Мистер Сазерленд убедился, что другие зубы пациента не беспокоят, и начались именины.
Джейн, составляя праздничное меню, старалась украсить стол блюдами, одновременно и привычными Саше, и такими, чтобы были ему по зубам. Кроме пирога с вареньем из местных абрикосов, были поданы котлеты из рубленого мяса, паштет и прежде незнакомое, но, по уверению торговца, любимое русское блюдо – кавьяр, или ikra. Лавочник также сообщил, что бочонок этого деликатеса ему продал матрос с английского парохода, прибывшего из захваченной Керчи (папин корабль ещё не вернулся). О том, что Саше предложен трофейный продукт, Джейн деликатно умолчала.
Кроме Джейн и мистера Сазерленда, на именины были приглашены миссис Клушка и Болтушка. Как и предполагала Джейн, они засыпали Сашу деликатными вопросами о России. Джейн не без самодовольства ощутила, что на большинство из них смогла бы ответить сама.
Мистер Сазерленд был менее деликатен, да и Саша, после анестезии и дезинфекции – двух глотков виски на голодный желудок, – пустился в споры о политике. Хирург утверждал, что русские героически сражаются за тирана, хотя и знают об этом. Саша отвечал, что император Николай уже почил, поэтому союзники с февраля воюют против России, уже не находящейся под тиранической властью. «Даже если война и началась с того, что мы напали на Турцию, мы ведь от неё уже отстали, когда же союзники отстанут от нас?»
Для упрощения спора мистер Сазерленд предложил выпить ещё раз. Долго искали подходящий тост. Наконец, Джейн и мистер Сазерленд его нашли. Они решили, что после окончания войны какой-нибудь талантливый английский или французский писатель, желательно ещё и врач, напишет книгу, которая бы называлась, скажем, «Севастопольские рассказы». Одновременно русский автор (шотландец узнал от Саши, что в России тоже есть писатели) напишет книгу с таким же названием. Если это будут честные книги («Как война была на самом деле», – заметил хирург), тогда будущие министры прочтут их и никогда никому не объявят войну.
– За последнюю войну в Евррропе, – подытожил мистер Сазерленд со своим хрустящим эдинбургским акцентом. Против такого тоста не возражал никто. Правда, миссис Клушка и Болтушка выпили уже уходя. Они и так задержались после своей смены, и настала очередь дежурить Джейн.
Долго посидеть втроём тоже не удалось. С темнотой русские артиллеристы начали стрелять часто и метко, некоторое время спустя в госпитале появились свежие раненые. Мистер Сазерленд дважды выскакивал, отдавал приказы санитарам, но потом сказал, что без его труда не обойтись, и шепнул Джейн: минут через десять ей хорошо бы вернуться к своим обязанностям.
Джейн вздохнула и, глядя в спину уходящему хирургу, обратилась к Саше:
– Пожалуйста, не делай вид, будто ты сыт. Хотя бы при мне!
Саша сказал, что вырванный зуб такой же враг аппетита, как и больной, но все же начал есть и котлеты, и сыр, и пирог, неплохой для полевых условий, хотя и подгоревший.
Десять минут пролетели как ракета. Саша, казалось их отсчитывавший, поднялся.
– Спасибо, Джейн. Это самые удивительные именины в моей жизни.
Джейн грустно улыбнулась. А про себя подумала: она уже провела на войне больше трёх недель, и нет числа злым эпитетам для этого явления. К примеру, война – это такая гадость, когда человек даже не может доесть пирог, испечённый в честь его именин.
Впрочем, это можно поправить. Джейн собрала оставшуюся провизию, заставила Сашу забрать. Отложила два куска пирога для солдат-конвоиров. Недолгая служба стюард-боем на «Пасифике» приучила её к заботе о людях, оказывающих мелкие, но важные услуги.
Вышла с Сашей из палатки, вздохнув, сказала, что из-за русских артиллеристов не может проводить его до тюрьмы. Попрощалась с Сашей, угостила пирогами конвоиров.
Сначала пехотинцы поворчали – ждали долго. Но они так давно не ели пирогов с абрикосами, что поблагодарили и Джейн, и Сашу. Один из них принюхался и, уловив лёгкий аромат виски, заметил:
– Эх, Стив, не повезло нам. Тюряга, пожалуй, последнее место здесь, откуда можно попасть в госпиталь. А в нем, глядишь, и кормят хорошо, и наливают.
Пирог они решили съесть на месте – ходить с примкнутым штыком, пленным и пирогом в руке неудобно. К тому же уже спустилась непроглядная ночь, и Стив начал зажигать фонарь, предусмотрительно захваченный с собой.
