- Да. Теорию спектров. Толканул вообще квантовую механику. Чтобы решить "проблему ультрафиолетовой катастрофы".
- Это что за зверь? Эта самая "катастрофа"?
- Ну... Тут пара англичан попыталась на основании классических представлений объяснить спектр излучения "абсолютно чёрного тела". А вышла полная фигня. Там, где на графике излучения в эксперименте получался всегда ноль, эти перцы получили бесконечность. Ну я им и затолкнул классическое решение. И показал, что соответствие эксперименту получается, если принять за факт излучение света не непрерывно, а порциями, квантами.
- И всё равно не верят?
- Не-а! Не хотят! А ведь до того момента, когда это же решение получит Макс Планк -- совсем недалеко. Может он прямо сейчас его получает.
- Ух, какой ты тщеславный! - попытался подколоть его Григорий.
- Какое, нахрен, тщеславие?! - неожиданно взорвался Василий. - Если мы сейчас загребём России все наиглавнейшие открытия и достижения , то авторитет Европы рухнет! А вместе с ним и сказочка про "наиглавнейшую и единственную дорогу цивилизации"!
- Тады "ой"! - хмыкнув выдал Григорий. - И что собираешься сделать сегодня?
Василий неожиданно хищно оскалился. Видать долго тренировался -- перенимал у братца.
- Я им эксперимент задвину! И пусть попробуют что-нить вякнуть поперёк после него.
- Это какой ещё эксперимент?
- Увидишь! - загадочно улыбаясь и глядя вдаль сказал Василий. - У меня весь этот "эксперимент" в одном кармане поместился.
При этом Василий довольный собой, хлопнул по нагрудному карману.
-- Глава 21. Эбола
Генри Сесил понял сразу, - Эбола "вышла ему навстречу". Но это понял, сначала, лишь он один.
Спустя пятнадцать дней, после появления первых заболевших, болело уже больше половины состава экспедиции. Но задолго до этого срока появились и первые умершие. С этих пор, Генри почти не снимал с себя защитный костюм. Ему особо запомнился день, когда умер первый солдат от эболы.
Тогда группа врачей экспедиции, решила сделать вскрытие трупа. Чтобы иметь представление о том, как болезнь повлияла на внутренние органы того бедолаги. Когда труп уже упаковали, а господа участвующие в аутопсии сняли с себя защитные костюмы... Они долго не могли вымолвить и слова.
Когда же заговорили... Лучше бы Генри ничего не слышал. И не спрашивал.
- Все его внутренние органы превратились в желе. - мрачно сказал старый врач Старк.
- Но как же так?! Ведь он умер всего-то два часа назад! - поразился Генри.
- Однако превратились. Внутри -- сплошные кровоизлияния. Бедняга умер от них. А дальше... Дальше работала эта эбола. Продолжая пожирать уже мёртвое тело. Иного объяснения я не вижу.
Генри чуть придя в себя вспомнил, что об этом же писано было и в книге. Только он это забыл. И забыл, вероятно, потому, что описание было ужасным. Но что он также забыл, это категорическое указание - не производить аутопсию, если есть даже только подозрение на эболу. Ибо все участники -- трупы. Из-за запредельного риска. Как бы сказал в этом случае Григорий: "Это просто отожравшийся до неприличия полярный лис!".
Через неделю после начала эпидемии в рядах экспедиции, ни о каком продолжении движения к Проклятой Реке(она в уме Генри теперь только так и называлась) уже не могло быть и речи.
Генри попытался выяснить, как болезнь, несмотря на все ухищрения, таки пролезла в ряды экспедиции. После тщательного опроса всех, он пришёл к единственному выводу.
Всё дело было в той самой деревне, которую они недавно прошли. Там уже была эпидемия. И жители напали на белых потому, что приняли их за тех самых, злых духов, что несут эту болезнь. А после... После, дав вольницу своим солдатам, офицеры подписали им смертный приговор.
Как было выяснено, как минимум две чёрных девки, которых снасильничали солдаты, в той деревне, были уже больны. Лейтенант Клод, заболевший среди первых, упал в той деревне поскользнувшись в жидкое дерьмо.
И дальше болезнь пошла убивать личный состав подразделений приданных для охраны. Ещё через пять дней, когда половина заболевших уже умерла, у солдат и офицеров не выдержали нервы. Начались бунты. Часть солдат просто отделилась и ушла. Как считала обратно. Подальше от этих проклятых мест.
