Время вокруг принцессы раздвоилось, теперь она была одновременно и в своем мире и в мире, который в повседневной реальности уже ушел, рассыпался на кусочки вместе с пройденными часами.
Раздумывать над всеми перипетиями заклятия, над его сущностью и всеми компонентами не было времени. В следующий миг она увидела, как главарь разбойников достает меч, замахивается. С болью в сердце увидела, как Логнир, еще живой, намеренно пропускает удар, а меч его врага пробивает кольчугу. Израненный, истекающий кровью, ее любимый убивает последнего противника и, оставляя на земле багровые лужи, из последних сил прыгает вперед, закрывая собой ее и гоблина…
Но здесь и сейчас эльфийка не была той застывшей, словно статуя, безвольной рабыней судьбы, что в ужасе зажмурила глаза и вскинула перед собой руки. Она отличалась от своего отражения из ушедшего прошлого тем, что знала… она знала, что должно произойти, и не собиралась смиренно ждать рокового мгновения. Стремительным движением принцесса, облеченная в кристальную плоть, оттолкнула в сторону человека и вонзила гоблинский кинжал, который до этого яростно сжимала в руке, в горло никак не ожидавшего такого поворота событий главаря разбойников.
Тот упал мертвый, и время сразу вернуло свой обычный ход. Все было, как и прежде, немного в стороне лежал гоблин, до сих пор так и не осознавший, что же произошло. Глаза зеленокожего округлились. Некоторое время он все еще непонимающе смотрел на то самое место, где только что лежал его мертвый господин, отмеченное кровавыми пятнами на земле. Затем медленно, словно в задумчивости, перевел взгляд на живого, стоящего на ногах, сотника, в бессилии уткнувшего меч острием в землю. Сказать, что у гоблина от удивления отвалилась челюсть, – значило ничего не сказать.
Эльфийка глядела в печальные темно-карие глаза живого Логнира. Израненный человек захрипел и, пошатнувшись, подался вперед. Она успела его подхватить и бережно опустить на землю. Рана казалась тяжелой, но не смертельной – он будет жить. Гоблин, благоразумно решивший пока не задавать вопросов, тем временем пришел в себя и начал спешно рыться в дорожном мешке сотника, ища там последний оставшийся лист Белого Дуба.
Аллаэ Таэль склонилась над Логниром и нежно гладила его по разгоряченному лбу, по волосам, по щекам. Он глядел на нее снизу вверх и, казалось, порывался что-то сказать. Она легонько положила ему ладошку на губы и тихо произнесла:
– Люблю…
Горячие губы эльфийки коснулись пересохших губ Логнира, и сотник закрыл глаза. В этот миг он почувствовал освещающее его светом золотых волос самое совершенное из всех возможных спокойствие. Впервые за много-много лет он вздохнул свободно.
Она глядела на него, легонько улыбаясь и словно не замечая алеющего у нее на ладони широкого ожога, оставленного рассыпавшимся в пыль раскаленным кристаллом. Кроме того, она знала, что вскоре ей придется жестоко заплатить за попытку подобным образом украсть у смерти своего любимого. Она знала, но ей было все равно…
Ночь на 6 мая. Бедные предместья Гортена.За крепостной стеной.Сеньор Прево, начальник тайной стражи, господин душегуб, или просто «Черный Пес», как поговаривали люди, был человеком жестоким и злым. В народе его боялись и ненавидели. Была даже поговорка: «Пришел Черный Пес – прощай голова». Люди говорили, что он такое же лихо для страны, как мор, ведь после него, как и после чумы, оставались только трупы. И правда, весь его жизненный путь украшали дыбы и виселицы. Карательные походы также проводились им, именно он командовал отрядами, которые сжигали деревни, вешали людей и отбирали последние гроши у бедняков. Народ его ненавидел, но боялся идти с жалобами к королю – еще чего доброго дойдет до «душегуба», и он явится к тебе в дом.
Но, как это обычно и бывает, не всему, что говорят в народе, можно верить. Сеньор Прево был не таким уж и чудовищем, он лишь усердно (быть может, правда, порой чересчур) исполнял свой долг. О себе же Бриар Каземат говорил: «Я есть закон. И совершившему преступление не уйти от моего праведного гнева. Мои лучшие друзья – палаческий топор и петля. Нарушьте закон, и они станут и вашими друзьями». Можно даже сказать, что он достойно соответствовал тому темному времени и тому не менее темному народу, населявшему королевство.
Баронских заговоров и мятежей в Ронстраде почти не случалось, а все именно благодаря усилиям господина Бриара по прозвищу Каземат. Даже знать его боялась и не решалась встать у Черного Пса на пути: никому не хотелось исчезнуть при очень странных обстоятельствах и долго умирать в муках в одной из тайных подземных камер.
Бриар вел постоянную войну с воровскими гильдиями королевства, центр которых находился в Сар-Итиаде. И только туда он опасался приезжать, ведь многие семьи и родственники убитых и замученных им бежали в Северную Пристань (так иногда называли город воров). Ночной Король (тамошний глава) всех принимал, всем оказывал помощь. Из некоторых особо обиженных готовил непревзойденных убийц, которые потом мстили людям господина Прево. Глава Сар-Итиада не боялся цепного пса королевского трона и даже велел вывесить в насмешку над ним на воротах своего города такой вот задиристый плакат:
«Разыскивается живым или мертвым
(предпочтительно мертвым).
Сеньор королевский Прево Бриар «Каземат», «Черный Пес», «Глупец в шляпе» и т. д.
– фанатик, убийца, мучитель и душегуб. Разыскивается за убийства и массовые пытки простого народа. За щипцы, крючья, «талемский башмачок» и «железную деву». За то, что множество людей закончило свои жизни в тюрьмах и подземельях. За виселицы и плахи, за дыбу и колодки. За то, что множество ни в чем не повинных жен и детей потеряли своих мужей и отцов. За могилы и надгробные камни. За то, что без счета честных людей было сослано в степи Со-Лейла на растерзание диким оркам. За рабские кандалы и вертела.
Ищите его, и да ниспошлет вам Аргиум, покровитель хитрецов, удачу.
Награда: 2000 тенриев золотом».
Далее следовало примерное изображение разыскиваемого лица: широкополая шляпа с обрезанными в одном месте полями, ремнем с квадратной пряжкой на тулье и длинным алым пером. Черная борода и длинный шрам, пересекающий левую щеку, являлись особыми приметами…
Была ночь, а из окон грязной харчевни в предместье Гортена лились свет и веселый шум застолья. Там крестьяне тратили свои последние серебреники, оттуда раздавались звуки виолы и лютни, совсем не слаженные, а порой даже противоречащие друг другу и создающие ужасную какофонию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
