сам сел в кресло. Дуран показался на лестнице в темноте.
— Я слушаю.
— Так вот: есть ребёнок, которого я хочу убить.
— Ребёнок?
— Пятнадцатилетний юноша.
— Что дальше?
— Этого ребёнка хотят выдать за сына моего брата, я хочу, чтобы его не было в живых.
— Я понимаю, — сказал Гроновиус, — но мы не берёмся убивать людей, только помогать им, насколько позволяет наше умение.
— Я вас также не прошу убивать ребёнка.
— Стало быть, о чём же, ваша светлость?
— Откуда вы знаете, кто я? — краснея, спросил Соломерецкий, который встал от этих слов.
— Я всё знаю, — холодно ответил Гроновус.
— Значит, вы знаете также, чего я от вас хочу?
— Хотите знать, где этот ребёнок находится.
— Да, — уже робко отвечал Соломерецкий, потирая рукой лоб.
— И больше ничего? — уставив в него глаза, сказал Гроновиус.
— Яда, — сказал князь так тихо, что волшебник скорее догадался, чем услышал.
Сказав это, он положил на стол кошелёк с деньгами. Гроновиус спрятал его в карман.
— Пойдём наверх, — воскликнул он, — постараемся удовлетворить ваше желание.
Дуранус спешно вскочил на стул и сделал вид очень занятого работой, так что даже не повернулся, когда они вышли.
— Дуранус, — крикнул Гроновиус, — этот, — он указал на князя, — хочет знать, где находится ребёнок, о котором он в эти минуты думает.
— Значит, — отрезал Дуран, вскакивая и устремляя взгляд на Соломерецкого, — скажите сначала, какого хотите предсказания?
— Какого? Лишь бы поведало, чего я хочу.
— Есть множество способов узнать правду. Вызовом умерших, истолкованием снов, наблюдением за звёздами и созвездиями, аэромантией, пиромантией, гидромантией, рабдомантия, ксиломантия, кледомантия и другие.
— Я ничего не знаю, — гордо ответил князь, — предсказывайте, как хотите, лишь бы сказали мне, где он.
— Вызовом умерших? — спросил Дуран, думая, что испугает.
— Как вам угодно, — холодно сказал Соломерецкий.
— Или с помощью этой головы, то есть терафима?
— Как хотите.
Гроновиус и Дуран, казалось, взглядом советуются, наконец последний обнажил руки по локоть, снял деревянную голову, поставил её на пол, начертил круг, взял палочку, натёрся какой-то мазью, взятой из баночки, и начал бегать и шептать.
Князь молчал, был удивлён и растерян. Дуран, быстро двигаясь, говорил; какой-то голос, казалось, то из окна, то из подземелья, то снизу по очереди говорит непонятные слова, глухо. Сколько бы князь не слышал этот странный, приглушённый голос, он поворачивался то туда, то сюда, но нигде не мог разглядеть, откуда он происходил. Гроновиус, опершись о стол, смотрел равнодушно.
Дуран, хорошо набегавшись, наконец остановился и сказал, кладя трость:
— Окончено, теперь я знаю всё.
— Я вас слушаю.
Карлик снял со стола серебряный поднос и подставил его к князю.
— Для терафима. Что пожертвуете для терафима?
Горстка денег звякнула на подносе.
— Спрашивайте меня, — сказал Дуран.
— Где он?
— В Литве, — отвечал карлик.
— А именно?
— На дворе Сапеги, воеводы Подласского.
— Кто его туда отвёз?
— Четыре шляхтича, во главе их Кжистоф Пеняжек.
— По чьему приказу?
— Незнакомого шляхтича.
— Его имя?
— Голова не знает.
Князь задумался.
— Хорошо, — сказал он, — а теперь остальное.
Гроновиус пробурчал что-то Дурану. Тот поставил к полке стремянку, раздвинул бутылки, нашёл бутылку с какой-то красной мешаниной, налил из неё несколько капель в маленькую банку, сделанную так, что её можно было подвесить на верёвке и носит на шее, а потом подал её князю.
