В. А. НАЩОКИНА. Новое Время, 1898, № 8122.
Какой Пушкин был весельчак, добряк и острослов! Он говорил тенором, очень быстро, каламбурил и по-русски, и по-французски... Жена его была добрая, но легкомысленная. Ветер, ветер! Право, она какая-то, казалось мне, бесчувственная. Пушкин ее любил безумно.
В. А. НАЩОКИНА по записи Н. ЕЖОВА, Новое Время, 1899, № 8343. Перепеч. в
Книге воспоминаний о Пушкине, 316.
Пушкин не любил Вяземского, хотя не выражал того явно; он видел в нем человека безнравственного, ему досадно было, что тот волочился за его женой, впрочем, волочился просто из привычки светского человека отдавать долг красавице. Напротив, Вяземскую Пушкин любил. (Примечание М. А. Цявловского: сообщение Нащокина о том, что Вяземский волочился за Н. Н. Пушкиной, неожиданно подтверждается поступившими в годы революции в Пушкинский Дом письмами кн. П. А. Вяземского к вдове поэта. Письма эти, как мне передавал летом 1924 г. Б. Л. Модзалевский, говорят о сильном увлечении князя Н. Н. Пушкиной.)
Пушкин был человек самого многостороннего знания и огромной начитанности. Известный египтолог Гульянов, встретясь с ним у Нащокина, не мог надивиться, как много он знал даже по такому предмету, каково языковедение. Он изумлял Гульянова своими светлыми мыслями, меткими, верными замечаниями. Раз, Нащокин помнит, у них был разговор о всеобщем языке. Пушкин заметил, между прочим, что на всех языках в словах, означающих свет, блеск, слышится буква л. С. С. Мальцеву, отлично знавшему по-латыни, Пушкин стал объяснять Марциала, и тот не мог надивиться верности и меткости его замечаний. Красоты Марциала были ему понятнее, чем Мальцеву, изучавшему поэта.
П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, стр. 28, 39, 78.
Однажды Пушкин зашел к молодому классику Мальцеву и застал его над Петронием. Мальцов затруднялся понять какое-то место. Пушкин прочел и тотчас же объяснил ему его недоразумение.
С. А. СОБОЛЕВСКИЙ по записи БАРТЕНЕВА. Рус. Арх., 1908, III, 591.
Нащокин повторяет, что Пушкин был не только образованнейший, но и начитанный человек. Так, он очень хорошо помнит, как он почти постоянно держал при себе в карманах одну или две книги и в свободное время, затихнет ли разговор, разойдется ли общество, после обеда -- принимался за чтение. Читая Шекспира, он пленился его драмой "Мера за меру", хотел сперва перевести ее, но оставил это намерение, не надеясь, чтобы наши актеры, которыми он не был вообще доволен, умели разыграть ее. Вместо перевода, подобно своему Фаусту, он переделал Шекспирово создание в своем Анджело. Он именно говорил Нащокину: "Наши критики не обратили внимание на эту пьесу и думают, что это одно из слабых моих сочинений, тогда как ничего лучше я не написал".
П. И. БАРТЕНЕВ. Рассказы о П-не, 47.
Пушкин хвалил Нащокину "Ревизора", особенно "Тараса Бульбу". О сей последней пьесе Пушкин рассказывал Нащокину, что описание степей внушил он. Пушкину какой-то знакомый господин (да; это было при мне. Стражинский. Примечание С. А. Соболевского) очень живо описывал в разговоре степи. Пушкин дал случай Гоголю послушать и внушил ему вставить в "Бульбу" описание степи(1).
П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА. Рассказы о Пушкине, 45.
(1)Настоящая фамилия господина была Шаржинский. П. А. Кулиш сообщает: "Из его рассказов Гоголь заимствовал много красок для "Бульбы", напр.: степные пожары и лебеди, летящие в зареве по темному ночному небу, как красные платки" (Записки о жизни Гоголя, I, 145).
Люди, близко знавшие Пушкина (Нащокин, кн. Вяземской, В. А. Жуковский), утверждали, что их друг, за что бы ни принялся, во всем был велик и гениален.
П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1899, II, 146.
Никого не знала я умнее Пушкина. Ни Жуковский, ни князь Вяземский спорить с ним не могли, -- бывало, забьет их совершенно. Вяземский, которому очень не хотелось, чтоб Пушкин был его умнее, надуется и уже молчит, а Жуковский смеется: "Ты, брат, Пушкин, черт тебя знает, какой ты, -- ведь вот и чувствую, что вздор говоришь, а переспорить тебя не умею, так ты нас обоих в дураках и записываешь".
Пушкин мне говорил: "У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная с будочника и до царя". И действительно, он мог со всеми весело проводить время. Иногда с лакеями беседовал. А. О. СМИРНОВА-РОССЕТ по записи Я. П. ПОЛОНСКОГО. Голос Минувшего, 1917, № II, 154.
Будучи членом Академии Русской Словесности (жетоны академии он приваживал к Нащокину), Пушкин сильно добивался быть членом Академии Наук, но Уваров не допускал его, и это было одною из причин их неудовольствия.