* * *Товарищ Стива, уверенный, что военная тюрьма – последнее место, вблизи которого можно заработать рану, оказался неправ. Они не прошли и половины расстояния, как услышали впереди громкие крики. Несколько секунд спустя к ним прибавились и выстрелы. Теперь уже нельзя было сомневаться: стреляют со стороны тюрьмы. Между выстрелами можно было слышать зов рожка, конское ржание и крепкий свист.
Конвоиры остановились. Минуту спустя рядом пробежал солдат-вестовой. Увидев пленника под охраной, он крикнул на бегу:
– Не ведите его туда! Нападение на тюрьму!
– Пленные взбунтовались? – спросил Стив.
– Если бы! Внешнее нападение! – крикнул солдат, убегая.
– Хорошо, что нас там не было, – вздохнул Стив, – спасибо мисс санитарке за её пироги.
После чего прислонился к палатке: хоть и имитация стены, но все же. Напарник поступил так же, слегка подтолкнув Сашу – стой рядом.
«Кстати, – подумал Саша, – я ведь здесь, как и на корабле, не обещал оставаться в плену. Рвануть… Пожалуй, выстрелить не успеют».
Но тут же подумал, что, если сбежит в этот вечер, неприятности будут у шотландца-зубодёра, пригласившего его в госпиталь, не говоря уже о Джейн. Поэтому остался стоять, жадно дыша свежим ночным воздухом и разглядывая в небе подзабытые звезды.
Стрельба прекратилась, крики тоже уже были не караульно-пронзительными, а относились к обычному лагерному переполоху. Потом вдали послышался резкий свист. Саша решил, что англичанам свистеть ни к чему, а значит, кому-то из напавших удалось скрыться и он перекликается с товарищами.
«Жаль, меня там не было, – подумал Саша, – но, может, хоть кто-нибудь ушёл. Хорошо бы, если всех вывели. Приятно понимать, что кому-то в эту ночь досталась свобода, хотя мне – только пирог. Да ещё зуб вырвали».
Конвоиры не трогались. Они не хотели идти к тюрьме, пока не получат чёткие сведения о завершении инцидента.
Вблизи палатки проходили два офицера, и конвоиры решили осведомиться у них.
– Сэр, – несмело спросил Стив, – как там, в порядке?
Сразу стало ясно, что спрошенный джентльмен не относился к подходящим источникам информации. Он был навеселе.
– Чего «в порядке»? – усмехнулся чуть-чуть пошатывавшийся весельчак в мундире флотского лейтенанта. – Все под Севастополем не в порядке! В одном месте решил выпить с друзьями – русские бомбы. Присел в другом – из ружей палят. Не, сухопуты, в море даже в шторм спокойнее. Всегда понятно, что к чему.
При этом офицер лениво перемещал взгляд между субъектами и объектами. И вдруг остановился на Саше.
– О! Здравствуйте, мистер Руски! Мы же с вами имели честь познакомиться на борту «Саут Пасифика». Какие же славные ветры и черти перенесли вас из Балтийского моря на Чёрное?
– Здравствуйте, – удивлённо сказал Саша, но его удивление было недолгим. Он узнал офицера. Это был лейтенант с корвета.
Разговор был прерван офицером более высокого чина, из тех, кого лейтенант называл «сухопутами». Это был майор, начальник тюрьмы. Нападение застало его вдали от подведомственного объекта, и теперь он спешил к месту недавнего боя. Но, увидев арестанта, остановился.
– Что происходит?! – крикнул он конвоирам, а заодно и стоящим рядом флотским. – Почему пленный не в тюрьме?
Конвоиры замялись, и слово взял весёлый моряк:
– Сэр, может, я попробую объяснить… Я и сам сейчас все могу объяснить, хоть квадратуру круга вычислить. Но, может, тогда и вы мне объясните, как парень, взятый в плен в Балтийском море, опять оказался в нашем плену, уже под Севастополем? Его морем доставили, не заходя в Англию, да?
Майор сначала хотел взорваться на весельчака, но важность услышанного все же перевесила фамильярность.
– Прошу назвать ваше имя и должность, сэр, – сказал он. – Вы обязаны повторить эти сведения как официальное заявление.
«Наверное, на моем месте Федька сказал бы: «Вот и сходили к цирюльнику, вот и покушали пирожков», – подумал Саша.
* * *Не в эту минуту, но некоторое время спустя пришлось удивляться и Джейн.
В госпитале хватило возни с тремя ранеными, доставленными от батарей, поэтому переполох вокруг тюрьмы она не заметила. Узнала о нем лишь позже, когда в госпиталь начали приводить раненых охранников и тех из солдат, кто оказался поблизости и первым прибежал подавлять бунт пленных. Ещё не зная, что все гораздо опаснее.
Огнестрельных ран у пострадавших почти не было, кроме одной, да и то, как заметил солдат, из винтовки, отнятой у товарища. Остальные были поколоты и порезаны, да ещё получили мощные рубцы на шее, щеках и руках.