— Только лишь?
— Этого более чем достаточно, — отвечал Гроновиус.
Соломерецкий спрятал поданную ему бутылочку под одежду, походил по комнате, словно хотел успокоиться, указал рукой на дверь, которую Дуран ему открыл, и вышел.
Якус стоял на дороге и свистел.
— Ну что, паныч? Получили любисток? — спросил он с издевкой. — Говорят, что они любисток продают, гм? Правда ли это?
Князь его молча толкнул, тот отлетел на несколько шагов, снял шапку и, показывая язык, добавил, словно прощаясь:
— Целую ноги, любисток.
Едва дверь закрылась, когда Чурили начал в неё стучать и беспокойно вошёл с сыном.
Два мага чего-то обсуждали посреди комнаты, Гроновиус вышел вперёд.
— Хочу с вами лично поговорить, — он указал на дверь подземелья, в которое вошли он, сын и Гровиус.
Дуран остался на лестнице.
— Вы знаете, кто от вас вышел? — сказал Чурили, плохо скрывая беспокойство, которое испытывал в этом страшном для него месте.
— Это вас не касается.
— Напротив, я за этим пришёл.
— В этом нет тайны, Соломерецкий был у вас.
— Быть может, я людей не знаю.
— Он спрашивал вас насчёт племянника?
— Не помню.
— Вы дали ему бутылочку, которую он потерял, когда выходил.
Гроновиус при виде банки несказанно смешался, забормотал, встал и бросил взгляд на Дурана.
— Эта банка, — говорил старик дальше, — содержит яд для племянника.
— Не знаю, она не от меня.
— В этом мы убедимся позже, — говорил Чурили, пытаясь показать смелость, которой ему очень не хватало.
— Но чего вы от нас хотите? — спросил серьёзно Гроновиус. — Если устрашить, я вас предупреждаю, что боятся меня, а я никого не боюсь.
— Быть может. Позвольте мне заключить с вами договор.
— О чём хотите, но не угрожайте мне.
— Скажите мне, чего от вас хотел тот, кто вышел?
— Так вы знаете.
— Я только догадываюсь.
— Вы, может, правильно догадываетсь.
— Вы сказали ему, где племянник?
— Мы сказали, о чём он спрашивал. Дайте нам эту банку, прошу, — прибавил он, вытягивая руку, — она может возбудить подозрение, клевету, хотя вышла не от меня.
— От вас.
— Нет, всё-таки любопытства ради я хотел бы, чтобы она у меня был.
— Я отдаю вам её, скажите мне: зачем он приходил?
Тут пан Чурили достал сумку, вынул немного денег и положил на стол.
— Отдадите мне банку?
— Обещаю.
Голос сверху, приглушённый и страшный, с великим ужасом изрёк обоим Чурили:
— Он спрашивал и отвечали ему: ребёнок у Сапеги.
Гроновиус вовсе не удивился голосу, сдвинул деньги, забрал банку и, прежде чем они имели время выйти, начали сильно стучать в дверь. Чурили были уже на лестнице, Гроновиус поспешил вперёд, Дуран отпёр.
— Я потерял банку, — сказал голос за дверью.
— Я знаю, — отвечал Дуран, — и другой у вас не будет.
— Плачу, — воскликнул входящий.
Чурили, узнав голос, задержались в подземелье. Гроновиус поспешил к двери, что-то шепнул и всё стихло.
Князь ушёл.
Шляхта, не много понимая, что делалось вокруг неё, вышла в первую комнату. Грохот кареты известил об отъезде князя.
Едва они выбрались из жилища двух чернокнижников, у входа встретили много людей, направляющихся туда, завуалированных женщин, панов с надвинутыми на головы шапками, мещан, молодых девиц. Одни стучали в дверь, другие ждали своей очереди, прячась в тёмных углах дома и избегая друг друга.
Среди тех пан Чурили узнул пани Янову, обедневшую купчиху, ларёк которой был рядом
