Это было следствием безобразий отдельной группы рабов, не пожелавшей идти на опасный прорыв из города. Они предпочли пограбить бывших хозяев, поэтому полегли бесславно.
Выйдя на площадь, изобиловавшую поваленными и сломанными торговыми лотками, Эйрих с некоторым удивлением увидел штандарты всех отправленных в город тысяч.
— Как это понимать? — недоуменно спросил он у идущего к нему Атавульфа.
Тысячник довольно улыбался.
— Всё, — сказал он.
— Объяснись, — потребовал Эйрих.
— Сдаются они, — ответил тот, продолжая довольно улыбаться. — Мы прошли к арсеналу, а там белый флаг — хотят говорить. Ну я и поговорил — сдаются, говорят. Мы их заперли и дальше пошли, ожидая сопротивления, как ты говорил. А нету сопротивления. Так и дошли до этой площади. В проломе вообще смешно получилось — бежали их бравые воины. Видимо, рожи у нас страшные…
— Остальные? — оглядел Эйрих приблизившихся тысячников.
— Да примерно так же, — ответил Отгер. — У Совилы то же самое.
— Ага, — согласился Совила. — Не хотели они воевать, мы пленили тех, что стояли на баррикаде, а по пути никого не видели.
— Я что, один тут по-настоящему воевал⁈ — возмутился Хродегер.
— Ну, так получилось, — усмехнулся Аравиг. — А я ещё аркобаллистиариев дрючил, говорил, чтобы бдели не сомкнув глаз…
С северо-западной сторону форума донёсся какой-то шум, выставленные на охранение воины всполошились и взяли оружие наизготовку, но недолгая неразбериха улеглась и через строй пропустили троих римлян с белым флагом.
— Я узнаю это лицо, — усмехнулся Эйрих. — Максим Ацидин! Какими судьбами?
Вид римлянин имел подавленный. Пояс с ножнами с него уже снят, оружия при себе нет, поэтому он, несмотря на надетые доспехи, уже выглядит пленным.
— Мы сдаёмся, — ответил римлянин. — Надеемся на твоё милосердие.
— Ты всё слышал во время нашего последнего разговора, — вздохнул Эйрих. — Нет больше у меня для вас милосердия.
/5 мая 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
— Тебе этого не простят!!! — выкрикнул Максим Ацидин.
Эйрих кивнул, после чего на шеи последней партии городских нобилей обрушились палаческие топоры. Головы упали в специально подставленные плетёные корзины, содержащие в себе десятки уже отсечённых голов, но толпа горожан уже не охала и не ахала. За последние сутки для этих римлян декапитация стала чем-то привычным и обычным.
Как хозяин своего слова, он исполнил своё обещание и всех горожан, представляющих городской и пригородный нобилитет, настигла смерть.
Перед тем, как начать продолжительный цикл казней, Эйрих полноценно довёл до всех жителей Вероны причины, по которым эти казни совершаются. Глашатаи объявили обо всём этом пятикратно на всех городских и пригородных форумах. Проконсулу было важно, чтобы каждый житель знал, что штурма бы не было, будь местная власть более уступчивой и трезво глядящей на свои и чужие возможности…
— Площадь отмыть от крови, тела отдать родственникам, — приказал Эйрих. — Всех отпрысков их в списки, чтобы никто случайно не потерялся — найди людей, что займутся этим.
Следуя старой доброй традиции, он приказал казнить всех нобилей, что были ростом выше оси колеса телеги, включая женщин и детей. Маленьких детей отдадут на временное воспитание в обеспеченные готские семьи, а затем, спустя десяток лет, на службу в готический легион.
— Исполню так, как ты сказал, господин, — заверил его Виссарион.
Раб нервничал от вида крови, что щедро разлилась на мощёной серым камнем главной площади. Он не воин, поэтому не привычен к таким зрелищам.
— Заканчивайте побыстрее, а потом приходи в мой кабинет, заменишь Хрисанфа с Ликургом, — дал следующий приказ Эйрих. — Надо поскорее разобраться с документами.
Курульный совет оставил после себя целые кипы пергаментов, с которым надо обстоятельно поработать, чтобы сложить перед собой реальную картину положения вещей с землёй и правами владения ею. Всё обстряпано как-то нарочито сложно, чтобы даже разбирающийся человек ногу сломал, но Эйрих имел в распоряжении все архивы, поэтому ему требовались только время и упорство.
Уже сейчас он сумел понять, что земельные отношения римлян надо решительно кончать, потому что они вообще никак не сочетаются с его видением будущего.
