Пришельцы принесли с собой собственные распри и раздоры. Они воровали друг у друга скот, зеебов и снаряжение. Они слагали каждый свои баллады и ностальгически тосковали по дому, который теперь перестал быть для них безопасным и скучным.
Это было странное время, ибо разрушительные силы уже пробудились, и люди чувствовали, как они все сильнее овладевают их родными краями и их душами. Даже сейчас, в самом начале, ничто больше не могло оставаться таким, каким было. Вскоре всему предстояло измениться, исчезнуть с лица земли, и единственной возможностью остаться были либо невиданные перемены, либо полное перерождение.
Третий месяц Корамвис выдерживал осаду неумолимых снегов.
В эту жгучую стужу придворная дама королевы, Дафнат, не обращая внимания на собственное саднящее от холода и стянутое в деревянную маску лицо, еще усерднее трудилась над королевским телом, умащая его кремами. Вал-Мала, чувствуя в снеге серьезного противника, почти не выходила из своих покоев. Теперь она больше не пользовалась белилами. В беспощадном бледном свете зимнего дня ее золотистая кожа казалась хрупкой, как старый пергамент. Ничто не радовало ее.
«Я начинаю жить воспоминаниями, как старуха, — думала она. — Это я-то…»
Она думала о Редоне — не как о человеке, а как о воплощении ее разочарования. Воспоминания о том, как он впервые приехал во дворец ее отца в Куме, оставляли у нее во рту кислый привкус.
Ее отец был правителем этого городка, небольшого и не слишком важного купеческого поселения с приземистыми башнями, больше всего похожими на раздавленные пирожные. В каком-то из путешествий он оказался на пути у Редона — в противном случае ему, вне всякого сомнения, никогда бы не пришло в голову побывать там. Вал-Мала ненавидела Куму, как ненавидела свою ревностно оберегаемую девственность. Ее бесчисленные любовники, как могли, старались ублажить ее, и после каждого месяца Застис няньки с умелыми пальцами приходили ощупывать ее, дабы убедиться, что она не зашла чересчур далеко. Таковы были обычаи ее дома.
В вечер перед приездом Редона ее дамы невыносимо раскудахтались, сходя с ума от нетерпения. Каких только историй о нем они не рассказывали! Истории о его власти и о его красоте, о его жгучих глазах, которые могли буквально раздеть женщину — они были абсолютно уверены, что как-то раз он на самом деле совершил такое волшебство. По случаю его визита Вал-Мале сшили платье из прозрачной ткани, затканной золотыми цветами, а волосы убрали в двадцать тугих косичек, густо вплетя в них жемчужины.
Встало солнце. Пробудившийся раньше обычного дворец просто обезумел от ожидания. Сопровождаемая тринадцатью дамами в платьях из розово-красного шелка, Вал-Мала от правилась на городскую стену. Оттуда, как ей сказали, она могла смотреть вниз и осыпать колесницу Редона цветами, как требовали приличия. Ей дали все указания, но она ждала на стене, затаив дыхание в ожидании того, что он поднимет на нее взгляд.
Длинная бронзовая людская река нескончаемо лилась сквозь ворота Кумы. Наконец она разглядела его колесницу, украшенную орнаментом, который нельзя было спутать ни с каким другим. Она склонилась и осыпала его цветами, назвав по имени — и этого, как выяснилось, было достаточно.
Перекрыв гул толпы, ее звонкий и чистый девичий голосок достиг его ушей, он поднял голову и взглянул ей в глаза. В те дни Редон, хотя и много старше ее, был настоящим великаном — прекрасным, почти богоподобным, великолепным представителем своего рода. Его вид ошеломил ее. Ее мгновенно потянуло к нему всем существом. Такого дикого желания она не испытывала еще никогда.
Потом, лежа в темноте и глядя, как дрожат на потолке отблески факелов проходящих мимо часовых, она с неукротимой страстью представляла то наслаждение, которое она испытывала бы в объятиях Редона, возьми он ее себе в жены. Она поклялась себе, что если только удастся заставить его пожелать ее, он женится на ней и увезет ее из унылой провинциальной Кумы в блистательный Корамвис, к сладостной пытке своего ложа.
Вскоре стало очевидно, что Редон очарован ею. Он часами не сводил с нее глаз, а она притворялась, будто не замечает его внимания. В конце концов она ухитрилась как-то остаться с ним наедине в мраморном зале, уставленном грубыми изваяниями ее предков, куда не смели войти слуги, уже успевшие разобраться в ситуации.
— Ах, мой лорд, — вздохнула она. — Как, должно быть, прекрасно жить в Корамвисе! Вы, наверное, жаждете вернуться туда.
Его глаза, как обычно, ласкали ее лицо и тело, и когда она приблизилась к нему, он поймал ее за руки.
— Ты хотела бы увидеть Корамвис, Вал-Мала?
— О да, — шепнула она. — Всем сердцем, мой лорд.
— Ты совсем еще ребенок, Вал-Мала, — он обвил ее руками. Она прижалась к нему.
— Я умоляю вас научить меня быть женщиной, мой лорд.
Он мог бы взять ее прямо там и тогда. У него хватило бы денег, чтобы расплатиться за ее поруганную девственность. Но его сводила с ума ее необыкновенная красота и ее доверчивость, которая на самом деле была лишь бездумной глупостью. В каком-то смысле он был чувствительным, к тому же не слишком хорошо понимал женщин и их реакцию на него.
Она настолько свела его с ума, что он женился на ней и поставил выше всех предыдущих супруг. В чудесном белом дворце у подножия Драконьего гребня Дорфара он осыпал ее миллионом подарков, но замужество обмануло все ее ожидания.
В своей огромной раззолоченной постели он набросился на нее, как зверь, но Вал-Мала была такова, что причиненная им боль доставила ей куда больше удовольствия, чем все остальное, что он мог бы сделать. Ее так долго терзали утонченными ласками, не давая достигнуть кульминации, что эта боль сама по себе стала для нее наслаждением. Когда все было кончено, она еще не насытилась, и эта жадность напугала Редона. Он не был особенно искусен и предпочитал быть соблазненным, а не соблазнителем, что и стало главной причиной ее легкой победы над ним. И теперь он навязал своей ученице эту роль, которую она вынуждена была играть, тем самым внушив ей ненависть и презрение к себе. Однако, несмотря на все это, она была опытной и искусной, и скоро он уже не мог обходиться без нее. Через некоторое время она стала его главной королевой.
Через десять месяцев после свадьбы она начала потихоньку лишать его своих милостей. Когда он хотел ее сильнее всего, она ускользала. Она заставила его вымаливать ее ласки, сделала его робким, получая от того злорадное удовольствие, и все это время ненавидела его еще сильнее за то, что он безропотно подчиняется ее прихоти. Она была четырнадцатилетней девчонкой, а он — мужчиной и королем. Ей хотелось, чтобы он заставил ее умолкнуть, взял силой и использовал, хотя она вряд ли отдавала себе отчет в своих желаниях.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
