– Тогда я стану Избранным! А ты будешь моим возлюбленным – как и всегда был.
– Отлично.
Сказать правду, Рош всей душой сожалел о том, что убил Маарет и Хаймана. Всем сердцем мечтал сбежать ото всей этой ситуации. Кровное убийство. Преступное кровопролитие! Ибо именно так называлось то, что он совершил. Тысячи лет назад, еще мальчиком на Крите, он узнал, что кровное убийство – это когда убиваешь кого-то из своих. А Маарет с Хайманом не были ему врагами.
– Ой, ну до чего же жалкая поэзия, жалкая философия, – фыркнул Голос. – Она собиралась прыгнуть с сестрой в жерло вулкана. По меткому выражению нынешнего поколения, ты сделал то, что должен был сделать. Забудь обычаи древних культур. Ты – вампир, наделенный огромной физической и духовной мощью. И я тебе объясню, что такое грех и что такое вина. А теперь ступай к ним, выдвини свои требования, а помощничка своего оставь тут, и пусть он отрежет мальчишке голову, если они не захотят тебе уступить.
– Когда они узнают…
– Они уже знают, – парировал Голос. – Включи звук на компьютере. Бенджамин Махмуд как раз им все рассказывает.
Это была правда.
Рош сел на кушетку рядом с мерцающим экраном лаптопа. Вебсайт Бенджи Махмуда как раз показывал не что иное, как его самого: не застывшую фотографию – видео. Под черной шляпой сверкал взгляд острых глаз, круглое лицо было взволновано.
– Лестат с нами! Лестат побывал в амазонских джунглях в поисках Божественных Близнецов, хранительниц Священного Источника, и Лестат вернулся, дабы поведать нам: великая Маарет убита. Ее спутник Хайман убит. Останки их брошены в постыдном виде – едва забросаны землей. Дом осквернен. А безмолвная и бездеятельная сестра, отважная и стойкая Мекаре, исчезла. Мы не знаем, кто сотворил это, но знаем вот что: мы все сплотимся и вместе дадим злодею отпор.
Рош со вздохом откинулся на спинку белой кушетки.
– Чего же ты ждешь? – спросил Бенедикт.
«Дом осквернен»!
– Пусть себе собираются, – заявил Голос. – Пусть взвесят свои потери. Пусть взвесят, что им грозит потерять. Пусть научатся послушанию. Полночь еще не пробила. А когда пробьет, они уже успеют осознать, как беспомощны.
Рош не удосужился отвечать.
Бенедикт продолжал о чем-то спрашивать.
– Ступай к пленнику, – велел Рош Бенедикту, а сам снова отправился на веранду – посмотреть на море и всерьез прикинуть: не утопиться ли. На самом-то деле, конечно, утопиться он не мог. Оставалось одно: доиграть партию до конца.
Глава 22
Грегори. «Врата Троицы». Посеяв ветер
Приходилось признать: загадочный Лестат достоин восхищения. И не важно, что Грегори и раньше уже любил его. Кто бы не восхитился столь безупречной грацией, столь безупречным чутьем и умением подобрать нужные слова для каждого подходившего к нему вампира? Кто бы не восхитился существом, способным с такой нежностью качать в объятиях свою смертную подопечную, Роуз, а потом с такой великолепной яростью напуститься на Сета, на самого Сета, требуя ответа, как и почему тот подверг «этих смертных детей» ужасной опасности?
А с какой бесподобной легкостью он заплакал потом, приветствуя Луи, Армана и своего давно утраченного отпрыска, Антуана, которого считал канувшим в бездну лет, а ныне обрел здесь – живого и процветающего, друга Бенджи и Сибель! Как участливо держал Антуана за руку, пока тот, дрожа и запинаясь, силился выразить свою любовь! Как терпеливо поцеловал его и заверил, что им предстоит провести вместе еще много ночей – и они сумеют узнать и полюбить друг друга, как никогда прежде!
– Давайте все сядем за стол и обсудим сложившуюся ситуацию, – предложил Лестат, непринужденно взявший бразды правления в свои руки. – Арман, давай организуем все в зале наверху. Я буду там, как только отнесу Роуз вниз в подвал и немножко поговорю с ней. Бенджи, ты тоже должен прийти. Прекрати на время вещание, ладно? Должны присутствовать все. Положение слишком серьезно. Маарет и Хайман убиты, дом сожжен, Мекаре исчезла. Голос посеял ветер – и нам надо вместе решить, как противостоять буре!
Грегори еле удержался, чтобы не зааплодировать. Фейерверк, настоящий фейерверк!
Арман немедленно согласился – как будто для него было самым естественным делом выполнять пожелания Лестата.
Но разве не все только о том и мечтали?
