Он приподнялся, оперся на руки и посмотрел на нее сверху вниз. Кремовые веки дрожали, и голубые глаза щурились, когда она смеялась. Ее вытянутые вверх руки, все еще обхватившие его шею, потерли его скулу. Он повернулся, чтобы поцеловать их мягкую кожу, а затем погрузил свою голову в манящую долину ее грудей.
Она не знала, как сильно он в ней нуждается. Если бы он только мог найти слова, чтобы объяснить это, он бы попытался, но он не знал, как выразить то, что жило внутри него. Все то время, которое он двигался с армией Ланкастера, он чувствовал в себе еще одного человека, мечты которого совпадали с его собственными. Его тело совершало правильные движения, голос говорил нужные слова, но его душа ощущала, что силой некоего волшебства она переносилась в чужое тело. Ощущение того, что ты — иноземец в своей собственной стране, притупилось по прошествии нескольких месяцев, когда он был с ней. Возглавляя поход армии, отстаивая титул лорда Барроуборо, находясь вдали от нее, он вновь испытал это мучительное чувство. Время не принесло успокоения, как он надеялся. Это стало очевидным, когда он покинул этот дом, город и Мойру.
Самым худшим было то, что его душа точно не знала, какому телу она принадлежала. Не Аддису, рабу, — хотя этот характер все еще жил в нем… Но и не сыну Патрика де Валенс, хотя именно традиции и честь направляли его поступки.
Только с Мойрой у него возникало верное понимание того, кем он был. И этот целостный человек не подвергал сомнению ее любовь. Он даже принял свои обязательства, большей частью потому, что она ожидала этого от него; даже если успех в восстановлении своего доброго имени означал потерю любимой. Две половины не слились воедино, когда он был с ней, но это разделение души уже перестало что-то значить.
Потерять ее! Его существо восставало против такого предположения. Это было бы подобно снятию кожи. Он держал ее лицо двумя руками, пытаясь вглядеться сквозь ее чистые глаза в душу и обнаружить, сможет ли она действительно найти силы покинуть его, когда придет время. И там он видел только искреннюю любовь женщины-простолюдинки, которая была научена жизнью ничего не ждать…
Открытость ее взгляда тронула его, как это случилось, когда он входил в ее дом в Дарвентоне. Как будто их связывала дружба, длившаяся больше, чем эти последние месяцы, и связь, более тесная, чем любовь и удовольствие. Это выбивало его из колеи и постоянно терзало.
Он страстно поцеловал ее, а затем положил свою голову ей на грудь, и одержимость, которая не имела ничего общего с желанием, как обычно, отошла куда-то в сторону.
Конечно же, он не мог позволить ей уйти. Когда придет время, он найдет способ удержать Мойру. Когда она рядом с ним, он ощущает себя в другом мире, в котором по мановению волшебной палочки изменяется все: земля, скалы, каждое растение…
Ее ласковые руки успокаивающе обняли его плечи: так успокоить могла только она. Я чувствую себя, как будто весь мир вокруг изменился: земля, скалы и каждое растение… Ее слова, произнесенные шепотом в ту ночь, когда они впервые занимались любовью, смутили его именно потому, что звучали так знакомо…
Его мысли потянулись к чему-то, прятавшемуся в тумане. Ему казалось, будто когда-то он уже чувствовал эти объятья…
Она держала его, как мать может держать ребенка.
Или человека, которого оплакивают.
Или кого-то, испытывающего боль или отчаяние.
Глава 20
— Так не получится.
— Похоже, что не получится. Кровать слишком мала.
— Кровать ни при чем, Аддис. Даже на земле… — она начала хихикать. — Где ты набрался этих идей?
— В моих мечтах, — он засмеялся, распутывая узел хитросплетенных конечностей, созданный им самим. Это потребовало некоторых усилий.
Она вытянулась и обняла его своим телом и… всем сердцем. Ей нравились его игривые эксперименты, но, по правде говоря, им обоим доставляло особое удовольствие простейшая форма занятия любовью.
Он лег сверху и вошел в нее. Запахи ранней весны просачивались в палатку с первыми лучами солнца.
— Я видел, что ты разговаривала вчера с аббатом. Он снова бранил тебя?
— Совсем немного. Так как твои военные лагеря находятся на его землях, он чувствует себя обязанным выполнять свой долг порицания греха. Самую худшую брань он сохраняет для блудниц, находящихся в лагере, но даже тогда сердце его не будет успокоено.
Чрезвычайное удовольствие поглотило его, как это происходило всегда, и он сопротивлялся порыву пошевелиться.
— Он хочет избавиться от Саймона как от соседа, который на многое смотрит сквозь пальцы, ручаюсь. Он не спорил, когда я принес письмо от Стратфорда, приказывающее аббатству разрешить мне использовать их земли.
Она провела пальцем прерывистую линию вверх по его спине, заставив его втянуть воздух сквозь зубы.
— Тебе повезло, что епископ решил помочь тебе.
— Это было не просто везением, Мойра.
— Как это так?
Сильное желание прервало его терпение.
— Я объясню когда-нибудь в другой раз.
Позже они шли, впитывая в себя свежесть воздуха, по туманному полю на вершину холма, где их ожидали шесть часовых. Они схватили одного из людей Саймона. Каждый день шпионы из Барроуборо рассылались по всему району, чтобы попытаться обнаружить месторасположение войск, которые, как было известно Саймону, должны были вот-вот подойти. До сих пор ни одному из людей, обнаруживших лагерь, не было разрешено вернуться, и Саймон не знал, что судьба его уже стояла на пороге.
Аддис, допросив пленника, отправил его в темницу аббатства, затем вернулся и взглянул на лагерь.
— Впечатляюще, — сказала Мойра, осматривая палатки и костры, простирающиеся вдаль. Он обнял ее. Она прижалась спиной к его груди и уютно устроилась под широким рыцарским плащом. Они вдвоем смотрели на тускло светящееся пятно восходящего солнца, пробивающееся сквозь низкий туман.
— Впечатляюще, но недостаточно.
— Что, все еще недостаточно? Даже с пехотинцами королевы?
— Барроуборо трудно одолеть, скоро должен прибыть Уэйк, но даже с армией, которую он приведет, и лучниками, присланными Ланкастером, нет никакой уверенности…
— Помощь такого количества людей делает честь твоей семье.
— Частично. Как и помощь Стратфорда, это попытка отплатить мне и также, главным образом, заявка на мою поддержку, если я добьюсь успеха. Уже сейчас власть предержащие в королевстве создают свои союзы и плетут новые интриги. Это будет продолжаться, пока молодой Эдвард не наденет собственную корону.
— Даже если один король отречется, а другой будет коронован, ничего не изменится, — она покачала головой. — Мне жаль их обоих. Отец стоит перед лицом смерти, а мальчик — перед лицом неизвестности.
