Зимний лес! От края и до края Он застыл смолистою стеной,
Сердце беспокойное смущая Неправдоподобной тишиной.
Он меня гнетет своим величьем,
Полным отрешеньем от всего И высокомерным безразличьем К жизни за пределами его.
Будто нет веселого сиянья Городов, затерянных вдали,
Будто нет ни счастья, ни страданья,
Будто нет вращения Земли.
Лишь порой взлетает ворон круто,
Потревожив царственную ель,
И бушует целую минуту Маленькая тихая метель.
1955
Они оба ответили мне. Винокуров просто стихотворением «Марсиане», а Соколов, не сразу, тоже стихами о зимнем лесе:
ххх
К. Ваншенкину
Легко обремененный снегом,
Зеленый, постоянный бор Возносит вровень с желтым небом Свой пухом веющий убор.
На плавных вогнутых сугробах Мерцают иглы и сучки,
А между елей густобровых Проталин черные очки
.Иду сквозь эту колоннаду,
Прислушиваясь на ходу К улегшемуся снегопаду.
Он слушает, как я иду.
Я здесь прямею и не трушу Того, как даль вступает в близь,
Когда приструнивает душу Сосна, настроенная ввысь.
Здесь, где сомнения нелепы,
Милы мне всплески зимних птах И снега влажные прилепы На бронзовеющих стволах.
1963
Году, кажется, в пятьдесят пятом он женился на жившей тогда в Москве болгарке Бубе. Уже много спустя после ее страшного конца, в бытность мою в Софии, зашел ко мне в гостиницу высокий большелицый поэт Божидар Божилов и за рюмкой «плиски» стал грустно говорить о том, что все русско- болгарские или болгаро — русские браки оказались неудачными. Он сам долго и мучительно был женат на москвичке. Я спросил: а как же Митя? Он ответил: это потому, что Наташа — болгарка. Речь шла о моем однокашнике Димитре Методиеве, женившемся на русской, но, как все здесь считали, с абсолютно болгарским характером. У них одних было все в порядке.
Сейчас я думаю, что ведь и государственный бурный роман между Союзом и Болгарией тоже в результате пошел наперекосяк.
В октябре 1957 года произошло заселение нового, отчасти писательского дома на Ломоносовском. Среди прочих получили квартиры и мы, и Володя с Бубой. У них пошли дети — Андрей, следом Снежана (уменьшительно — Снежка). Но образ жизни и быта остался прежний. Разве что не было той тяжеловесной мебели. По правде, вообще никакой.
Собирались чаще у них: во — первых, им не с кем было оставлять детей, а во — вторых, для остальных отсутствовало здесь сдерживающее или смущающее начало. Луконин с Галей (потом она уже была женой Евтушенко), живший в соседнем доме Смеляков, Майя Луговская… Отпал Алеша Фа
-
За прозой
М. Зенкевич — последний акмеист
Мой недолгий сосед — С. Голицын
Четыре судьбы. И каждая по — своему трагична Арсений Тарковский
Борис Слуцкий
Вика Некрасов
Сразу вспоминается кайсыновское «Володя! Сэдэравствуй!» и улыбка Высоцкого в ответ…
Федор Абрамов
Кайсын Кулиев
Мы с Эдиком Колмановским. Рука не поворачивается написать:
4 мая 1961 г. С только что слетавшим в космос Юрием Гагариным
«С Эдуардом
В Ялте. На палубе теплохода «Грузия». Я, Инна, капитан А. Гарагуля, Булат, В. Аксенов
Толя Аграновский
Мы общались домами, семьями
Кумир многих — Андрей Старостин
Я без тебя — как город без реки…
И мы тоже играли…
В Концертной студии «Останкино»
Читательницы и читатели
Все от мала до велика звали Глазкова Коля. Это было почти его литературное имя
А вот Владимир Соколов был Володей далеко не для всех
Все как положено, только вместо финки — авторучка. Рисунок однополчанина Арк. Зайцева
У десантников
…и внучк
Дочь…
а
тьянов — ему было лень так далеко ездить, а вскоре его и не стало.
Однажды я шел к метро осенним холодным утром, после дождя. Возле трамвайной остановки внезапно увидел Володю и Бубу, безуспешно пытающихся подняться с земли. На мгновение показалось, что их сбило трамваем, но лишь на мгновение. Прохожие посматривали с ужасом.
Что дальше? Многим было известно, что Буба влюблена в Ярослава. Но ведь и Володя тоже! Он был покорен Смеляковым, его личностью, стихом, интонацией. Пастернаком — издалека, а Смеляков — вот он, рядом. Он и в Братск‑то поехал под его влиянием, из желания подражать, придумал себе эту якобы органичную гражданственность. Но ведь и его кумир во многом тоже.
Как было сказано, я жил в том же доме. Но, собираясь писать это, еще раз расспросил свидетельниц случившегося — Ирину Ажаеву и Галю Евтушенко.
За день до этого Буба заночевала у Майи Луговской, и та обратила внимание на настойчивый интерес гостьи к балкону (этаж был высокий). Это так встревожило хозяйку, что та ни на минуту не прилегла.
В самый день Соколов уехал на работу, он служил секретарем секции поэтов. Дети были в Болгарии, у второй бабушки. Буба пошла к Смелякову, но жена его, Таня, не впустила ее. Ажаева обнаружила Бубу сидящей в подъезде с лифтершей. Пальто она оставила дома, ключи потеряла. Ирина забрала ее к себе, позвонила в поликлинику Литфонда, там предложили привезти больную, ибо сегодня будет опытный психиатр. Тогда она вызвала Галю и Межирова, чтобы те доставили Бубу в поликлинику на машине.
Галя приехала первой, выкупала Бубу в ванне, одела.
— Помните, Костя, — сказала мне сейчас Ирина, — у нее был такой костюм с широкой юбкой?.. — Я, понятно, не помнил, это сугубо женская острая и долгая наблюдательность.
Они уложили ее пока в соседней комнате, и она заснула (или притворилась?). Ира, зная о ночевке ее у Майи, встала на подоконник и закрепила створку еще и наверху.
Вскоре позвонил в дверь Межиров.
— Где она?
— В той комнате…
Он заглянул:
— Но ее здесь нет…
Они бросились, еще не веря. Покачивалась распахнутая створка окна. Это был шестой этаж.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