Ни наших университетов, ни наших театров Пушкин не любил. Не ценил Каратыгина, ниже Мочалова. С Сосницким был хорош.
Пушкин был великодушен, щедр на деньги. Бедному он не подавал меньше 25 рублей. Но он как будто старался быть скупее и любил показывать, будто он скуп.
П. В. НАЩОКИН по записи БАРТЕНЕВА. Рассказы о Пушкине, 43.
Пушкин у нас здесь. Он много занимается своим Петром Великим. П. Я. ЧААДАЕВ -- А. И. ТУРГЕНЕВУ, 25 мая 1836 г., из Москвы. Соч. и письма
Чаадаева. М_ 1914, т. I, стр. 191 (фр.).
Последний раз Шевырев видел Пушкина весною 1836 г.; он останавливался у Нащокина, в Дегтярном переулке. В это посещение он сообщил Шевыреву, что занимается "Словом о полку Игореве", и сказал между прочим свое объяснение первых слов. Последнее свидание было в доме Шевырева; за ужином он превосходно читал русские песни.
С. П. ШЕВЫРЕВ. Л. Майков. 331.
Помню, в последнее пребывание у нас в Москве Пушкин читал черновую "Русалки", а в тот вечер, когда он собирался уехать в Петербург, -- мы, конечно, и не подозревали, что уже больше никогда не увидим дорогого друга, -- он за прощальным ужином пролил на скатерть масло. Увидя это, Павел Войнович с досадой заметил:
-- Эдакий неловкий! За что ни возьмешься, все роняешь!
-- Ну, я на свою голову. Ничего... -- ответил Пушкин, которого, видимо, взволновала эта дурная примета.
Благодаря этому маленькому приключению, Пушкин послал за тройкой (тогда ездили еще на перекладных) только после 12 часов ночи. По его мнению, несчастие, каким грозила примета, должно миновать по истечении дня... Последний ужин у нас, действительно, оказался прощальным...
В. А. НАЩОКИНА. Нов. Вр., 1898, № 8115.
Нащокин носил кольцо с бирюзою против насильственной смерти и в последний приезд Пушкина настоял, чтоб он принял от него такое же кольцо. Оно было заказано. Его долго не несли, и Пушкин не хотел уехать, не дождавшись его. Кольцо было принесено позднею ночью. По свидетельству Данзаса, кольца этого не было на Пушкине во время предсмертного поединка; но перед самою кончиною он велел подать ему шкатулку, вынул из нее бирюзовое кольцо и, подавая Данзасу, сказал: "от общего нашего друга".
П. И. БАРТЕНЕВ со слов П. В. НАЩОКИНА. Девятнадцатый Век, I, 393.
Пушкин взял с собой в Петербург моего меньшого брата Л. А. Нарского... В это путешествие случилось маленькое приключение: Нащокин утром другого дня по их отъезде на лестнице нашей квартиры нашел камердинера Пушкина спящим. На вопрос моего мужа, как он здесь очутился, тот объяснил, что Александр Сергеевич, кажется, в селе Всехсвятском, спихнул его с козел за то, что тот был пьян, и приказал ему отправиться к Нащокину, что тот и исполнил.
По возвращении из Петербурга брат рассказывал, что Пушкин в путешествии никогда не дожидался на станциях, пока заложат ему лошадей, а шел по дороге вперед и не пропускал ни одного встречного мужика или бабы, чтобы не потолковать с ними о хозяйстве, о семье, о нуждах, особенно же любил вмешиваться в разговоры рабочих артелей. Народный язык он знал в совершенстве и чрезвычайно скоро умел располагать к себе крестьянскую серую толпу настолько, что мужики совершенно свободно говорили с ним обо всем.
В. А. НАЩОКИНА. Воспоминания. Новое Время, 1898, № 8122.
Пушкин много и подолгу любил ходить; во время своих переездов по России нередко целую станцию проходил он пешком, а пройтись около 30 верст от Петербурга до Царского Села ему было нипочем.
П. И. БАРТЕНЕВ. Рус. Арх., 1903, № 6, обложка,
Я приехал к себе на дачу 23-го в полночь и на пороге узнал, что Наталья Николаевна благополучно родила дочь Наталью за несколько часов до моего приезда. Она спала. На другой день я ее поздравил и отдал вместо червонца твое ожерелье, от которого она в восхищении... Деньги, деньги! нужно их до зареза.
Вот тебе анекдот о моем Сашке. Ему запрещают (не знаю зачем) просить, чего ему хочется. На днях говорит он своей тетке: Азя! дай мне чаю: я просить не буду.
ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 27 мая 1836 г., из Петербурга.
Наталья Николаевна родила, и Александр Сергеевич приехал опять несколько часов позже. Бар. Е. Н. ВРЕВСКАЯ -- бар. Б. А. ВРЕВСКОМУ. П-н и его совр-ки, XIX -- XX, 108.
Пошли от меня один экземпляр "Современника" Белинскому (тихонько от Наблюдателей) и вели сказать ему, что очень жалею, что с ним не успел увидеться .
