царём и Столыпиным в тот год были прохладными. Подтверждают это и другие факты. Даже придворная челядь вела себя в Киеве так, что по её поведению можно было понять: Столыпин попал в опалу. Сам Пётр Аркадьевич знал это и говорил друзьям о своей неминуемой отставке.
Это же подтверждает граф Витте, в воспоминаниях которого мы находим фразу: “Кстати, я слышал из достоверных источников, что государь не мог простить Столыпину того издевательства, которое он над ним совершил, представив ему свою отставку вместе с кондициями...”
С большой неохотой отправлялся Столыпин на торжества в Киев. Сердце его не лежало к той поездке.
Из воспоминаний В.Н. Коковцова:
“27 августа в сопровождении моего секретаря Л.Ф. Дорлиака я выехал, как того желал Столыпин, в Киев и прибыл туда вечером 28 числа. Я остановился в уступленной мне части казённого помещения управляющего конторой Государственного банка Афанасьева на Институтской улице, наискосок от дома генерал-губернатора, в нижнем этаже которого остановился Столыпин. На утро 29, получивши печатные расписания различных церемоний и празднеств, я отправился к Столыпину и застал его далеко не в радужном настроении. На мой вопрос, почему он сумрачен, он мне ответил: “Да так, у меня сложилось за вчерашний день впечатление, что мы с вами здесь совершенно лишние люди, и всё обошлось бы прекрасно и без нас”.
Столыпина в Киеве двор игнорировал. Это отметили многие очевидцы, особенно подчеркнул генерал Курлов. Последний, правда, оговаривался, что сам он подобными действиями был возмущён, но стоит ли ему верить, если генерал отвечал за организацию охраны высочайших особ и должен был также позаботиться об охране своего министра?
В первый день торжеств выяснилось, что для главы правительства даже не выделен экипаж. Не нашлось ему позже места и на пароходе, на котором царь с семьёй и свитой отправлялся в Чернигов.
Пришлось Столыпину вмешаться в распри, продолжавшиеся между Курловым и генерал-губернатором Треповым относительно роли и пределов власти, и осаживать амбициозного Курлова, который мнил себя самым главным охранником империи.
— Что же это такое? — возмущался Коковцов.
— Обычная заносчивость, — ответил Столыпин. — Курлов ставит себя выше министра. Поддержка приближённых государя вскружила ему голову.
Выйдя из подъезда дома вместе с Коковцовым, Столыпин сказал своему адъютанту Есаулову, чтобы экипаж его заместителя всегда следовал за ними, а на стоянках экипажи находились всегда рядом.
На третий день пребывания в Киеве Столыпин предложил Коковцову пересесть в его закрытый автомобиль. Коковцов предложению удивился:
— Почему в такую чудную погоду вы предпочитаете закрытое авто?
— Меня всё время пугают готовящимися покушениями, чему я, правда, не верю. Вот и вынужден подчиниться требованиям охраны.
Услышав такой откровенный ответ, Коковцов смешался: выходит, Пётр Аркадьевич пригласил разделить его участь. Но вслух об этом не сказал — было всё же неловко. “Если бы мне грозила опасность, я бы не стал звать к себе не то что друга, но даже своего знакомого”,— подумал он.
Два дня в коляске министра финансов ездил в одиночестве секретарь Дорлиак, и этот экипаж постоянно следовал за автомобилем главы правительства.
Как только Столыпин приехал в Киев, Курлов по праву товарища министра доложил ему о неприятном известии — агент местного охранного отделения сообщил о появлении в городе террористов. Доложил и о принятых мерах — усилении безопасности государя, — в связи с чем были отправлены срочные телеграммы директору Департамента полиции и начальнику Петербургского охранного отделения с просьбой без промедления разработать их.
— Ответы получены? — поинтересовался Столыпин.
— Пока нет.
— Ваши страхи преувеличены, — так, по словам Курлова, якобы ответил ему Столыпин.
Весь этот разговор привёл в своих воспоминаниях бывший генерал. Он, мол, предупреждал о грозящей опасности, но Столыпин не придал сообщению должного значения.
— Я считаю, что надо немедленно вызвать офицера из вашей охраны ротмистра Дексбаха, — предложил Курлов, — потому что состоящий при вас капитан Есаулов как строевой офицер совсем незнаком с работой охраны.
Пётр Аркадьевич ответил, что вряд ли это стоит делать, потому что охраны достаточно и она, на его взгляд, даже преувеличена. “Это, кстати, отметил даже государь”, — добавил премьер.
Можно ли верить Курлову? Министр, на которого совершались покушения, которого не раз предупреждали об опасности и который о ней всегда помнил, даже не придал значения, если верить генералу, тревожной информации. А ведь в подчинении министра внутренних дел находилось серьёзное ведомство и он мог усилить свою охрану.
Выходит, Столыпин поступил легкомысленно?
Киевляне восторженно принимали государя. На пути его следования все улицы были запружены народом. От вокзала до дворца и Софийской площади, когда государь с семьёй посещал Софийский собор, киевляне выстраивались задолго до проезда его величества, чтобы увидеть монарха, стремились поближе встать к мостовой.
Государь сказал Дедюлину, дворцовому коменданту:
— Передайте Курлову, чтобы он уменьшил охрану.
Государь верил своему народу и в его преданности не сомневался. Ему показалось, что военных и полицейских по пути следования больше, чем жителей, и это ему не понравилось.
Может, он просил уменьшить охрану, а может, и нет. Все указания государя, на которые ссылался Курлов, шли от дворцового коменданта. Дворцовый комендант и Курлов были одного поля ягодами. А может, Курлов, ссылаясь на приказание дворцового коменданта, списывал позже с себя всю вину, ссылаясь на государя, поручения которого следовало выполнять беспрекословно.
По словам Курлова, разговор об охране состоялся и на следующий день, когда государь выезжал в Киево-Печерскую лавру. Царь вновь высказал своё недовольство, что так много сил задействовано в охране его персоны, просил уменьшить количество войск на улицах города.
— Если мы уменьшим охрану, то могут быть неприятности, — возразил Курлов Дедюлину, передавшему ему слова Николая II. — Я был здесь губернатором, я знаю местную толпу. Она слишком экспансивна, и, уменьшив охрану, мы можем получить человеческие жертвы.
Но дворцовый комендант стоял на своём.
— Снимите по крайней мере конных жандармов, — посоветовал он.
Конных жандармов сняли, а потом срочно вернули, потому что, когда царь подъехал к воротам Лавры и ему навстречу вышел киевский митрополит Флавиан, чтобы приветствовать самодержца и его семью, толпа, желавшая видеть императора российского, гак нажала, что свита еле сдержала её порыв.
А потом толпа несколько раз прорывала оцепление на Крещатике, и вновь пришлось в срочном порядке вызывать сотню уральских казаков, чтобы восстановить порядок.
Казалось, всё предусмотрела охрана для защиты высоких особ, но серьёзный казус всё же случился. Произошёл он накануне торжеств.
В киевскую охранку доставили подозрительного мужчину. В том, что