Во-первых, основой землевладельческого статус-кво тут являются права старинных нобильских родов, что берут начало ещё во времена колонизации Цизальпийской Галлии старыми римлянами. В юридических документах, датируемых временами Цезаря и Октавиана, прописаны земельные отношения магнатов, что обрабатывают эту землю сотни зим. Земля от них, согласно этим документам, неотчуждаема иначе, как по императорскому эдикту, но императорам до таких не особо ценных в их масштабах владениях нет и не было никакого дела, поэтому ситуация оставалась неизменной вплоть до прибытия сюда готов.
Пресловутый колонат (1) этих земель ещё не коснулся, хотя в той же Галлии он уже давно цветёт и пахнет. Тут смысла в колонате нет, потому что рабы, несмотря на все сложности, продолжают поступать в местные латифундии, что позволяет выжимать из земли все соки и исправно поставлять в Пригородную Италию посильные объёмы зерна и вина за очень хорошие деньги. Варвары и сами не против заработать лишних деньжат, поэтому тащат захваченных невольников в Венетию и Истрию, но основной узел поставок проходит через Сирмий, где местные дельцы, вдохновлённые взаимодействием с готами, осмелели и отправляют торговые делегации ко всем ближайшим племенам, даже к гуннам.
И вот с латифундиями (2) Эйрих решил кончать, потому что их время должно пройти. Но прекратить их существование легко, а вот предотвратить их повторное зарождение будет очень сложно. Эйрих думал об этом уже давно, но никак не мог придумать теоретически работоспособного рецепта. Скорее всего, ему придётся переложить эту сложнейшую задачу на дряхлые плечи стариков…
Вообще-то, можно было попробовать реализовать очень интересную задумку Гая Семпрония Гракха, который хотел ограничить максимальную площадь выделяемой человеку земли пятью сотнями югеров. Но пятьсот югеров на одного человека — это слишком жирно для простых готских мужей, поэтому Эйрих собирался выделять им не более тридцати югеров на одного человека. И если в семье есть дополнительные сыновья, то за каждого ещё по тридцать югеров, а дальше пусть сами крутятся.
Эйрих как-то прикинул, что если ни у кого не будет больше тридцати-сорока югеров наделов, то земли в Италии, оказывается, неприлично много и хватит на всех. А если захватить Галлию и Иберию, то земли хватит ещё и очень надолго.
Римляне же делили землю нерационально, поэтому у них нормальным считалось, когда вся окрестная земля вокруг города принадлежала двум-трём людям, гонявшим по этой земле рабов, а бывшие землепашцы бессмысленно куковали в городе, в статусе пролетариев.
В Вероне открылась великолепная возможность разделить прилегающую землю между готами и наиболее благонадёжными из римских простолюдинов, что позволит проверить новую систему на работоспособность, и, уже опираясь на результаты, отсюда можно рассматривать возможность распространения практики на остальные территории Италии.
«Всё одно лучше, чем быть зависимыми от поставок рабов с севера», — пришёл Эйрих к выводу. — «Меня не прельщает всю свою жизнь провести в походах за рабами, тогда как остальные территории римлян будут стоять не освобождёнными…»
От войны он никогда не бежал, но чётко делил войны на смысловые категории. Завоевательная война, предусматривающая покорение другого народа — это почётно. Полунабег-полувойна, предусматривающая захват рабов — это позорное пятно на репутации полководца. Монгол может пойти в набег за красиво блестящим золотом и красивыми пышнотелыми рабынями, но никогда не пойдёт специально за рабами, чтобы использовать их для работы, которую легко может сделать сам. Последнее — признак слабости и разложения.
«Монгол должен ценить красоту, но не позорное облегчение своей работы», — подумал Эйрих.
Реформы Гракха, откорректированные и усовершенствованные под их уникальную ситуацию, он продавит консульским эдиктом отца, а детали оставит на сенаторов, которых обяжет выработать систему сдержек и противовесов, не позволяющих никому и никоим образом менять установленный эдикт. Незыблемость и непреложность эдикта гарантирует устранение риска возрождения латифундий, а также обеспечит долгосрочное выживание их молодой державы, уже начавшей расти на останках старой римской…
С полной государственных дум головой Эйрих вошёл в здание курульного совета, ныне обозначенное как временное главное здание Сената готского народа. Внутри он прошёл мимо зала заседаний, где прямо сейчас идёт слушание очередной инициативы консула Балдвина, после чего вошёл в свой кабинет для приёмов.
Бюрократия начала пронизывать
