обе проснулись.
Либби, радуясь, что можно на что-то отвлечься, покашляла.
– В такой час? – С прикроватной тумбочки она взяла брошюру с расписанием автобусов. – Когда прибудем на пристань, парома еще не будет.
– Уф, я и забыла, – вздохнула Белен. Потом похлопала по кровати рядом с собой и взялась за пульт от телевизора. – Не соизволите посмотреть со мной телик? – предложила она, страшно коряво имитируя местный акцент.
Либби снова посмотрела в окно, на окутанную темнотой тихую улочку с односторонним движением, обрамленную старыми кирпичными домами и причудливыми пригородными гостиницами. Внизу мелькнула тень, и по спине Либби пробежали мурашки. Она поспешила задернуть шторы. Неважно, спит она или нет, так спокойней.
Белен следила за ней взглядом.
– Есть что-нибудь интересное? – спросила Либби, одной рукой указывая на телевизор, а другой теребя волосы. Старые привычки. Хорошо еще, что Белен никак это не прокомментировала.
– Без понятия. – Белен стала перебирать каналы. Она явно придумывала, что сказать. – Я просыпалась пару раз, – призналась она через некоторое время, добавив: – Ты плохо спишь. Разговариваешь во сне.
Либби зябко обхватила себя руками.
– Правда?
– Ты как будто с кем-то говоришь. – Белен немного помолчала. – С Эзрой.
Как же не вовремя прозвучало его имя. Именно когда Либби не ждала и не хотела его слышать. Будто незваный гость, оно нарушило стоивший огромных усилий покой.
– А, это… – Так и хотелось отговориться, сказать что-нибудь неопределенное: «Правда? Как странно. Нет, это пустяки». Но после месяцев, что она прожила с оглядкой, так и подмывало, нет, отчаянно хотелось признаться кому-нибудь, кому угодно…
«Нет, – сглотнув, подумала Либби. – Не кому угодно».
Это же Белен, первый настоящий друг, которого она встретила за целый год. Белен, которая ничего от Либби не скрывала, верила ей. Белен, которая робко и постепенно, но все же сбросила маскировку, словно вторую кожу, обнажив ранимую душу: серьги в виде замочков, татушку в виде паука на лопатке. Все это она скрывала от остального мира.
Если не считать путешествий во времени, то Либби показалось, что романтическое прошлое – или будущее, тут уж с какого конца времени смотреть, – это нормально. И поделиться им не так уж и страшно, а вот если промолчать, то закроется дверь, которую Белен осторожно оставила приоткрытой.
– Ты не обязана говорить, – медленно проговорила Белен, видя колебания Либби.
– Нет, я… – Она сделала глубокий вдох. – Извини, просто… это мой бывший. Эзра. Мы в колледже вместе учились. Все было серьезно, – поспешила добавить она. – Очень серьезно. И в каком-то смысле я сама все разрушила…
– Вот уж сомневаюсь, – помрачнела Белен.
– Нет, правда. Но он потом поступил еще хуже, – невесело посмеялась Либби.
Она попыталась сочинить историю, ту версию, которую можно было бы рассказать, не рискуя выдать необъяснимые детали. Жаль, но на ум ничего не пришло, и Либби в молчаливой задумчивости снова посмотрела в сторону окна.
– Знаешь, – сказала ей в спину Белен, – я тут навела кое-какие справки о тебе.
– Вот как? – резко обернулась Либби.
– Да, – тихо сказала Белен, и под ее пристальным взглядом сердце Либби тревожно забилось. – В НУМИ о тебе записей нет. Либби, о тебе там никто слыхом не слыхивал. Ты ведь не оттуда, правда? Да, – сама же твердо и уверенно ответила Белен. – Можешь ничего не говорить, я и так все знаю.
Либби молчала, подыскивая нужные слова. Во взгляде Белен она не видела упрека, только… доброту. А может, и нежность.
– Еще я знаю, что с самого прибытия сюда ты что-то скрываешь. Знаю, что ты была напугана, если не сказать, в ужасе, и одинока. – Белен склонила голову набок и грустно улыбнулась: – Либби, ты не обязана ничего рассказывать.
Либби тяжело сглотнула.
– Я…
– Ты не обязана говорить, – повторила Белен, – потому что я и так все знаю. Он тебя запугивал, да? И ты, наверное, ждешь, что он за тобой явится? Накажет? Или, – понизив голос, добавила она, – он уже приходил?
Либби с дрожью закрыла глаза, сделала судорожный вдох.
– Откуда бы ты ни пришла, – сказала Белен, – можешь сохранить это втайне. Я никому не скажу. – Либби коротко взглянула на нее: Белен загадочно и одновременно с сочувствием улыбнулась краешком губ. – Я сохраню твою тайну, Либби Роудс.
Усталое, саднящее сердце Либби успело совершить два удара, а Белен все еще смотрела на нее с непонятным выражением лица.
Потом развернулась к телевизору, по которому шел какой-то комедийный сериал. Розовый бутон ее губ распустился спокойной, меланхоличной улыбкой. Белен снова опустила взгляд себе на руки, а Либби убавила звук, приглушив ревущий после шутки закадровый смех.
– Можно было не включать, – сказала она, чувствуя, как в горле отдается тревожное биение сердца.
Белен посмотрела, как Либби выключает телевизор, а потом – на нее саму и, поманив за собой, легла. Либби устроилась под одеялом так, что их колени оказались впритык.
– Так теплее, – сказала Белен.
– Да, – согласилась Либби. Больше она не дрожала, ей уже было не холодно, а уютно под теплым, колючим одеялом. Либби овладело чувство, что если не высовывать из-под него руки-ноги, то никакие монстры из прошлого и настоящего не придут.
– Тебе странно? – спросила вдруг Белен, глядя на Либби широко раскрытыми, блестящими глазами.
Только сейчас до Либби дошло, что она стоит у какого-то моста, который символизирует переломный момент: и преодолеть его – значит признаться во всем, что Либби всегда отрицала.
Она сглотнула, потом выдохнула.
Самой собой, ответ – да, ей странно. Так странно бывает, когда стоишь у обрыва, за которым тебя ждет падение в неизвестность. Когда пригубишь абсент или впервые кого-нибудь поцелуешь. Либби понимала, что слишком сильно проникается этим чужим временем, ведет не свою жизнь.
Однако в тот момент все это казалось ей пустым и неважным, чем-то на стыке невозможного и неизбежного, а потому очень сложным и непонятным.
– Ты ведь знаешь, что я не профессор, да? – спросила Либби. Во рту у нее вдруг пересохло.
На губах Белен медленно расцвела улыбка, а голос, когда она заговорила, напоминал хриплое мурлыканье:
– Да, но, если хочешь, я могу называть тебя и так, – ответила она и притянула Либби к себе.
На вкус ее губы были как пенная вишневая пепси, как жвачка в оболочке из леденца, но даже в таком робком, легком поцелуе угадывалась буря страсти. Одно легкое прикосновение искрой разожгло пламя воображения, и у Либби в груди словно пробудилось нечто, что прежде спало. Она, не отнимая губ, сладко, томно промычала.
– Я надеялась, что ты это скажешь, – хрипло проговорила Белен, чуть проникая языком в рот Либби, которая в это время запустила руку ей под футболку.
Кожа у Белен оказалась поразительно гладкой. Либби даже застонала, а по спине побежали
