Вроде бы известно еще о четырех списках, посланных Ежовым Сталину в августе 1938 года: на 313, 208, 208 и 15 имен, на каждом из которых была резолюция Сталина и Молотова: «За». Но говорилось об этом на XXII съезде КПСС, то есть из того же хрущевского источника.
Опубликован пока что только один список, на 139 человек. Вы можете его прочесть в приложении и прикинуть, хватило бы персон такого ранга еще на 382 списка. Поскольку туда входят и высокопоставленный чекист Агранов, и бывший генпрокурор Бубнов, и Варейкис, и Уншлихт, и другие аналогичные фигуры.
Эйхе получил свое позже, уже в «бериевском» потоке, как и Ежов, и Реденс, и многие другие организаторы террора.
Обуздание НКВД
Не так опасно знамя, как его древко.
Дон-Аминадо, поэт-сатирик
…Весной 1938 года массовый террор уже утихал. «Охота на ведьм» в партии тоже постепенно успокаивалась — нельзя же резать друг друга вечно! Однако опасность меньше не стала, потому что из тени на сцену вышел новый участник, до сих пор не игравший политической роли, — НКВД.
Ежов к тому времени уже хорошо пил, и в пьяном виде бывал весьма откровенен. Так, на банкете у своего приятеля (кстати, мужа Анны Аллилуевой, сестры жены Сталина) наркома внутренних дел Казахстана Станислава Реденса он, обращаясь к подчиненным, заявил: «Чего вам бояться? Ведь вся власть в наших руках. Кого хотим — казним, кого хотим — милуем. Вот вы — начальники управлений, а сидите и побаиваетесь какого-нибудь никчемного секретаря обкома. Надо уметь работать. Вы ведь понимаете, что мы — это все. Нужно… чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили. Ты должен быть самым авторитетным человеком в области».
Если начальник Управления НКВД должен быть первым человеком в области, то кем тогда должен быть нарком? А?
В общем, это высказывание уже откровенно пахнет государственным переворотом. Тем более что аппарат для проведения этого переворота у товарища Ежова имелся. На местах, по мере выкорчевывания всех «чужих» группировок, стали образовываться стабильные «связки»: первый секретарь (точнее, тот уцелевший, который занял этот пост) — начальник УНКВД. Наверху давно уже держали друг друга за руки два чекиста — Ежов и Евдокимов. Теперь положение Политбюро стало особенно опасным. Если раньше их с партсекретарями объединял хотя бы общий враг — оппозиционеры и заговорщики, то теперь, когда этого врага не было, две группировки в партии — «кровью умытые» и «государственники»-сталинцы, — оказались лицом к лицу на линии огня. И кого поддержит НКВД, если дойдет до конфликта — это был еще очень большой вопрос.
Ясно, что наркомат стал к тому времени смертельно опасен, и его надо было «нормализовывать». Но как? Что, поднять войска, вывести всех чекистов во дворы управлений и шеренгой поставить к стенке? Иначе никак, ибо, едва почувствовав опасность, они попросту смели бы власть. Охраной Кремля ведал все тот же НКВД, так что члены Политбюро умерли бы, даже не успев ничего понять. После чего на их места посадили бы десяток «кровью умытых», и вся страна превратилась бы в одну большую Западно-Сибирскую область. Приход гитлеровских войск народ воспринял бы, как счастье.
Когда Сталин понял, что Ежов — не его человек? Впрочем, когда бы ни понял — трогать его, не перехватив рычаги управления, было нельзя. И вот весной 1938 года состоялось весьма странное назначение. 8 апреля был снят с работы и на следующий день арестован нарком водного транспорта Н. И. Пахомов, и Ежова, по совместительству, назначили на его место. Какой был в этом смысл? Разве что один: заставить его рассредоточить внимание, отвлечься от НКВД, в котором процесс был уже поставлен на конвейер и шел ровно.
В июле заместитель Ежова Фриновский отправился на Дальний Восток. Пробыл он там два месяца, что также не могло не сказаться на работе наркомата. Тогда-то среди тех, кого оторвали от их привычного окружения и передвинули в Москву, и оказался первый секретарь из Грузии, присланный заместителем к Ежову. Человек был малоприметный, всю жизнь просидел в глубокой провинции, хоть и из чекистов, но последние восемь лет занимался мало кому интересной экономикой. Назначением был явно недоволен, хотя особо не спорил. Так что его приход был воспринят спокойно. Запаниковал разве что сам Ежов, который сначала на полторы недели ушел в запой, а потом принялся жечь бумаги.
Итак, 22 августа 1938 года заместителем Ежова стал Берия, формально партфункционер, но на самом деле не менее матерый чекист, чем те, что засели в наркомате. Бывший работник НКВД Рясной вспоминал, что новый начальник, придя в Управление, вызывал к себе сотрудников и задавал единственный вопрос: «Кто, по вашему мнению, здесь ведет себя не по-человечески?» Этот вопрос сам по себе уже означал многое.
8 сентября потихоньку убрали Фриновского, назначив его наркомом военно-морского флота. 29 сентября Берия стал во главе ГУГБ — главного управления госбезопасности, которым раньше по совместительству руководил Ежов.
Затем началась проверка работы наркомата, результатом которой стало знаменитое постановление Совнаркома и Политбюро от 17 ноября «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия». Параллельно шли аресты высокопоставленных чекистов. Но до 17 ноября надо было еще дожить. Уже отодвинутый от власти, но еще опасный нарком со своей командой вполне могли, да и должны были подняться в последнюю атаку — пойти на насильственный захват власти.
Тогда-то и нанесли по наркомату решающий удар. В начале ноября Политбюро приняло специальную резолюцию, в которой руководство НКВД было объявлено «политически неблагонадежным». И сразу после этого последовали аресты высших руководителей органов — сняли всю верхушку, кроме Ежова. Наркома, поскольку был фигурой заметной и в известном смысле даже знаковой, пока что не тронули. Павел Судоплатов, работавший тогда в центральном аппарате иностранного отдела НКВД, впоследствии вспоминал:
«В 1938 году атмосфера была буквально пронизана страхом, в ней чувствовалось что-то зловещее. Шпигельглаз, заместитель начальника закордонной разведки НКВД, с каждым днем становился все угрюмее. Он оставил привычку проводить воскресные дни со мной и другими друзьями по службе. В сентябре секретарь Ежова, тогдашнего главы НКВД, застрелился в лодке, катаясь по Москве-реке. Это для нас явилось полной неожиданностью. Вскоре появилось озадачившее всех распоряжение, гласившее: ордера на арест без подписи Берии, первого заместителя Ежова, недействительны. На Лубянке люди казались сдержанными и уклонялись от любых разговоров. В НКВД работала специальная проверочная комиссия из ЦК.
