— Что ты имеешь в виду, монах? — рыкнул дир Ваден. — Если есть что сказать — говори прямо! Я не терплю ваших витиеватых речей и не позволю себя морочить.
— О, простите, благородный воин, — смиренно поклонился аббат. — Я лишь хотел заметить, что мальчику способствовала вовсе не удача, а вполне подвластные человеку чары.
— Колдовство? Посмел-таки при всем народе?.. — скривился барон. — Наглый щенок! Я смог бы простить поражение в честном поединке. Но подлого обмана не потерплю! Чтобы меня осилили не честным мечом, но чернокнижием — не спущу этого!..
— Верно, — расплылся в улыбке аббат. — Прощать — привилегия церкви. Ваше же воинское дело — наказывать преступивших черту дозволенного глупцов, несущих в наш светлый мир порок и грех...
— Благодарю за подсказку, — перебив, осклабился барон. — Но вот только командовать собой я никому не позволю, тем более церковным крысам.
И насмешливо отвесив поклон, пошел своей дорогой. Аббат же ничуть, кажется, не огорчился сорвавшимся союзом. Ему было довольно новой искры, подброшенной в костер старой ненависти.
Вечером состоялся большой праздник. Для королевского пиршества на широком лугу, прямо под ясным звездным небом, составили подковой длинные столы — так чтобы места хватило для всех без исключения участников турнира. И чтобы каждый гость, вернувшись домой, мог с полным правом объявить, что имел честь сидеть за одним столом с самим государем. Люд попроще веселился вокруг больших костров — славя короля за бесплатное угощение и щедро разливаемое прямо из бочек вино. Заглушая друг друга, надрывались музыканты и певцы, пестрым вихрем кружились танцовщицы, поражали трюками жонглеры и ловкие акробаты.
Во время этого празднества было решено всенародно объявить о помолвке королевской дочери и назначить день венчания.
Но сперва, пока льющееся рекой вино не одурманило зрителей и не помешало оценить красоту зрелища, свое мастерство демонстрировали чародеи.
На самом деле членам Гильдии не было нужды устраивать между собой турниры. Каждый из них отлично знал, чего он стоит сам и кого из колдовского братства может вызвать на бой, а кого лучше и словом не задевать. Потому поединки между колдунами в корне отличались от бравурного петушиного соперничества среди рыцарей. Проводили колдовские бои исключительно ради впечатления толпы и для услады королевского взора. И так как настоящее, смертоносное колдовство, чем оно сильнее — тем менее заметно для стороннего глаза, то участвующие в турнире чародеи использовали по большей части безобидные, зато зрелищные приемы. В синеватой темноте очень эффектно смотрелись взрывающиеся искрами шары огня, коими не скупясь метали друг в друга противники — на радость пирующим. Даже если кто из молодых чародеев промахивался и попадал вдруг сверкающим, стрекочущим разрядом в снующих вокруг столов слуг — несчастный отделывался легкой встряской под громогласный хохот зрителей.
Гилберт наблюдал за этими озаряющими ночь всполохами издалека — с откоса возвышающегося над лугом холма. За эти несколько часов, когда следовало подобающе одеться для королевского пира, привести себя в порядок после поединка, он даже не сменил доспехи на придворный костюм. Несмотря на усталость, он не хотел идти в шатер, не желал никого видеть. Просто сидел на траве и смотрел на отблески представления. У ног его примостилась оплетенная лозой откупоренная бутыль. Он еще отхлебнул большой глоток терпкого вина прямо из горлышка, когда заметил в сумраке приближающихся к нему двоих. По пустому желудку разлилось горячее тепло, отдалось в гудящие ноги. А голове зазвенела досада.
Это принцесса Адель в нарядном платье, ужасно смотрящемся на нескладной фигурке, не дождавшись его появления, не испросив позволения отца, покинула пир и отправилась разыскивать жениха. У входа в пустующий шатер она столкнулась с Иризаром и попросила ее проводить. Теперь вот, прихрамывая, карабкалась по склону, опираясь на руку демона, пачкая подол из дорогого желтого бархата о зелень травы...
— Гилберт! Ты здесь, — попеняла с тихой нежностью принцесса. — Ну что такое? Все ждут тебя. Разве ты забыл?
Он не поднялся, не ответил, снова приложился к бутыли.
Обошла сзади — зашелестела трава, зашуршала о накрахмаленные нижние юбки -положила руки ему на плечи, наклонившись, прижалась щекой к горячему виску. Зашептала, точно уговаривая капризного ребенка:
— Идем же, идем! Отцу не терпится назвать нас женихом и невестой перед всем миром. Тетушка Изабель от волнения уже искрошила в крошки две булочки, проглотить ни кусочка не может. Сегодня такой важный день в нашей с тобой жизни...
— Еще одна пытка, — произнес он.
Адель непонимающе отстранилась.
— Ты верно сказал, Иризар: первый поединок — как первая брачная ночь. Только на виду у всех, на глазах тысяч зевак. И на кону — не одна честь, еще и жизнь. Собственная жизнь — в чужих руках. А рисковать всем ты должен по одной только чужой бессмысленной прихоти.
— Ты просто устал. — Она провела пальчиками по его волосам, снова обняла за шею. — Я понимаю, ты взволнован. Я тоже едва не дрожу. Но потерпи немного, это уже совсем не страшно! Отец сегодня так горд тобой, он так ждет этого момента...
— Объявить, что нашелся полоумный жених — подстать кривой принцессе, — хмыкнул Гилберт.
Адель вскинула бровки, выпрямилась.
— Представляю, какие лживые будут у всех лица, когда они услышат эту неожиданную новость! — продолжал он едко выговаривать каждое слово. — Почти что принц женится на почти прекрасной принцессе. Кончится наконец-то давняя затаенная вражда двух королевских родов — побежденного и победившего — и увенчается союзом к обоюдному удовлетворению, во всех отношениях полюбовно. Все кинутся поздравлять смущенную пару, лицемерить перед счастливыми родителями. Придется скрепить сговор печатью поцелуя.
Адель затаила дыхание, на глаза навернулись слезы, в горле сжался тугой, подлый комок.
Резко обернувшись, он притянул ее к себе и, крепко удерживая затылок, запустив пальцы в уложенные волосы, впился в дрожащие губы грубым поцелуем. Она возмущенно забила кулачками по его плечам.
— Пожалуйста! Умоляю! — он схватил ее за руки, сжал в своих ладонях, поднес к губам. — Адель, прошу тебя — уезжай в город! Не оставайся здесь, не выставляй себя на позор, на посмешище перед этой сворой пьяных мужланов. Пусть они злословят обо мне — мне наплевать. Но издеваться над тобой, высмеивать тебя — этого я не смогу стерпеть!
— Я думала... — проговорила Адель, отнимая руки. — Я мечтала, что этот день станет счастливейшим в моей жизни... Но ты... — Голос сорвался, она не смогла договорить. Лишь сглотнула, не стирая, не скрывая покатившихся по щекам слез. И отвернувшись, неловко побежала прочь, вниз по склону, сдерживая рвущиеся из груди всхлипы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
