Вспышка прошлого мелькнула и погасла. Почти все воспоминания о детстве он потерял при инициации в ордене после внушений и перепрограммирования, однако где-то там, в глубине, они ещё жили.
Встряхнувшись, Гилеас передал бесценные контейнеры с прогеноидами одному из космодесантников и потянулся, разминая ноющие плечи. Перчатки были перемазаны в крови павших Серебряных Черепов. Сквозь обступившую завесу скорби, которую он оставил на потом, из мглы незаметно подступало что-то другое. Некое чувство определённости. Знание, что он принял сегодня правильное решение. Чувство, что мантия командира ему вполне по плечу.
Перемена в отношении к миру, которое он, сам того не осознавая, будет излучать сквозь звёздную тьму, что отделяла его от Варсавии.
Гилеас подошёл к своим братьям и безучастно уставился на груду ксеносов. Затем сплюнул и отвернулся.
— Сжечь их!
Огнемёты в руках боевых братьев выпустили в кучу мёртвых чужаков прометиевых змей. Из донёсшихся слабых криков стало ясно, что не все чужаки оказались мертвы. «Не важно», — подумал Гилеас. Их существование закончится довольно быстро.
Огонь горел ярко и быстро, выедая из воздуха скудный кислород. Вонь горелой плоти перебила запах пролитой крови, но Гилеас не стал надевать шлем. В такой жиденькой атмосфере он мог прожить весьма долго. Так что он будет смотреть на это почти ритуальное сожжение павших врагов собственными глазами.
Момент оказался слегка подпорчен, когда через вокс вторгся голос Курука:
— Сержант Ур’тен?
— Что такое, Курук?
— С нами связался главный астропат «Серебряной стрелы». Пришло сообщение с Варсавии. От самого лорда Аргенция.
В голосе Курука слышалось положенное уважение при упоминании магистра ордена. Гилеас кивнул. Он ждал этого, однако сейчас, когда момент настал, слова вдруг покинули его.
Почуяв заминку, вместо него заговорил Рувим, чтобы заполнить неудобное молчание:
— Что за сообщение, Курук?
— «Летите домой».
Прошёл миг, пока Гилеас осознал услышанное. Он терпеливо подождал остальной части. Когда Курук не сказал больше ничего, к Гилеасу наконец вернулся дар речи:
— Это всё?
— Это суть, сэр. «Брат-сержант Гилеас Ур’тен! Тебя приветствует лорд-командор Аргенций. Прими извинения, брат, но я вынужден просить тебя закончить поход и привести восьмую роту обратно на Варсавию. Гилеас, летите домой».
Сержант обменялся взглядами с Рувимом. Магистр ордена отзывал восьмую роту на родину, где Гилеас не был бог знает сколько десятков лет. Он ощутил, как по телу прошёл трепет предвкушения от желания снова увидеть крепость-монастырь, возможности взглянуть с вершин самых высоких хребтов на заснеженный мир своей родины.
Глубоко вдохнув несколько раз, Гилеас нагнулся за головой эльдарского вожака, которую решил взять в качестве трофея. Бросил последний взгляд на погребальный костёр и двинулся прочь.
— Значит, не будем заставлять лорда-командора ждать, — объявил он своим людям. — Мы летим домой!
Пакт
“И украденные голоса славных сородичей поприветствуют его, примут с распростертыми объятиями и унесут в сердце нашего покрытого шрамами прошлого, к первому дому Серебристого Ордена. Там лежит прах великого разрушителя и янтарные осколки нашего рождения. Два стяга, ниспадающих вместе, призовут его назад. Назад к началу. Только тогда прошлое откроется”.
— Из Варсавийской Ортодоксии, автор неизвестен, 221.M37
Ничто не выжило.
Однажды, согласно записям, Лирия была покрыта зеленью, а почва ее была настолько плодородна, что производила почти бесконечное количество продовольствия для граждан Империума. Агрофермы располагались по всей южной части единственного огромного континента, а работники старательно возделывали здесь землю. Горы и каменистая почва северной части континента были гораздо менее гостеприимными. Но, как говорит пословица, где хотенье, там и уменье, и местные дикие племена селились там, где могли найти незанятую территорию. Так они жили, и таковым был путь процветания человечества здесь.
