Потому что цели и на этот раз достичь не удалось. Казалось бы, все получилось, народ в страхе безмолвствует, правительство насмерть повязано с «внутренней партией» беспримерным террором. Однако случилось то, что и должно было случиться: авторитет вождя был настолько велик, что сработал механизм «добрый царь — злые бояре».
А кроме того, Сталин очень не любил, когда притесняли его подданных. А когда их стали убивать, то, как сказал впоследствии Молотов, вождь «озверел». На кого — вопрос риторический: уж явно не на народ. У него оставался еще один, последний выход, запретный, «красная кнопка»: уничтожить тех, кто, казалось бы, нерасторжимо привязал его к себе самой прочной связью — совместно пролитой кровью. Тем более никаких моральных преград теперь не было: по отношению к организаторам массового террора моральные нормы не применимы.
«Красная кнопка»
Война — способ развязывания зубами политического узла, который не поддается языку.
Амброз Бирс
Вот мы и подошли к вопросу: Сталин ли организовал репрессии в партии, или здесь тоже виновата «волна»?
«Волна» была, в этом нет никакого сомнения. Начиналась она еще после «московских» процессов, после февральско-мартовского пленума набрала уже приличный ход. На пленуме Сталин говорил о каких-то 18 тысячах арестованных оппозиционеров — правда, не поясняя, за какой срок. Однако 18 тысяч арестованных — это не 50 тысяч расстрелянных, согласитесь…
Да, но, по идее, «кулацкая» операция по приказу № 00447 должна была снизить накал внутрипартийного террора, переключив внимание «органов» на новые цели. Однако этого не произошло, более того: все еще только начиналось. Почему?
Есть одно случайное, но очень интересное совпадение. Приказ № 00447 вышел 30 июля, а в августе в Куйбышев, где Первым был один из предполагаемых инициаторов «классовой чистки» Постышев, приехал член Политбюро Андреев. Что он сделал? Удерживал Постышева от его кровожадных планов? Отнюдь: попенял, почему в области совершенно не ведется борьба с «врагами». (Поскольку «кулацкая» операция шла полным ходом, Андреев, естественно, имел в виду «врагов» внутри партии.) И тот начал бороться. Надо полагать, это был не единственный визит товарища Андреева: весь остаток 1937 года он разъезжал по стране, инспектируя, а кое-где и подстегивая репрессии против партийных работников, где «помогая организовывать работу» после арестов, а где, наоборот, арестовывая тех, кто еще остался. С рядовыми коммунистами не заморачивался, работал по партийному активу.
За три месяца были арестованы и вскоре расстреляны шестнадцать только одних первых секретарей. (И если кто думает, что процесс расправы с «региональными баронами» на этом завершился, тот не прав. Арестовывали их и в 1938 году, судили и расстреливали не только при Ежове, но и при Берии.) К новому году во многих регионах были арестованы почти все руководители партийных и советских органов. Иной раз руководящую верхушку снимали по два-три раза. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде, были арестованы и расстреляны 98 человек (и еще какое-то количество умерли до того своей смертью). Из 1966 делегатов съезда арестованы 1103 человека, расстреляны 848. И это не считая тысяч партработников более мелкого масштаба.
Неужели же все они пали жертвой террора, развязанного Политбюро? Нет, конечно! С задачей собственного уничтожения «внутренняя партия» прекрасно справлялись и сама. Во всех регионах всегда и постоянно шла борьба между группировками, и теперь все они получили прекрасную возможность свести счеты — важно лишь было не дать им расслабиться, направлять и подстегивать, чем и занимался, в частности, товарищ Андреев.
Поначалу процесс ограничивался борьбой между группировками, в которой много зависело от того, к какой группировке принадлежит первый секретарь и с какой находится в дружбе областная верхушка НКВД. Но это поначалу. Очень скоро доблестные чекисты поняли: мочить можно всех — точнее, тех, кого им сдаст Политбюро (а Политбюро, естественно, защищало не всех, а только своих). Так постепенно рычаги управления террором переходили в руки «органов».
Кое-где партийные боссы попадались в собственную, ими же расставленную на пленуме, ловушку. По крайней мере, именно так считает О. Мозохин:
«Сотрудники органов НКВД были поставлены перед необходимостью арестовывать сразу сотни и тысячи человек. Для придания видимости законности выдумывались различные повстанческие, правотроцкистские, шпионско-террористические, диверсионно-вредительские и тому подобные организации. Получилось так, что почти во всех краях, областях и республиках существовали эти организации и центры, и, как правило, их возглавляли первые секретари обкомов, крайкомов или ЦК нацкомпартий…
НКВД Таджикской ССР вскрыл контрреволюционную буржуазно-националистическую организацию. В ее руководстве состояли четыре бывших секретаря ЦК КП(б) Таджкистана, два бывших председателя СНК, два бывших председателя ЦИК республики, 12 наркомов и один руководитель республиканских организаций, почти все заведующие ЦК, 18 секретарей РК КП(б) Таджикистана… и другие партийные и советские работники» [Мозохин О. Право на репрессии. С. 171.].
А ведь в самом деле — в каком случае чекисту больше славы: если он разоблачит кулацкое прошлое сотни колхозных сторожей или же арестует как «врага народа» секретаря райкома?
В такой вот позиции они подошли к 1938 году. Пора было начинать очередную кампанию борьбы с «перегибами».
* * *
Начал ее январский пленум, который проходил с 11 по 20 января 1938 года. К тому времени из 71 члена ЦК, избранного на XVII съезде, в живых и на свободе оставалось всего 28 человек. Политбюро уже начало постепенно, пусть еще очень осторожно, отрывать уцелевших «партийных баронов» от их окружения, тем более что после года репрессий «наверху» было достаточно соблазнительных постов. Родоначальник террора Эйхе вот уже два месяца как был назначен наркомом земледелия, Косиора забрали в КПК, Хрущева на этом пленуме убрали из Московской области на Украину. Теперь предстояло сделать ход вполне в сталинском духе: выступить против «перегибов», укрепив свои позиции в партийных массах. И точно: основным вопросом на пленуме был «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков».
Доклад делал Маленков. Он говорил, что за один 1937 год из партии было исключено 100 тысяч коммунистов, что КПК после рассмотрения апелляций в разных областях восстанавливала от 40 до 74 процентов исключенных. В Орджоникидзевской краевой парторганизации были отменены решения об исключении из партии 101 человека из 160 подавших апелляции: в Новосибирской организации — 51 из 80; в Ростовской — 43 из 66; в Сталинградской — 58 из 103; в Саратовской — 80 из 134; в Курской — 56 из 92; в Винницкой — 164 из 337 и т. д.