Больше их никто никогда не видел и о них не слышал.
Заболели ли они, и все умерли; были ли убиты в бою с местными аборигенами, съедены ими, или просто сожраны крокодилами и другими животными - это уже никто наверное, никогда не узнает.
Но оставшиеся сами пребывали далеко не в лучшем состоянии. Любая хворь, даже небольшая, приводила к тому, что человек объявлялся поражённым эболой. Вскоре, чтобы спастись, таких просто убивали. "Из милосердия". Потому, что действительно, умиравшие испытывали просто нечеловеческие муки истекая гноем и кровью.
А отряд таял, и таял. Из живых, вскоре остались только четверо солдат. По иронии судьбы, двое бельгийцев и двое англичан. И два офицера. Бельгиец и англичанин. Учёные и врачи погибли все. И теперь все их записи Генри тащил на себе. Бросив всё, что даже представляло некую ценность -- научное оборудование, инструменты.
Он справедливо считал, что теперь в этих записях -- жизнь и смерть Англии. А возможно и всей Цивилизации. Когда пять выживших, добрались до Леопольдвиля, Генри мог быть там самым истинным из всех возможных эталонов "белого человека". У него даже волосы все стали белыми.
И, кстати, не потому, что он боялся заболеть. Он заболел. И самый большой страх он испытал как раз за то, чтобы остальные, не обнаружили этого. А самочувствие у него было как при гриппе, который он перенёс за год до путешествия в Африку. Он с диким страхом ожидал, что вот-вот, появятся и другие симптомы эболы. Язвы и прочее. Но они, на его счастье, не появились. Пронесло. Иначе, как и было уговорено, его бы пристрелили. И бросили.
Бросили бы потому, что даже тем защитным костюмам, что у них были, доверия не было никакого. И хоронить погибшего просто было некому. Даже подходить близко было до судорог страшно.
И самое чудовищное, за что его действительно могли убить, это бутылка. Небольшая, неприметная, непрозрачная. Там, как и было условлено, ранее, были сохранены ткани, поражённые вирусом. Не дезинфицированные.
Кого-то из шишек в Англии очень сильно заинтересовала идея селекции бацилл, упомянутая в книге. И эта бутыль была для Генри... В ней была его жизнь. И смерть. Причём и то и другое -- в буквальном смысле этого слова.
В порту их встретили.
И когда увидели, что осталось от экспедиции -- не поверили своим глазам. Когда узнали что произошло -- долго, решали что делать. Но больше никто не заболел.
Спустя неделю после их прихода в Леопольдвиль, останки экспедиции погрузились на корабль и медленно отправились по реке к устью.
Каждый вечер, майор Томсон, из выживших, и Генри Сесил собирались вместе и нажирались. Пока не кончилась выпивка. Двоих солдат, что были с ними, вообще посадили под арест, чтобы никто не болтал лишнего. Кормили их очень хорошо. Но этим всё и ограничивалось.
Всё для того, чтобы страшные рассказы не поползли по кораблю. Не вызвали чего доброго, паники среди матросов.
Но... Дней через десять, вняв мольбам и просьбам Сесила и майора -- отпустили. Всё равно, катастрофа экспедиции для всех была "секретом Полишинеля". Так что одной страшной историей больше, другой меньше -- уже несущественно.
Однажды, вестовой, приставленный к Генри, заместо погибшего в джунглях, рылся в вещах.
В руки ему попалась какая-то бутылка. Горлышко у неё было залито сургучом. И выглядела она как прочно забытая её хозяином. А слуга очень хорошо помнил, как хозяин каждый день ругался сетуя на то, что выпивка кончилась.
"Значит ли это, что об этой бутылке мистер Сесил забыл?" - подумал слуга. - Но если он про неё забыл, то он же не будет против, если я ещё выпью потихоньку и выкину уже пустую за борт?".
Придя к таким оптимистичным выводам, он тихо сломал сургуч, вытянул пробку, и понюхал содержимое.
Лучше бы он это не делал. Наружу вырвалось такое амбре... Он выронил бутылку и небольшая часть содержимого пролилась под ноги.
Быстро убрав последствия этого "занюхивания", он выкинул бутылку за борт. Но это уже ничего не меняло.
Эбола снова нашла свою жертву.
Нет, не вестового, который выкинул уже давно протухшие образцы, где вирус давно умер.
