даже напоследок выпадает подобная честь. Пусть зовут теперь палача. Его кровь не останется без отмщения, и царю Иосифу не поможет тьма эль-арсиев, и не придут на помощь племена, которые много лет платили дань.
Ох, Всеслава, Всеславушка, зоренька ясная, где бы, в каком бы мире не пролегала сейчас твоя дорога, знай, что побратимы сторицей отомстят не только за твоего милого, но и за твою горькую судьбу.
Вероятно, Неждан слишком глубоко погрузился в свои мысли, уже отрешившись от постылого мира, потому он не понял, почему в зале неожиданно наступила невозможная, почти гробовая тишина, а копья убрались от его ребер. Прямо перед ним стоял седой как лунь старик, долгополыми одеяниями и струящейся ниже пояса бородой неуловимо схожий с великим Арво. Он и в самом деле выполнял у хазар что-то вроде обязанностей кудесника и жреца, предсказывая будущее по знакам изначальной Книги.
— Остановитесь! — властно приказал он. — Вы не можете причинить никакого вреда этому юноше, откуда бы он ни пришел, если не хотите навлечь проклятье на весь каганат.
— Что ты имеешь в виду, отец? — почтительно поинтересовался Иегуда бен Моисей, со смесью укора и сожаления глядя на старца. — Это посланник кагана руссов, дерзкий и бессовестный, как сам Святослав. Мы не можем оставить его в живых.
— Я знаю, чей он посланник, — строго глянул на него старик, — но он принадлежит к роду Ашина.
С этими словами, он раскрыл ворот Неждановой рубахи, обнажая плечо, и безошибочно указал на родовой знак.
— Этого не может быть! — потрясенно выдохнули беи и бек.
Неждан, кажется, тоже вымолвил что-то подобное, искренне жалея, что руки его несвободны и он не может себя ущипнуть, ибо происходящее слишком напоминало сон. Каким образом хазарский мудрец узнал его? Иегуду бен Моисея, похоже, тоже занимал этот вопрос:
— Откуда он мог взяться? — неприязненно спросил он.
— Думаю, Иегуда, тебе это известно лучше, чем кому-либо еще, — усмехнулся старик. — Как ты нарек мальчика, появление которого на свет ты и твой брат Азария предпочли скрыть от меня и моей дочери?
— Илия, — глядя куда-то в сторону, бросил тархан.
Беи и бек закивали. Очевидно, речь шла о чем-то давно всем известном.
— Но это невозможно! — почти вскричал Иегуда бен Моисей. — Крепость была разрушена. Они с матерью погибли в огне!
— Ты в этом уверен? — прищурил светлые умные глаза старый талмудист. — Посмотри на него. Не знаю, как ты, а я еще не забыл, как выглядел двадцать лет назад молодой воин, пленивший сердце моей несчастной дочери.
Он повернулся к Неждану, и его изборожденное морщинами лицо осветила улыбка:
— С возвращением домой, малыш!
Сын волка
Розоватый вечерний свет рассеянными косыми лучами лился в комнату сквозь забранные узорчатыми решетками окна, окутывая предметы паутиной причудливых теней, рисуя на стенах картины призрачные и невнятные, как сны, предшествующие пробуждению.
Вот он и дожил до заката этого дня и встречал его не в застенке, а под крышей дома, о котором все детство мечтал, — дома своего отца. Что это? Ответ на все вопросы или злая насмешка судьбы? Божий промысел или козни Чернобога? Зов великих предков или жестокий самообман? Ашина волк ехидно улыбался с плеча, словно старый талмудист. «Вот ты и дома, малыш». А и гори в яром пламени такой дом, порази моровая язва род ненавистный! Неждан знал только один дом — дом княжеской дружины, признавал только одно родство — родство по духу и оружию. И не хазарам поганым здесь что-то менять!
Чтобы размять мышцы и собраться с мыслями, Неждан прошелся по комнате. Удобная и просторная даже для нескольких человек, она напоминала покои арабских вельмож, в которых ему приходилось бывать во время странствий за морем. Те же ковры на полу, та же узорчатая резьба на стенах, те же пуховые подушки, разбросанные по углам. А и богато живет Иегуда бен Моисей! Красуется просторными хоромами, добрыми конями, дорогой броней и оружием, нарядными портами. И сыну его, небось, не приходится задумываться, где голову приклонить, откуда взять казну, чтобы вено заплатить за любимую… Но вот умрет последний в роду, и все богатство обратится в прах и развеется по ветру.
Напротив двери стояло огромное, в человеческий рост, зеркало. Неждан прежде видал такие только в императорском дворце. Думал, серебро, оказалось — гигантская отполированная глыба соли. Заглядывать в зазеркалье, в искаженный, как бы вывернутый мир отражений Неждан не спешил. Он примерно представлял, что увидит: полголовы седых волос, глаза старика на молодом лице. Однако искушение оказалось сильнее. Великий Боже! Что за чародейство? Почему с плеч спускается хазарский парчовый халат, когда лицо успели избороздить столько морщин? Неждан непроизвольно отшатнулся, и вздох облегчения вырвался из его груди. В зеркале отражался Иегуда бен Моисей.
Когда услужливые слуги закрыли за ним дверь, тархан опустился на груду подушек, удобно поджав ноги. Неждан решил последовать его примеру. В ногах правды нет, а коли придется предпринимать какие-то действия, то такое положение для прыжка или кувырка, пожалуй, даже удобнее. Иегуда бен Моисей, похоже, рассуждал таким же образом. Во всяком случае, в его позе Неждан не уловил и тени расслабленности или покоя. Впрочем, напряжение могло иметь прямое отношение и к тому непростому разговору, который им предстоял. Во всяком случае, Иегуда бен Моисей какое-то время молчал, собираясь с мыслями, а когда начал, то заговорил совсем не о том, о чем хотел.
— Я видел тебя в Обран Оше, — вымолвил он, старательно выговаривая славянские слова. — Ты хорошо сражаешься, хотя, на мой взгляд, пожалуй, слишком безрассудно.
— То же самое я могу сказать и о тебе…
Неждан едва не прибавил «отец», но сдержался. Он понимал, что признание родства может спасти ему жизнь, но как раз жизнью он сейчас меньше всего дорожил. Поганые не дождутся, чтобы, поддавшись зову их крови, он предал князя и побратимов.
Иегуда бен Моисей, похоже, это тоже понимал, потому, прежде чем продолжить разговор, ради которого сюда пришел, он долго молчал, собираясь с духом:
— Я знаю, что ты вырос в иной земле и присягнул на верность нашим злейшим врагам, — начал он медленно, словно выдавливая из себя каждое слово. — Но в нашу землю тебя привел сам Господь и Ашина-первопредок, ибо твоя судьба — возглавить свой народ!
— Моя судьба, — глядя в глаза хазарину, с вызовом ответил Неждан, — разрушить стены этого града или сложить здесь свою голову!
— И это говорит мой сын! — благородные черты тархана исказила судорога, словно слова собеседника в самом деле причиняли ему боль.
— Ты бы