А уж как хорош был Лестат – стремительный, живой, полный энергии! Джеймс Бонд вампирского мира! Как удалось ему даже в столь тяжкий час появиться во «Вратах Троицы» в свежем и умопомрачительно стильном ансамбле от Ральфа Лорена: клетчатая шерстяная куртка, пастельная шелковая рубашка и изящные туфли, коричневые с белым? Гриву сияющих белокурых волос – самых знаменитых волос среди бессмертных – под затылком перехватывала черная шелковая лента, сколотая бриллиантовой брошью. Брошь эта могла бы стать выкупом за короля – но, увы, не за сына Лестата, Виктора.
Длинная клетчатая куртка напоминала покроем фраки минувших лет, когда моды были более дерзкими и нарочито романтичными. Спадающие фалды идеально скрывали висящее на боку у Лестата оружие (какое, разобрать не получалось, но пахло оно сталью и деревом), при этом не нарушая красоты формы и покроя.
О, Лестат являл собой идеальное воплощение нового, современного вампира, современного бессмертного. Кто лучше него мог осознать и оценить, что именно сейчас для всех бессмертных и настал Золотой Век, неизмеримо превосходящий все прошлые века? Кто мог ловчее Лестата оседлать прилив, поймать момент? Быть может, весь нынешний кризис лишь для того и настал, чтобы заставить его осознать, проявить себя?
Стоявшие подле Грегори Зенобия, Авикус и Флавий взирали на Лестата с таким же безграничным восхищением и восторгом. Флавий негромко рассмеялся себе под нос.
– Ну точь-в-точь такой, как о нем говорили! – прошептал он Грегори.
На Грегори накатило головокружительно-смешное чувство, прекрасно знакомое множеству смертных на протяжении тысячелетий: чувство беззаветной преданности вождю, лучше всего выражаемое старой избитой фразой: «За ним хоть в огонь!»
Именно так! Да, я последую за ним, куда бы он ни отправился, я отдам все силы свои, все свои дарования в его распоряжение! Но ведь и все остальные в этом доме наверняка чувствовали то же самое. Разве не прекратились уже споры и тревожные перешептывания? Все, кто только был в доме, толпились в гостиной, в холле, на лестнице. Все объединились меж собой. Даже возлюбленная Грегори, Сиврейн, и непроницаемый, безразличный ко всему Ноткер Мудрый смотрели на Лестата с той же восторженной покорностью. Даже мать Лестата, что стояла в запыленной одежде цвета хаки, прислонившись к парадной двери, взирала на сына не без явственного удовлетворения, словно говоря: «Что ж, возможно, из всего этого и в самом деле выйдет прок».
А Роуз, бедненькая Роуз, бедненькая смертная Роуз, нежное напуганное дитя с огромными, вопрошающими синими глазами и густыми иссиня-черными волосами! Чем скорее ей даруют бессмертие, тем лучше! Разум простого человека не в состоянии вынести тех потрясений, что выпали на долю этой крошки.
Девушка льнула к Лестату, отчаянно и самоотверженно стараясь плакать потише. В белом шелковом платье она напоминала невесту, а он, похожий на статного жениха, держал ее в объятиях, нашептывая ласковые ободряющие слова. Наконец он передал ее Луи.
– Одну минутку, всего одну минуточку, милая, и я снова буду с тобой. Тебе больше ничего не грозит.
Грегори потрясенно смотрел, как Лестат жестом велит матери отойти, распахивает парадную дверь и выходит на небольшое крыльцо, на мостовой перед которым, в тени обрамлявших узкую улочку гигантских деревьев, столпились юные вампиры. Удивительное дело, но все фонари вблизи дома загадочным образом перестали работать пару ночей назад.
Появление Лестата было встречено громоподобным ревом, подобно которому Грегори не слышал за всю свою жизнь. Даже древние армии Царской Крови не приветствовали свою предводительницу с подобным пылом.
Все это время юные отпрыски вампирского племени, игнорируя предостережения Бенджи, час от часу стекались сюда. Они во все глаза наблюдали за домом – не мелькнет ли в окне чье-нибудь лицо – и всматривались в каждую проезжающую машину, а вдруг это прибыл кто-то новый, хотя, строго говоря, мало кто из присутствующих приехал сюда на машине, да и те незаметно проскользнули в подземный гараж под третьим зданием комплекса.
Ни единый бессмертный в доме не осмелился вслух признать существование этих изгоев – ни на единый миг. Лишь Бенджи по радио снова и снова призывал их не собираться вокруг, умолял держаться подальше.
Однако они пришли – и уже не уходили. Их неудержимо тянуло к тому единственному месту, на которое они возлагали надежды на спасение.
