— Как я рад, что ты счастлива и ничего не боишься! — воскликнул я.
— Я счастлива благодаря тебе и уповаю на Бога. Любимый, чем больше я размышляю, тем скорее исчезают мои грустные мысли. Мне пришлось поверить в Провидение. Разве мы не встретились чудом? Каким образом ты сделал меня счастливой? По какой причине мне была уготована столь странная и необычная судьба? Неужели я могла бы состоять в браке и в то же время быть свободной женщиной или остаться девственницей, дважды побывав замужем, если бы нам было суждено расстаться по воле рока? По-моему, столь злая ирония не входит в намерения Всевышнего.
Я слушал Эдмею с восхищением, и каждое ее слово уносило частицу моего страха. Я ощущал в себе живительный сок надежды, подобно тому как дерево с облетевшими под натиском зимнего ветра листьями чувствует, как набухают его почки в лучах весеннего солнца.
— Когда же я смогу увидеть обещанное прелестное гнездышко? — осведомился я.
— О! Осталось всего два дня, точнее две ночи, чтобы окончательно навести в доме порядок. Мы освятим его послезавтра вечером, как только граф уедет. Я предлагаю там поужинать. У вас нет других планов, сударь? Отвечайте же, мне пора уходить.
— Уже! — воскликнул я.
— Если ты скажешь: «Останься!» — я буду с тобой сколько пожелаешь. Но слуги видели, как я уходила, и должны увидеть, как я вернусь. Когда мы переберемся в оранжерею, я избавлюсь от подобных опасений, так как буду спускаться по черной лестнице и мне не понадобится открывать ворота. Тогда я почувствую себя Джульеттой и не захочу тебя отпускать. Сегодня же я Ромео и потому вынуждена уйти.
— Не говори мне о Ромео и Джульетте, — взмолился я, — как бы воспоминание о любовниках из Вероны не навлекло на нас беды. Помнишь, ведь они не могли расстаться перед смертью?
— А мы и не расстанемся. Из этого окна видно мое окно. Возле него всю ночь будет гореть свеча, говоря тебе, что я рядом и думаю о тебе даже во сне.
— Можно хотя бы проводить тебя до ворот парка?
— Почему бы и нет? Мы пройдем через кладбище и, конечно, в такой час никого там не встретим.
— Нет, — поспешно возразил я, — только не сегодня. По крайней мере, не вместе.
— Но я пришла сюда именно этим путем — так ближе всего.
Я почувствовал, как дрожь пробежала по моим жилам.
— Тем более не стоит возвращаться в усадьбу той же дорогой, — заметил я, пытаясь улыбнуться.
— Уже десять часов, госпожа, — сказала Зоя, тихонько постучав в комнату.
— Вот видишь, — произнесла Эдмея.
— Ах! — воскликнул я. — Ты не представляешь, до чего мне трудно расстаться с тобой сегодня вечером! Если ты когда-нибудь узнаешь почему, то пожалеешь меня.
Мы вышли через сад, миновали увитую виноградом аркаду и направились через поле к воротам усадьбы. До нее было не более двухсот шагов. Не доходя до ворот шагов двадцать, графиня остановилась.
— До завтра, — сказала она.
— До завтра? — переспросил я, вздрогнув.
— Ну, конечно, — ответила Эдмея, удивленная моим тоном. — Неужели ты думаешь, что я не найду способа прийти к тебе, зная, что ты рядом?
— Дай-то Бог! — пробормотал я.
Она посмотрела на меня с еще большим недоумением.
— Прости, я не знаю, что говорю.
Опасаясь выдать свой секрет, я поцеловал руку Эдмеи и быстро пошел прочь.
Оглянувшись, я увидел, что графиня вместе с Зоей скрылись за воротами.
Я находился рядом с кладбищем, но не решился зайти туда.
Проходя мимо дома священника, я заметил, что у аббата Клодена еще горит свет.
Я подошел к окну и увидел сквозь приоткрытые ставни этого достойного человека, сидящего за столом и читающего толстую книгу, очевидно Библию. И тут мне в голову пришла одна мысль: я вошел в дом.
Как и дверь церкви, дверь служителя Бога была не заперта.
Заслышав мои шаги, священник обернулся и сразу узнал меня.
— Добро пожаловать, сударь, — сказал он, вставая. Заметив тревогу на моем лице, аббат Клоден добавил:
— Вы явно пришли ко мне не за утешением.
— Увы, святой отец, — ответил я, — в моей душе царит великое смятение. Я боюсь, что скоро случится страшная беда. Не поможете ли вы мне своими молитвами Господу?
— Через какое-то время мои молитвы были бы более действенными, — с печальной улыбкой сказал священник, — поскольку я был бы тогда в небесной обители Господа, но и сейчас, как бы далеко от Неба я ни находился, вы можете рассчитывать на меня.
— Одной особе, которая чрезвычайно мне дорога, будет грозить завтра утром, между шестью и семью часами, смертельная опасность. Помолитесь за нее, святой отец. Всеведущий Бог поймет, за кого вы просите.
— Завтра, между шестью и семью часами, сын мой, я отслужу молебен о ее здравии. Если вы хотите присутствовать на службе, мы будем молиться вместе.
Взяв священника за руки, я воскликнул:
— О святой отец! Вы земное воплощение Божьей доброты. Завтра, в семь утра, я буду в церкви.
Немного успокоившись, я вернулся в гостиницу. Неужели, думал я, любви Эдмеи, усердия священника и моих страданий недостаточно, чтобы Господь сжалился над нами?
Поднявшись к себе в комнату, я подошел к окну. Свеча на окне графини, видневшаяся за занавесками, горела подобно звезде, скрытой облаками. Я не сомневался, что Эдмея сейчас тоже смотрит в мою сторону. Расположившись в кресле у окна, я не сводил глаз со свечи.
— Увы! — прошептал я. — Завтра, быть может, вместо этой свечи, озаряющей живую веселую графиню, в комнате будет пылать церковная свеча перед холодным трупом!
Я не стал ложиться, но в конце концов усталость взяла свое. Я закрыл глаза и уснул в кресле около трех часов ночи.
Меня разбудили звуки колокола, призывающего к утренней мессе, на которой я должен был присутствовать. Достав часы, я увидел, что уже ровно семь.
Через час мне предстояло узнать, сбудутся ли мои опасения или нет.
Я спустился вниз, пересек кладбище и вошел в церковь. Священник уже начал службу, и я встал на колени возле ограждения клироса.
Я не знаю ни писаных молитв, ни текста литургии. Поэтому я повторял только одно:
— Боже мой! Господи! Смилуйся над нами! Великий Боже! Не разлучай нас! Посреди мессы часы пробили половину восьмого. Не знаю, какое ощущение производит клинок ножа, входящего в сердце, но оно, наверное, столь же острое и столь же леденящее, как то, что испытал я, услышав звон бронзового колокола.
Служба продолжалась, и время шло. Священник уже начал поднимать святую облатку к Небу, послышался звук колокольчика, призывавшего меня встать на колени, как вдруг дверь с шумом отворилась, и Зоя вбежала в церковь с воплем:
— Господин аббат, скорее в усадьбу! Госпожа графиня умирает! Оказавшись лицом к лицу с Зоей, я попытался что-то сказать, спросить или закричать, но не смог выдавить из себя ни слова.
