными доходят от одной стенки корабля до другой. Загибаясь и с той и с другой стороны, они образуют очень красивый изгиб, так, чтобы можно было по ним выгнуть трюм корабля. Может быть природа на случай такой необходимости согнула эти деревья и приспособила уже раньше их искривление к этой цели, или выпуклость этих балок была приведена к нужной форме искусством рук человеческих или каким-либо другим способом. Сверх этого, доски, идя от кормы корабля до другого его края, каждая будучи цельной, прибиваются железными гвоздями к балкам – только для этой цели и употребляются гвозди – для того, чтобы образовать стену. Выстроенный таким образом корабль представляет необыкновенное зрелище. Обычное явление, что люди не могут в ясных словах изложить большей части тех творений, которые являются странными с общей точки зрения, и лишь только тогда, когда подобные вещи они усвоят себе и сделают общепонятными, они находят и слова для их выражения. И из этого дерева ничего не сгнило, не имеет вида трухлявого, но во всех своих частях корабль является свежим, как будто он только что вышел из рук мастера, который его сделал, кто бы он ни был, и стоит крепким, даже на мой взгляд вызывая удивление таким чудом. Но достаточно о корабле Энея.
Посадив готов на триста военных кораблей, Тотила велел им плыть в Элладу и грабить все, что им попадется навстречу. Этот флот вплоть до страны феаков[11], которая теперь называется Керкирой, не нанес никому никакого вреда. На этом пути, начиная от пролива Харибды вплоть до Керкиры, не встречается ни одного населенного острова, так что я, не раз бывая тут, недоумевал, где же здесь мог бы находиться остров Калипсо. В этом море я нигде не видал ни одного острова, кроме трех, находящихся недалеко от земли феаков, так приблизительно на расстоянии трехсот стадий, близко один от другого, очень небольших; на них нет ни [90] поселений людей, нет животных и вообще ничего другого. Эти острова называются теперь Отонами. И можно было бы сказать, что тут была Калипсо и потому-то Одиссей мог достигнуть феакийской земли, как находящейся не очень далеко, или на плоту, как говорит Гомер (Одисс. V, 33), или каким-либо другим способом без всякого корабля Но да будет мне дозволено сказать об этом так, как мне представляется. Говоря о древнейших событиях, нелегко все передать с такой точностью, чтобы оно соответствовало истине, так как долгое время не только обычно меняет имена местностей, но по большей части и предания, связанные с этими местами. Естественно, что и корабль, сделанный из белого камня, который в земле феаков стоит у их берега, как некоторые думают, и есть тот самый корабль, который доставил Одиссея в Итаку, после того как феаки гостеприимно приняли Одиссея. Но этот корабль не монолитный, но составлен из многих камней и на нем высечена надпись, которая совершенно точно заявляет, что он поставлен одним из купцов в давние времена как посвящение Зевсу-Касию. (Гора в Сирии.) Некогда жители этой страны почитали Зевса-Касия; поэтому и город котором стоит этот корабль, до этого времени называется Касопа. Таким же образом из многих камней сделан тот корабль, который Агамемнон, сын Атрея, посвятил в Герайсте на Эвбее Артемиде, желая этим загладить нанесенное ей оскорбление; это было тогда, когда Артемида, благодаря принесению в жертву Ифигении, разрешила эллинам дальнейшее плавание. Надпись же на этом корабле, вырезанная или тогда или позднее, написана гекзаметром. Большая часть ее стерлась от времени, но два первых стиха еще видны, и они гласят:
