И наконец, после многих трудностей и лишений, он снова оказался в Вавилоне. Здесь пилот узнал, что, пока он находился в лагере, срок его службы закончился и он, отсутствующий, был отправлен в почетную отставку. Я мог бы не говорить об этом, но наш пилот был сиротой, не имел ни дома, ни семьи, и податься ему было просто некуда. Потыкавшись туда-сюда, он решил в конечном итоге совершить паломничество к ясновидящей, обитавшей во тьме, в потаенных глубинах, у самых корней Вавилона.
Был ли путь пилота опасен и труден? Верно ли, что он видел солнце, восходящее в полночь? Об этом, как и о многом подобном, он поклялся ничего не говорить. Но так или иначе, он дошел до ясновидящей, заплатил ей цену, которую нельзя никому раскрывать, и узнал от нее то, что было для него самым главным: тайну своего рождения.
Путь из мрака наверх оказался не менее трудным. По чистой случайности он вышел на свет посреди Висячих садов и был тронут почти до слез красотою природы, представшей там перед ним. Он знал теперь, что имеет законное право на огромнейшее наследство, однако не стал себя раскрывать. Дело в том, что он был лишен всякого честолюбия. Вместо этого он начал работать с самого низа и со временем стал собственником маленького бизнеса, внося — как и многие здесь присутствующие — свою скромную лепту в процветание нашей державы как целого.
Однако нельзя жить в городе и не видеть его невзгоды. Нищету, несправедливость, отсутствие руководства и перспективного мышления. И вот, в свободные от работы часы пилот начал искать ответы. Он бродил по городу, встречался с представителями всех племен и социальных классов, слушал их рассказы о наболевшем. Постепенно ему стало ясно, что нужно делать.
Вавилон опасно болен, и это потому, что нет царя. Простейшая истина, которую никто из вас, здесь сидящих, не станет отрицать. Все наши беды коренятся в том факте, что Обсидиановый Престол давно пустует. Нужны серьезные радикальные решения, а их просто некому принимать. Оппортунизм и беспринципность — вот кто правит страной. Бедными пренебрегают, предприниматели стонут от бремени непомерных налогов, аристократия зажралась и обленилась. Вавилону нужен царь! Только где же его найти?
Вилл сделал долгую театральную паузу, а затем приблизил губы к микрофону.
— Меня звать Вилл ле Фей. Его Отсутствующее Величество был моим отцом.
Все, кто был в зале, вскочили на ноги и взревели.
Сыны Блаженных рванулись вперед, подняли его на плечи и торжественно вынесли на улицу, куда как раз подходили первые группы хайнтов из Джинни-Голла. Два встречных потока сомкнулись, образовав водовороты темных и бледных лиц, все пели и смеялись, друзья смыкали руки, незнакомцы обнимали незнакомцев.
Виноградные лозы пробивались сквозь асфальт и оплетали стены зданий. Там, где проносили Вилла, деревья покрывались цветами, а птицы начинали петь. Кто-то выбежал из мебельного магазина с чиппендейловским креслом, Вилла с размаху на него усадили, и этот импровизированный трон поплыл по Вест-Сайду, как пробка по бурной реке. Кто-то другой забежал в хозяйственный магазин и вынес оттуда охапку садовых факелов, которые тут же зажгли и раздали. Ликующая процессия превратилась в факельное шествие.
Как раз в эти дни на город нахлынули морские эльфы. И если во всем Вавилоне осталась хоть одна не соблазненная ими девица, значит, ей этого попросту не хотелось. Теперь они повываливали из пивных и стрип-баров, все в ослепительно белой, до хруста накрахмаленной парадной форме, увидели процессию и тут же в нее влились, маршируя шеренгами по четыре под старые хвалебные песни.
Пусть шарлатаны вкривь и вкось пророчатУдел грядущий царства и царя,Я не глупей всех этих звездоглядовМне их мудреной мудрости не надо.Я попросту сказать вам рад,Что все опять пойдет на лад,Когда наш царь воссядет на престол.
И вся улица подхватила припев:
Я попросту сказать вам рад,Что все опять пойдет на лад,Когда наш царь воссядет на престол.
Под Вилловым престолом сам по себе появился грузовик с платформой. Граждане тут же забросали его цветами, так что исчезла из виду даже кабина. Цаплеголовые девушки выписывали в воздухе петли и размахивали яркими шелковыми вымпелами.
Все эмоции, кипевшие в этой толпе, втекали в Вилла, и через малое время он совсем от них опьянел. Он махал руками и рассылал воздушные поцелуи, а тем временем конфетти сыпались бумажной метелью, а вокруг грузовика кувыркались голые менады и фавны. Это было, словно он пробудился и увидел, что сон все равно продолжается, а затем пробуждался еще и еще, и всегда с одним результатом. Это было чудесное ощущение.
Среди приплясывающих голов хайнтов и клуриконов, ни на шаг не отстававших от грузовика, возникли ослиные уши. Вилл присмотрелся и увидел улыбку Ната.
— Ты на коне, сынок, ты на гребне. Это твой момент. Хватай его за глотку и не отпускай.
— Нат, это просто невероятно. Тебе бы стоило… — Но его слова потонули в гуле толпы.
А он хотел сказать, чтобы Нат никуда не пропадал, держался рядом, помогал советом, не давал увлечься и переиграть. Ведь рядом с этим грандиозным мошенничеством все, что он делал прежде, было просто тьфу.
Но Нат уже отстал и затерялся в толпе.
И думать об этом было некогда, потому что появились — наконец-то — телевизионщики. Их машины зажали его в тиски, их прожектора зажгли его образ земной звездой на всех телевизорах города. Морские эльфы, все еще продолжавшие петь, снова дошли до припева и снова грянули хором:
Я попросту сказать вам рад,Что все опять пойдет на лад,Когда наш царь воссядет на престол.
Прошли ли часы? Или только минуты? Этого Вилл так никогда и не смог понять. Но в этот момент толпы вавилонян, миллионные, как тогда казалось, натолкнулись на жиденькую цепочку волхвов и колдуний, одетых в должностные белые мантии и вздымавших к небу волшебные жезлы, наглухо перекрывая дорогу к Арарату, высочайшему в городе небоскребу, на верхних этажах которого находился Дворец Листьев. При всей своей дряхлости и видимой слабости они с легкостью сдержали напор орды, накатившей на них штормовым, сокрушительным валом.
А потом заговорила старейшая из них, и, хотя ведьма говорила спокойно и тихо, слова ее услышали все.
— Выйди вперед, Претендент на Престол, и отдай себя нашей воле, дабы мы могли тебя испытать.
Толпа протестующе загудела, однако Вилл мановением руки призвал ее к молчанию.
— Успокойся, о мой народ! — воскликнул он. Выбор местоимения «мой» вместо царственного «наш» был осуществлен спонтанно и по наитию — скромность и простота выставляли нового монарха в свете куда лучшем, чем могли бы пышность и помпезность. — Естественно и справедливо, что Совет Волхвов хочет проверить мое происхождение. Ровно так же нет ничего плохого в именовании Претендент на Престол, оно совсем не означает, что мои претензии ложные, а только-то, что нужно проверить их истинность. И я не просто соглашаюсь на такую проверку, я ее требую, поскольку титул царя Вавилона не какой-нибудь пустячок, чтобы им распоряжаться бездумно, с ним связана огромная ответственность, нести которую способны лишь прямые потомки Мардука. Поэтому я весьма доволен моими волхвами и ведьмами. Верно и преданно хранили они мой престол, за что будут удостоены богатых даров, когда я на него воссяду. Как и все вы, любезные мне, беззаветно мне преданные подданные, как и все вы!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
