Гербхардт фон Вальтер, «который возглавлял консульский отдел посольства» и которого Герхард Кегель считал «возможным агентом фашистской партии и гестапо»431. И возможно, не без оснований — только сотрудник (или осведомитель) спецслужб мог открыто встречаться с представителем НКИД в ресторанах и посещать «девочек».
«Ястреб», как следует из его донесений, даже «вбрасывал» через этот источник «дезу» — дезинформацию. Что же касается, получаемой от «фон Б» информации, то судя по публикации Горчакова, она была любопытна, но не более того. Разговоры чаще всего касались общих тем и событий как прошлых лет, так и недавнего прошлого:
«… Наш разговор мы продолжали, покинув номер в «Арагви», в машине фон Б.
«Я должен со всей откровенностью сказать, — заявил мне фон Б., — что ваш Сталин почти без единого выстрела получил больше, чем получили мы, потеряв в Польше 45 тысяч офицеров и солдат! Это не только мое мнение, мнение фон дер Шуленбурга и Риббентропа. Это мнение фюрера».
В Берлине с большим удовлетворением узнали о речи Молотова 31 октября на сессии Верховного Совета, в которой он заявил: «Правящие круги Польши немало кичились «прочностью» своего государства и «мощью» своей армии. Однако оказалось достаточно короткого удара по Польше со стороны сперва германской армии, а затем— Красной Армии, чтобы ничего не осталось от этого уродливого детища Версальского договора…». Особенно понравились в Берлине такие слова в этой речи: «Правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов, против гитлеризма… Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой… Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемую фальшивым флагом борьбы за «демократию»…»
Выполняя полученное задание (здесь и далее выделено мной. — М.А.), я спросил в удобный момент, каково отношение фон Б. и его коллег лично к Сталину. Я в точности запомнил его ответ. Вот он: «Что Сталин великий человек— для всех очевидно. Чемберлена и Даладье фюрер называл «червячками», но Сталина он уважает. Более того, он молится, чтобы провидение даровало Сталину долгую жизнь. Вы, конечно, понимаете, как важно для Германии не воевать на два фронта. А случись что‑либо со Сталиным, новое Советское правительство могло бы порвать наш договор! Вот почему мы, немцы, вслед за рождественским посланием фюрера Сталину, желаем вашему вождю многие лета! Сталин— блестящий политик и стратег! Буду до конца откровенным— напав 30 ноября 1939 года на Финляндию, он поставил нас в тяжелое положение. Он понимал, что наши руки связаны Западным фронтом. А ведь с Финляндией нас, немцев, связывала давняя дружба! Но мы принесли финнов в жертву, ибо превыше всего ценим дружбу Сталина! В те дни, когда даже Муссолини призывал к миру с западными демократиями, пророчил фюреру поражение в войне и предупреждал его против сговора со Сталиным, именно в союзе со Сталиным черпал фюрер силу и уверенность! И разумеется, мы бесконечно благодарны ему за миллионы тонн хлеба и нефти, за хром и марганец. Конечно, Сталин ничего даром не дает, в обмен получает станки и военные материалы, включая образцы новых самолетов— Me‑109 и Ме‑110, Ю‑88, танков и пушек…».
«Сталин, — добавил фон Б., — отлично понимает плюсы и минусы договора с Гитлером». В конце 1939 года фон Б. присутствовал на советско‑германских торговых переговорах, во время которых Сталин, разволновавшись из‑за немецкой прижимистости, закричал, что Советский Союз, оказывая немцам громадную услугу, потерял много друзей, наделал себе много врагов в мире и потому вправе рассчитывать на наибольшее благоприятствование!
Как было запланировано, я повез фон Б. к женщинам, где он уже не вел политических разговоров… В 2.10 я расстался с ним у Никитских ворот, передав ему подготовленную «дезу» — дезинформацию.
Моя следующая встреча с фон Б. состоится 9 мая. Мы по‑прежнему будем встречаться в театрах. Я обещал показать ему «Фельдмаршала Кутузова», «Надежду Дурову», «Собор Парижской богоматери», «Дворянское гнездо», «Анну Каренину». Прошу обеспечить билеты…
О постановке Эйзенштейном оперы «Валькирии» в Большом театре фон Б. сказал, что Эйзенштейн испортил Вагнера своими «еврейскими штучками»…»432.
На каком уровне готовилась «деза» и что она из себя представляла, сказать не представляется возможным.
Кегель пишет, что фон Вальтер поддерживал отношения с начальником разведслужбы американского посольства в Москве Чарльзом Боленом. Последний в своих мемуарах «Свидетель истории периода 1929–1969 гг.» (Charles E. Bohlen, Witness to History, 1929–1969), вышедших в 1973 году в Нью-Йорке, отмечал, имея в виду Вальтера, что «источник» оказался не столь богатым», по сравнению с имевшимся ранее у него «источником в фашистском посольстве» дипломатом Гансом-Генрихом Гервартом фон Биттенфельдом, которому он посвятил целую главу в своих мемуарах433.
«Из агентурных донесений секретного сотрудника «Ястреба»:
«20 июня. Все в посольстве крайне удивлены сообщением ТАСС от 13 июня, в котором резко опровергаются «абсурдные слухи» о надвигающейся войне между Германией и СССР, распространяемые сэром Ричардом Стаффордом Криппсом и другими поджигателями войны. Еще больше удивляются отъезду 19 июня в отпуск в Сочи А.А. Жданова, секретаря ЦК ВКП (б), которого дипкорпус считает «правой рукой» Сталина и его вероятным преемником. В последние дни дипкорпусу стало известно — по‑видимому, из немецких источников, — что по указанию Л. П. Берии генерал Л. 3. Мехлис, начальник Главного политуправления РККА, разослал в войска своих представителей, официально заявляющих, что никакой войны с Германией не будет, что надо бороться с провокационными слухами жесткими методами вплоть до самых суровых репрессий»».
Что следовало «из агентурных донесений», к которым, возможно «Ястреб» отнес и «фон Б.»? Что в ближайшее время Германия нападет на Советский Союз?
Предположить, кто являлся источником секретного сотрудника «Эрнст» не представляется возможным. Однозначно, это — не дипломат, а кто-то из обслуживавшего персонала, вероятнее всего, советский гражданин. В последних донесениях «Эрнста» наряду с признаками грядущей войны, присутствует явная и нелепая дезинформация: речь идет о полковнике Кребсе, который уже 5 мая был в Берлине, вернувшись из Москвы, где он замещал Кестринга.
«Из донесений секретного сотрудника «Эрнста»:
«20 июня 1941 года. Сегодня удалось установить, что уже несколько суток под руководством фон Вальтера днем и ночью сжигаются кипы документов…».
«21 июня 1941 года. Сегодня в 9,30 посол фон дер Шуленбург был вызван к Молотову. Фон дер Шуленбург вернулся весьма довольный. Он сказал военному атташе Кребсу, что Молотов, указав на повторные нарушения германскими самолетами советского воздушного пространства, просил посла довести это до сведения Риббентропа, а затем сказал: «Целый ряд признаков указывает на то, что германское правительство недовольно Советским правительством. Ходят даже слухи о войне между Германией и Советским Союзом. Советское правительство
