— Выбрось из головы любые мысли о позоре, — сказала она. — Лучше сосчитай, сколько их было против каждого из нас: предания о нашей битве будут звучать вечно. Но ведь только из-за меня на стены донжона сыпятся такие сильные удары, что кажется, будто сами боги обрушились на нас. И теперь ты должен подчиниться мне и моим приказам; иначе мы все погибнем, ибо даже эта башня не в состоянии надолго остановить его.
— Божественная дама, — сказал Астар, — никто не избегнет жестокого объятия смерти. Я и ваши люди будем защищать вас до конца.
— Сэр, — сказала она, с королевским достоинством. — Отныне я сама буду защищать себя и Крозеринг, и более надежно, чем все воины в мире. — И она коротко рассказала ему свой план сдать крепость при условии, что Астар, Равнор и его люди смогут свободно уйти.
— И вы подчинитесь Кориниусу? — спросил Астар.
— Твой меч слегка подрезал его когти, — ответила Мевриан. — Я не боюсь его.
Сначала Астар не хотел и слышать ее слова, и даже верный Равнор чуть не поднял мятеж. Но леди твердо стояла на своем, и ясно показала им, что это единственная надежда спасти ее и Крозеринг, и если через несколько дней крепость падет, "то мы с отчаянием поймем, что не злая судьба, а мы сами, своими собственными руками разрушили ее", и, наконец, с тяжелым сердцем они согласились подчиниться ее приказу.
Без дальнейших церемоний Леди Мевриан открыла окно, вывесила белый флаг переговоров, позвала Лорда Гро и передала ему послание для Кориниуса. Начались переговоры, и она согласилась сдать башню, при условии, что все находившие в ней воины безопасно выйдут наружу с оружием в руках и никто не будет их преследовать ни в окрестностях Крозеринга, ни за его пределами. Все это было записано на листе пергамента и запечатано личными печатями Кориниуса, Гро и Лаксуса, и через полчаса после того, как Леди Мевриан получила этот пергамент, открылись ворота башни, и ключи от всех покоев были переданы в руки Ведьмландцев.
Все было исполнено в точности, крепость Крозеринг перешла в руки Кориниуса. Астар, Равнор и его люди не стали пленниками, ради Леди Мевриан, но Кориниус, с кровожадным блеском в глазах, поклялся, что сам убьет их всех, если через час найдет хотя бы одного из них ближе чем трех милях от Крозеринга. И, подчиняясь приказу дамы, они ушли.
XXIV. КОРОЛЬ В КРОЗЕРИНГЕ
КАК ЛОРД КОРИНИУС СОБРАЛСЯ ЖЕНИТЬСЯ НА КОРОЛЕВЕ ДЕМОНЛАНДИИ И ЗАДАЛ СВАДЕБНЫЙ ПИР; И ПРИМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПРИМЕР ТОГО, КАК ТЕ, КОГО ЛЮБЯТ БОГИ, ПОЛУЧАЮТ ПОМОЩЬ И ПОДДЕРЖКУ ДАЖЕ НАХОДЯСЬ В ГУЩЕ ВРАГОВ.
В ТОТ же самый вечер Кориниус приказал устроить пир в Комнате Луны для четырех десятков своих лучших людей — роскошное, воистину королевское развлечение; и решив, что наконец-то настало время когда он сможет удовлетворить свою похоть, через одного из своих джентльменов послал Леди Мевриан слово, сказав, что она должна немедленно придти туда. И она послала ему ответ, сказав, что замок, конечно, весь в его распоряжении, но она сама очень утомилась и этой ночью больше всего желает выспаться, на что он громко расхохотался и сказал: — Самое несвоевременное желание, скорее даже насмешка, ибо она отлично знает, что я собираюсь сделать с ней сегодня ночью. Я желаю, чтобы она пришла и побыстрее, пока я еще добрый.
В ответ она была вынуждена подчиниться и вошла в Комнату Луны, одетая в все похоронно-черное: платье с высоким лифом из черного сендаля, подбитое тафтой, а вокруг горла ожерелье из черных блестящих сапфиров. Высоко и благородно несла она свою голову. И на ее бледном лице, обрамленном густыми, черными как ночь волосами, не были и тени страха.
При ее появлении все встали, приветствуя ее, и Кориниус сказал: — Леди, вы быстро изменили ваше мнение, хотя вначале клялись, что никогда не отдадите мне Крозеринг.
— Настолько быстро, как только смогла, милорд, — сказала она, — ибо увидела, что была не права.
Он на минуту замолчал, пока его взгляд, взгляд знатока, бежал по ее прекрасным формам. Потом сказал: — Ты, конечно, хочешь обеспечить безопасность своим друзьям?
— Да, — ответила она.
— Для твоей собственной безопасности, мадам, — сказал Кориниус, — это не имеет ни малейшего значения. Да будут моими свидетелями всемогущие Боги, от которых нечего не скроешь, я желаю тебе только добра.
— Милорд, — сказала она, — пусть это слово станет опорой для меня. Ведь я знаю, что моя свобода — добро, и не должна зависеть от условий какого-нибудь человека.
После чего он, пригубив вино, надел на свое лицо самое любезное выражение и ответил: — Я не сомневаюсь в этом, мадам, но сегодня ночью, до никому не известного завтра, я бы посоветовал тебе выбрать самое высокое из всех возможных условий, которое я могу предложить: стать королевой Демонландии.
Она очень вежливо поблагодарила его, но сказала, что хотела бы отказаться от такой приятной чести.
— Как? — удивился он. — Неужели для тебя это слишком мало? Или, быть может, ты смеешься надо мной?
— Милорд, — сказала она, — мало приличествует мне быть добычей солдата, ибо долгие поколения знатных предков наполнили мой ум обманчивыми зрелищами величия, теперь ушедшего. И тем не менее я прошу тебя не забывать: владыки Демонландии высоко парят над уровнем обыкновенных королей, и, как глаз дня, смотрят на них свысока. И с этой точки зрения звание королевы, которое ты предлагаешь мне, ничего не значит для меня и я не желаю его, ибо я сестра того, кто написал слова на воротах Крозеринга, и вы все бы узнали правоту его слов, если бы он был здесь и смог бы повстречаться с вами.
— Правда в том, — сказал Кориниус, — что кое-кто хвастался на весь мир, но, тем не менее, я и раньше обращался с ними, как с рабами. Вот, мои ботфорты могут подтвердить, что познакомились с ними в Карсё, мадам, и, надеюсь, я не обидел тебя, рассказав об этом. — Но, уловив вспышку презрения и гнева, сверкнувшую в глазах Мевриан, поторопился добавить: — Прошу прощения, несравненная сеньора, промахнулся. И я не хотел бы пятнать нашу новую дружбу воспоминаниями о… Эй, кто-нибудь! Поставьте рядом со мной стул для королевы.
Но Мевриан выбрала место на дальней стороне стола, и, садясь, сказала: — Я прошу тебя, милорд Кориниус, не произноси больше это слово. Оно мне не нравится.
Долго он молча глядел на нее, тяжело опираясь на стол, его губы слегка раздались, из них вырывалось быстрое горячее дыхание.
— Хорошо, — сказал он, — сиди там, и, если тебе так нравится, мадам, дели мое удовольствие на части. Раньше между нами был необъятный мир; в прошлым году — горы; вчера — стены Крозеринга; сегодня вечером — стол, и, прежде чем окончится ночь, — ничего, кроме…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
