меня имеются письменные показания.
С этими словами коннетабль вынул из-за пазухи стопку бумаг, аккуратно перевязанных белой лентой, и бросил их на судейский стол.
— Протестую! — вскричал Петитор. — Откуда мы знаем, что эти люди действительно свидетели событий, а не какие-то крестьяне, которых силой заставили все это накатать?!
— Именно! — спохватился судья. — Учтите, я никому не позволю устраивать спектакли в моем суде. Все ваши свидетели — мошенники.
— Вы обвиняете в мошенничестве ее высочество принцессу Инфанту? — спросил Этассан, слегка приподняв брови.
Воцарилась тишина.
— Итак, — Этассан подошел к Петитору, — вы желаете предъявить принцессе обвинения в лжесвидетельстве?
— Нет, — пролепетал королевский прокурор.
— А вы, ваша честь? — Этассан повернулся к судье.
Слабое покачивание парика дало собравшимся понять, что судья не хочет предъявлять принцессе никаких обвинений. Этассан отвернулся от бюро, за которым прятался прокурор, и двинулся вдоль зала. Когда Этассан поворачивался к прокурору спиной, тот обретал уверенность в своих силах. Петитор тут же выпрыгнул из своего укрытия и бросил дерзкий вызов в спину коннетаблю:
— И все же это нарушение правил ведения судебного процесса. Законы предписывают допрашивать свидетелей лично, а не представлять суду их письменные показания.
— А еще в законах сказано, что подсудимый имеет право на последнее слово, — не оборачиваясь, сказал Этассан, на устах которого играла презрительная усмешка. — Впрочем, господин прокурор, я готов признать вашу правоту. Мне потребуется несколько дней, чтобы вызвать всех свидетелей в этот зал. Но четверо из них находятся здесь. Хотя латники, как я уже говорил, отказались пропустить их в зал.
— Латники отвечают за безопасность суда, — робко ответил судья. — Им, разумеется, виднее, кого пропускать, а кого нет. Возможно, ваши свидетели — опасные преступники.
— Вы снова хотите обвинить в чем-то принцессу Инфанту? — вежливо спросил Этассан.
— Нет, — пробурчал судья, — но у уважаемых латников, настоящих профессионалов своего дела, без сомнения, имелись основания для недопуска в зал суда ваших свидетелей.
— Хорошо, — развел руками коннетабль, — в таком случае допросим вторично господина Скунсуша. Только на этот раз, с вашего позволения, ваша честь, я предложу ему выпить это.
Этассан достал из-под складок плаща небольшую скляночку.
— Это слезы дракона, — сказал Этассан. — Полагаю, не нужно объяснять, что тот, кто выпьет их, не сможет лгать.
Воцарилась пауза. В тишине было слышно, как дрожит перепуганный Скунсуш. Трудно сказать, что повергло урла в такой ужас — склянка со слезами дракона или же грозный вид Этассана, одно имя которого заставляло его собратьев трепетать от страха. Скунсуш вскочил с места и завопил:
— Я не буду пить эту гадость! Мы так не договаривались. Речь шла только о том, что я должен подтвердить в суде слова прокурора!
— Значит, до суда вы имели беседу с королевским прокурором? — спросил Этассан.
— Это давление на свидетеля! — выпалил Петитор.
— Поддерживаю, — судья снова высунулся из-под парика, нос его был покрыт крупными каплями пота. — Совершенно недопустимо применять такие средства к свидетелю.
— Это необходимая мера, чтобы восстановить справедливость.
Этассан откупорил склянку и поднес ее к носу Скунсуша.
— Я солгал, — выпалил Скунсуш, морщась так, будто ему в нос совали ядовитую змею. — Прокурор обещал отпустить меня, если я дам показания против этого рыцаря.
— Отпустить?
— Я спасся бегством с поля боя и был пойман какими-то наемниками, — с невероятной скоростью бормотал Скунсуш. — Они притащили меня сюда и передали прокурору. Он обещал мне свободу в обмен на нужные показания.
— Вы упомянули поле боя?
— Это мы напали на рыцаря и его спутников, а не они на нас, — сказал Скунсуш. — Но нас разбили, а царевич Глуншул погиб.
Этассан обернулся к судье.
— Я закончил, — сказал он. — Полагаю, с убийством урлов мы разобрались. Что у нас там на очереди? А, конечно, давайте поговорим о массовых беспокойствах.
Петитор важно выступил вперед и выпятил грудь.
— Надеюсь, кин Этассан, — сказал он с глупейшим апломбом, — вы не будете отрицать, что явление так называемого Рыцаря Бедных вызвало бурю народного ликования, что вылилось в гулянья по Альденбургу, громкое исполнение песен и обильные возлияния.
— Не буду, — покачал головой Этассан. — Но что из этого?
— Как что? — тряс руками Петитор. — Тристан из Ригерда взбаламутил народ, которому положено тихо сидеть дома.
— Вот оно что, — улыбнулся Этассан. — В таком случае мне не совсем понятно, почему на скамье подсудимых нет кина Гнусомунда Каверзника, чье триумфальное возвращение в Альденбург также привело к гуляньям.
— Ваша честь, — Петитор обратился к судье, — мой оппонент кощунствует.
— Отнюдь, — покачал головой Этассан. — Закона, который разрешал бы людям собираться на улицах, по поводу и без, действительно нет, как нет и закона, который запрещал бы это. Однако же люди на улицах собираются. Например, чтобы приветствовать нашего доброго короля Иарана Десятого. Так что же, мы и его должны судить за организацию массовых беспокойств?
— Это недопустимо! — Судья высунулся из парика, как черепаха из панциря. — Вы не имеете права!
— Имею, ваша честь, — сказал Этассан. — Как князь и один из первейших вельмож королевства, я имею право вести борьбу с неправедным судом. Тристан из Ригерда не призывал людей выходить на улицы, они сделали это сами. Он даже не утверждал, что он Рыцарь Бедных. Так в чем его вина?
Петитор молчал. Судья Коррадо снова спрятался под букли своего парика.
