заварить чай каркадэ, выдавить в него лимон, затем остудить большим количеством льда, взять эту кислятину с собой в ванную, помыться горячей водой, затем включить холодную, встать под неё и выпить залпом чай. Но сначала я, как следует, дуну, благо запасы есть.
На этапе «горячей воды» я продолжил размышления о том, как я оказался в такой незавидной ситуации; пробовал убедить себя в том, что мы все умрём, так или иначе, — несколько скучных десятилетий плюс, несколько скучных десятилетий минус — ерунда в масштабах вечности, если конечно вечность оперирует таким понятием как «ерунда». У меня снова произошло лёгкое раздвоение личности, которое я всегда считал признаком большого художественного таланта, и голос в голове сказал: «Ты, парень, как-то не слишком серьёзно относишься к сложившейся ситуации». «А что я, по-твоему, должен делать?» — вслух произнёс я, отвечая на его вопрос. Я забыл мыл ли я голову и, на всякий случай, помыл ещё раз.
— Может мне начать кататься в истерике и рвать волосы на теле? Может совершить какой-нибудь отчаянный поступок? — продолжал я диалог, стоя с закрытыми глазами под душем.
«Ты всю жизнь приобретал какие-то теоретические знания и, было, как минимум, два человека, которые тебе постоянно говорили о том, что ты занят ерундой».
— Странно, что ты сейчас об этом заговорил. А кто эти двое?
«Самое смешное (кроме мексиканского фильма «В отчем доме») что эти двое — твоя бывшая жена и твоя нынешняя мать».
— Знаешь, а ведь я вовсе не против того, чтобы эти две бестолочи были счастливы.
«Знаю». Разговор явно зашёл в тупик, — мне и раньше этот внутренний собеседник ничего путного не советовал. Тетрагидро… как там его, знает своё дело, — я перестаю воспринимать происходящее как личную трагедию, хотя мысль о том, что реальность скоро навалится как пассажиры в метро в час пик, не исчезает полностью. Я приступил к холодным обливаниям. Мысль не стояла на месте. Я в этом дерьме, потому что я мужчина. Был бы женщиной — нашёл бы другой способ скоротать жизнь. Я — мужчина, поэтому рыл носом землю пытаясь заработать! Был бы женщиной — у меня была бы одна забота — найти лоха и нарожать ему кучу сопливых детей, влезть в ипотеку, мучить этого несчастного визитами своей мамы; при этом чувствовать, что всё делаю правильно, что живу не зря! А лошара пускай бы недоумевал! Что-то я перевозбудился, может «Луиса Корвалола» накапать, капель пятьдесят?.. Когда я думаю о Корвалоле, всегда вспоминаю Мерлин Монро, — она умерла от купажа алкоголя и фенобарбитала, а фенобарбитал как раз то самое вещество, за которое все бабушки (и я) любят Корвалол. Конечно, смерть Монро от фенобарбитала — официальная версия. Интересно, какая будет официальная версия моей смерти? Повесился, не дождавшись решения суда? Утопился в параше? Да, красивая женщина Монро… «Прекрасное дитя», — так назвал её в своём рассказе Трумен Капоте — один из особенных писателей двадцатого века. Да-да, он был дружен с Монро и как-то к слову сказал ей, — мол, ты, малышка, прекрасное дитя. Если бы я успел стать писателем, то попал бы после смерти в компанию писателей, — с Хэмом бы пообщался, с Бодлером и Селином, а что — французский я в школе учил, как-нибудь бы поговорили; перекинулся бы парой слов с Айн Рэнд, я бы ей рассказал, как выглядит её родной Петербург в наши дни, она бы мне рассказала, где в Нью-Йорке недорого снять жильё; зарубежные писатели меня спросили, не хочу ли я увидеться с русскими классиками, а я бы им ответил, что не для того перебрался на тот свет, чтобы смотреть на русские рожи, хотя с Пушкиным бы поговорил, сказал бы ему, что мы его называем «наше всё», — так-то Александр (можно Вас так называть), понимайте как хотите. Я лёг на дно ванной в позе эмбриона и заскулил. Кладу голову на колени Норме Джин и жалуюсь ей на жизнь, заливая её бедра своими слезами, а она гладит меня и говорит слова утешения. «Знаешь, Мерилин, я ведь фильмы с твоим участием почти не видел, даже «Ниагару» не смотрел. «Мы их джаза» только смотрел, но не меньше трёх раз» — говорю я сквозь слёзы. Вдруг я приподнимаю голову с её прекрасных колен и перестаю рыдать. Норма Джин перестаёт гладить мои волосы и вопросительно смотрит вниз на моё лицо. «Знаешь, о чём я сейчас подумал?» «Нет, милый» — она прелестно округляет глаза, наигранно изображая удивление. «Я подумал о том, что «Мы из джаза» — самый лучший твой фильм». «Спасибо, милый» — искусственное удивление на её лице сменяется искренней радостью. «А сейчас мне надо бежать, — у меня очень мало времени. Если всё получится, то после смерти я попаду не к писателям, а к актёрам, что само по себе неплохо».
Через десять минут я уже ехал в сторону ближайшего отделения банка «Армянский Стандарт», благо советский союз рухнул и, в условиях победившего капитализма, присутственные места с уклоном в сторону собственного обогащения начали работать без выходных. Я взглянул на часы: «тринадцать часов тринадцать минут» — удача при мне.
«Да, потребительский кредит». «На ремонт квартиры». «Ну, вообще-то рассчитывал на пятьсот». «Секретарь судебного заседания, ага…» «Да, в собственности автомобиль… Да, совсем новый — две тысячи одиннадцатый год выпуска, самый конец одиннадцатого. Залог — автомобиль? Не проблема». «В понедельник позвоните?» «Да, страховку жизни беру». «Спасибо, жду звонка».
Санкт-Петербургское время — четырнадцать часов ноль-ноль минут. Следующая остановка — «Ипсилон Банк». «Да, хочу купить земельный участок на Волге», «Страховку жизни? Конечно, возьму, мало ли…» «Необходимо шестьсот тысяч». «Какое обеспечение? Автомобиль Volvo подойдёт?» «Спасибо, послезавтра жду звонка, до свидания».
Казанское время — четырнадцать часов сорок минут. «Банк Староказанский». «Я бы хотел купить катер с мотором… С двумя». «Триста, может четыреста…» «И страховочку трудоспособности и жизни будьте добры». «Сегодня-завтра-послезавтра… Спасибо, буду ждать».
Пятнадцать часов тридцать пять минут. «ХоумВидео энд ТинСекс Банк». «На покупку комнаты в коммуналке в Дербышках, угу…» «Да, брал у вас… Айпод, шесть лет назад… Конечно хорошая, отличная кредитная история и увлекательная…» «Ответ в течение пятнадцати минут! Так ведь это замечательно!». Спустя сорок восемь минут. «Всего девяносто тысяч…» «Ладно, беру». «Страховка жизни обязательна! Фу! Но, что поделать, надо так надо».
На моих часах шестнадцать часов двадцать пять минут. «Арьергард Банк». «У нас очередь, молодой человек». «Очередь?» «Да, очередь! Занимать нет смысла, сегодня суббота — работаем до пяти». «Так значит очередь?» «Вы глухой или…»
Время: шестнадцать тридцать