Сейчас все это исчезло. Совокупная мощь флота Серебряных Черепов, изливших на планету всю ярость гнева Императора, превратила мир в бесплодную пустошь, с враждебной, почти непригодной для дыхания атмосферой. Сокрушенная огнем орудий и залпами ракет Лирия впала в запустение и стала запретным местом, уродливой отметкой в безупречном послужном списке тех, кто считал себя одними из самых преданных слуг Императора.
Лирия, мир основания, бывший дом ордена Серебряных Черепов, стал могилой, покрытой пылью и пеплом.
Сквозь разломы в земле поднимался заполняющий воздух едкий жар. Спящие долгое время вулканы пробудились от орбитальной бомбардировки и сейсмической активности и начали раскалывать планету. Этот мир был одним из тех, что лучше оставить мертвым.
Шесть фигур прокладывали свой путь посреди изломанного ландшафта, ища горную тропу, что вела к давно опустевшей крепости-монастырю. На протяжении восьми тысяч лет ни один из боевых братьев Серебряных Черепов не видел своего древнего дома. Сейчас они взирали на него в тишине, пытаясь справиться с впечатлением от этого ужасного зрелища каждый сам по себе.
Пятеро были массивными, закованными в древнюю терминаторскую броню. Шестой десантник носил синий боевой доспех прогностикатора, его психический капюшон возвышался над лысой головой, а силовой топор был закреплен за спиной воина. Именно этот космодесантник вошел первым.
По стандартам Адептус Астартес прогностикатор Бехан был молод. Едва достигнув тридцати стандартных лет он, тем не менее, отлично проявил себя на поле брани. Способности к распутыванию клубка судьбы раз за разом оправдывали себя. Он ответственно нес свою службу с Восьмой и Пятой ротами, но никогда даже помыслить не мог, что, в конце концов, попадет в Талриктуг, элитное отделение Первой роты. Особенно идя по следам видения, на основании которого командование ордена приняло решение о возвращении ордена к своему прошлому. Предсказание тесно переплеталось со словами, вписанными в Ортодоксию тысячелетия назад: два боевых знамени.
Он знал, что для него было честью находиться в составе элитного подразделения. Это были герои ордена, ведомые отважным, непоколебимым и прямолинейным Первым капитаном Кереланом. Эти воины были героями ордена за сотни лет до того, как Бехан родился. Возможно, именно это держало прогностикатора в напряжении, а вся группа при этом путешествовала в молчании. Когда бы псайкер не заговаривал с терминаторами, их уважение к нему явно диссонировало с рангом и опытом могучих воинов.
Таков был путь Серебряных Черепов. Они ценили своих психически одаренных боевых братьев независимо от возраста или положения.
Воины прогромыхали в вестибюль позади псайкера, а Бехан отпустил свое сознание в свободное плаванье среди камней. Единственным источником света в течение многих лет здесь было разбитое окно из закаленного стекла несколькими метрами выше него. Закрыв глаза, молодой десантник попробовал представить, каким это место было раньше. Тысячи призрачных голосов прошли сквозь него, призывая обратить на них внимание. Голоса, которые тысячи лет желали быть услышанными. Бехану пришлось использовал каждую каплю своей натренированной воли, дабы блокировать этот шокирующий гомон голосов. Филигранная кристаллическая сетка его психического капюшона слабо засветилась, когда десантник сделал шаг вперед. Первый капитан взглянул на псайкера.
— Что говорят тебе твои чувства, брат-прогностикатор? — рубиновые линзы шлема Керелана были бесстрастны.
— Не меньше того, что я ожидал. Это место кишит воспоминаниями, Первый капитан, — ответил Бехан. — Так много плачущих в ужасе голосов на этой планете.
Лицо молодого воина нахмурилось:
— Есть что-то еще. Что-то…, что я не могу отследить. Я смогу сконцентрироваться, если соприкоснусь с камнем.
— Делай что требуется, брат. Мы позаботимся о том, чтобы тебя не беспокоили. Нашей первейшей обязанностью является твоя защита во время этой миссии.
— Так точно, Первый капитан, но предупреждаю вас. Это займет время, эхо здесь древнее и укутано песком времен.
Командующий осмотрелся и пожал плечами:
— Ну, я не вижу здесь других неотложных дел, занимающих мое время и ресурсы, брат. Начинай, когда посчитаешь нужным.
Бехан слегка улыбнулся. Он понял, что несмотря на стоическую молчаливость и несокрушимый прагматизм Керелана, у того был ошеломляюще острый ум. Астартес ослабил крепление латной перчатки, освобождая руку, обернулся к стене и приложил голую руку к камню.
