Пушки… Пушки — это всегда война. И вовсе не та, овеянная пороховым дымом и оправданная высокой целью, что живет в балладах. Это все ложь.
Врут люди, в песнях ли, в стихах. И паршивее всего стало от мысли, что когда-то также самозабвенно в своих виршах обманывал себя и других он сам, Туран ДжуШен, ученик школы великого РуМаха. А лгал ли великий учитель?
Героев имена восславим же…
— Что-то ты совсем приуныл, друг мой. — Ирджин потянулся и, достав из-под скамьи сундучок, предложил. — Возможно, игра могла бы отвлечь?
Игра. Для них все происходящее — не более чем игра. И война, доведись ей случиться, тоже будет игрой. Любимой, более всего занимающей эту страну испокон веков.
А раз так, пусть наир убивают наир. Этот ответ, к которому Туран приходил снова и снова, уже не пугал жестокостью, но лишь приносил облегчение. Наират умрет. Кхарн будет жить.
И значит, все верно.
— Сыграем, — согласился Туран. — Правда, я кую тугие цепи в высоком бакани.
— Я тоже. — Ирджин поддержал шутку, разворачивая доску, которая с тихим щелчком вошла в пазы на лавках. Поверх легла разрисованная цветным орнаментом ткань, уже изрядно потраченная характерными дырочками, коробка с наборами фигур и колода карт. Довольно потертая, однако рисунки выполнены мастерски, впрочем, как и сами фигуры.
— Играем на Главный Замок?
— Да.
— Какой предпочитаешь шатер? — Кам извлек несколько фигурок, повторяющих друг друга в мельчайших деталях, вроде игл-креплений, орнамента на стенах и связок гербовых хвостов. Вот только цвет эмали, их покрывавшей, различался.
— Белый. Я как-то привык, знаешь ли. И у нас называется Город.
— Можно и белый, можно и Город. Я сыграю от желтых. Кого устанавливаем Хозяином?
— Черного.
— Специально усложняешь себе задачу? — В центр поля встал Черный Замок: четыре круглые башенки, бойницы и узорчатые решетки в распахнутых воротах.
Туран ничего не ответил, только повертел в руке собственный Шатер-Город. Фигурка, оказавшаяся увесистой, заняла место на белой клетке поля чуть ближе к левому краю. Игла вошла в доску легко, и эта мелочь, несущественная на первый взгляд, была хорошим предзнаменованием. Теперь следовало подумать, как расставить остальные. Впрочем, с этой задачей Туран справился быстро, привычно поставив Солдата перед воротами, Свиту позади, а Пушкаря с правой стороны Шатра.
— Ты смелый игрок, ставить Кама в позицию, столь ограниченную для действия, да еще и между красными, — прокомментировал Ирджин.
— У нас принято называть его Пушкарем.
— Любопытная разница. — Ирджин чуть помедлил, но все-таки выставил своего Кама за Свитой. — Полагаю, имеет смысл уточнить правила.
К удивлению, времени это заняло немного, и особых отличий, за исключением нескольких мелочей, вроде толкования третичных сочетаний карт и разночтений по Пушкарю-Каму, найти не удалось.
— Тем лучше, — заметил Ирджин, ловко смешивая карты. — Но все-таки позиция для Кама не слишком удачная. Ограниченная.
— Ну порой ограничения лишь кажутся таковыми, — ответил Туран, забирая первую раздачу. Что ж, возможно, дорога будет не такой и скучной. И от мыслей отвлечет.
Старый Всадник в паре с Дураком? И сугубо свитовые Обманщики в придачу. Неудобный расклад. Конник не любит шептунов, разве что Дикий. А так — болото, ни одного листа в цвет фигурам или под Хозяина, зато Ирджин, хитро усмехнувшись, продемонстрировал Чернозверя.
— Я начинаю?
— Удачи.
— И тебе. — Ирджин, вывел в Свиту Пластуна и сменил карту втемную. Какую именно? Чернозверя? Он ведь уже свое отработал… Или кам посчитал вперед и припас его для перевертыша? Хотя пока рано считать.
Игра в высокий бакани сложна. Тем и интересна.
Когда кучер стуком дал знак о том, что они приближаются к пункту назначения, Замок был почти захвачен Тураном. Ирджину перестало везти сразу после Чернозверя и приходилось строить всю игру из-под черного Хозяина, что изрядно трепало нервы обоим игрокам. И черная Злая мешала Всаднику, а хозяйский Бешеный Шад, прикрытый Жукарихой, вообще сводили на нет стандартные заходы.
Но даже это не спасет Ирджина. Еще одна сдача — и каму конец. У Замка слишком много Турановых Солдат и почти вся его Свита. Введено всё, в руке осталась единственная бесхозная карта.
Но Ирджин не стал прикупать. Поджав губы, он просто бросил Пластуна на Шада…
Резня. И даже Пушкари теперь бессильны. Вот так и ломается красивая и сильная комбинация.
— Ничья? — устало произнес кам, сбрасывая свои карты, и медленно потянулся к остальным, что лежали на столе рядом с фигурами.
— Нет.
Туран придержал оппонента за руку и положил поверх перевернутого Шада свою последнюю карту.
— Дурак в Замке… Хотя это трудно назвать победой.
— Да уж, — протянул Ирджин после изрядной паузы. — Будем считать, что мы квиты. Мои Пластун и Резня стоили вашего Дурака. Но партия вышла занятной, ничего не скажешь. Помогите мне побыстрее всё собрать: мы, кажется, уже на месте.
На сей раз карета не стала заезжать во двор, остановившись напротив ворот, слишком узких для такой громадины.
Осмотревшись, Туран отметил с десяток факелов, окруживших цветастый шатер в центре двора, и пику с конскими хвостами. Заледенелые и присыпанные снегом они весьма походили на крашеное мочало. А сам шатер выглядел древним. Тут же, рядом с приземистым хлевом, еще одним свидетельством бедности стояла карета: неуклюжая, с облупившейся краской и почти стершимся гербом.
— Ум-Пан, — подсказал Ирджин и, придержав Турана за рукав, заставил отступить, пропуская мальчишку с лошадьми. — Значительный некогда род.
— Не слышал.
— Бунт семерых, хотя нет, не то. В делах приморских кланов ты тоже вряд ли разбираешься. Хм, слепое восстание? Шуммар? Кунгаи Хэбу славно поработали, правда, давно это было, очень давно…
— До того, как род Ум-Пан ослаб, а Лига прибрала город, — сказал старик в лисьей шубе. В очень старой шубе: рыжий мех торчал клочьями, прикрывая светлые пятна-проплешины и мелкие, многочисленные дыры. — Рад приветствовать многоуважаемого… Ирджина, если не ошибаюсь, который ко всем иным достоинствам обладает несомненной тягой к познанию.
— Скорее хорошей памятью, — ответил кам, кланяясь. И поклон его был преисполнен истинного уважения.
Туран же разглядывал старика.
РуМах тоже был стар. РуМах был добр. РуМах — кхарнэ, а это — наир.
Красный камень, вылизанный ветром. Древняя гора, одна из двух Сестер, в чьих ладонях спит Байшарра. Морщины-ущелья, обманчивая ветхость разума и слабость тела. Нет, на самом деле он не слаб, и в сгорбленной фигуре видится тень прежнего величия.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
