— Куда уж проще, — пробурчал я. — А ограничения по теме вопросов?
— Никаких… Спрашивай, все что захочется, — губы девушки дрогнули, изображая улыбку. — Ну так как, отважишься сразиться с хрупкой девой, о юный рыцарь?
Сразиться с гребаной «манипуляторшей», у которой просто так ничего не бывает? В чем подвох, Марина?
Вглядываюсь в лицо девушки, пытаясь найти ключ к разгадке. Взгляд скользит по идеально гладкому лбу, по переносице, по складкам век и линии рта — нет, это бессмысленно. Ни один мускул не дрогнул на ее лице — застывшая ледяная маска.
Это все неспроста, тут должен быть подвох, какой-то скрытый смысл… смысл. С другой стороны, а чего я теряю? Что такого сверхважного она сможет узнать из одного вопроса?
— Боишься меня, о юный рыцарь? Поверь, напрасно, я всего лишь невинная хрупкая девушка.
«Сука ты, а не невинная девушка».
— Уступите право первого хода прекрасной даме?
Поразмыслив пару секунд, я кивнул головой в знак согласия.
— Валяй.
— О, сколь великодушно… гранд мерси, отважный рыцарь. Тогда повторю свой вопрос: ты её любил? Ту толстушку из фотоальбома?
В воздухе повис легкий цитрусовый аромат: то ли от мандаринки, которую Агнешка очистила и съела прямо на балконе, то ли от апельсинового дерева, что давно отцвело, по причине зимы. Запах приятно щекотал ноздри, напоминая о недавно ушедшем лете, а еще об островах и развесистых пальмах на пляже, куда меня так и не пустили.
— Почему молчим, о юный рыцарь?
— Не понимаю.
— Да или нет.
— Какой тебе в том прок?
— Так да или нет?
— Ерунда какая-то, — пробормотал я растерянно. Первоначально решил, что вопрос был задан из пустого любопытства, но уж слишком настойчива Володина в своем интересе. Что это, обыкновенная попытка подразнить или здесь скрыто нечто большее?
— Ты согласился на правила игры, а теперь включил заднюю?
— Я не знаю…
— Только да или нет, третьего не дано.
— Да подожди ты, не дави… Тоже мне, следователь.
— Ты сам согласился.
— Что-то я не припомню пункта касательно временных ограничений.
— О юный рыцарь, неужели столь сложно ответить на простой вопрос? Любили ли вы девушку, с которой встречались?
— Во-первых это было давно, а во-вторых… ты это серьезно, задвигаешь про чувства? Какая нахрен любовь в шестом классе?! Мне было одиннадцать и все, о чем мог думать — это футбик с пацанами во дворе или игровая приставка.
— Ну вы же встречались?
— Держались за ручку, целовались… Блин, да это ничего не значит. Мы больше играли во взрослых, нам было интересно.
— Трогать друг друга за разное…
— Слушай, Володина, угомонись. Оставь грязные комментарии при себе. Сказал же, что не знаю, и другого ответа дать не могу.
— Ясно, — заключила она с умным видом.
— Да что тебе ясно?! Что тебе, бл. ть, может быть ясно?! Я в девятнадцать не знаю, что такое любовь, а ты хочешь, от меня одиннадцатилетнего добиться ответа?! Сидишь тут, умную корчишь!
Кажется, я все-таки не сдержался и заорал. Спустя мгновенье на балконе показалась встревоженная Ковальски, следом влетел растрепанный Кузька, а Дюша замер на пороге, загородив любопытному Копытину проход.
— Что у вас здесь происходит?
— Ничего особенного, — поспешил я успокоить Агнешку, — мы тут просто в игры играем… Да, Марин?
— Вопрос-ответ, — подтвердила девушка.
Агнешка явно не поверила моим словам, да я и сам, признаться, не поверил бы, с учетом сложившейся ситуации.
— Марин, с тобой точно все в порядке?
— В полном, — подтвердила та. — Никита может быть любезным молодым человеком, если сильно постарается.
С какого перепуга мне быть с тобою любезным, стерва ты конченая?
С языка готово было сорваться крепкое словцо, но тут из зала раздался звон разбитой посуды. Народ замер от неожиданности, а я посмотрел в окно. Побеги лианы мешали разглядеть подробности случившегося. Яркие полоски света, фигура Пашки, озадаченно чешущего затылок.
— Опаньки, — выдал задумчивое Дюшес. — Синица, а те влетит за разбитый сервиз?
Незваные гости разошлись в третьем часу ночи. По итогам посиделок мне досталось куча мусора, завалы из грязной посуды, и травмированный Паштет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Как Бурмистров умудрился покалечиться? Все случилось в тот самый момент, когда мы с Володиной оказались наедине и я, какого-то хрена не сдержавшись, заорал.
Гости повскакивали со своих мест, кинулись на балкон. Встревоженный возникшей суетой Пашка ломанулся следом, но не рассчитал сил, изрядно подорванных алкоголем, и упал. Полежал, подумал, а когда стал подниматься, то зацепил затылком столешницу. Вследствие чего чайный сервиз не досчитался двух чашек и одного блюдца.
Пока мы на пару с Кузькой ползали по полу и собирали осколки, Пашку подвергли процедуре досмотра.
— Больно, — жаловался Бурмистров окружившим его девушкам.
— Поделом тебе, меньше пить будешь, — заключила Ковальски, изучив голову страдальца. Кроме набухшей шишки ничего обнаружить не удалось. Пашка еще пострадал для порядка, но сообразив, что ругать его никто не собирается, вернулся к столу.
Потом гости еще долго собирались, раза три выпили «на посошок» и по очереди принялись бегать в туалет, чтобы в дороге не приспичило. Ага, как будто до дома ехать три часа. До Пашки вообще пешком дойти можно, да и остальные жили в пределах десяти минут на такси.
На прощанье Агнешка отвела меня в сторону и, строго посмотрев, спросила:
— Что между вами произошло?
— Говорю же, играли.
— Ох, гляди у меня Синицын. Узнаю, что Маринку обижал, лично по голове настучу.
А то, что она меня обижала, это как бы не считается, да?
Проводив гостей, я долго не ложился спать: мыл посуду и размышлял о всей той катавасии, что затеяла Володина. То, что она своей игрой планировала вывести из равновесия, и ежу понятно. Результат был достигнут, Никита Синицын в очередной раз сорвался. Но тогда почему спектакль закончился на самом интересном месте? Почему Мариночка не пустила слезу, не стала изображать жертву?
Губка замерла, а покрытая пеной фарфоровая чашка едва не выскользнула из рук. Еще чуть-чуть и она бы отправилась следом за осколками, что уже лежали в мусорном ведре.
Почему Володина не включила жертву? Да потому что ей и так все верят. А тебе, балбесу несдержанному, лишний раз показали, в чьих руках находится власть. Продемонстрировали силу, чтобы многое о себе не думал.
О, как она упивалась могуществом, играла словно кошка с мышкой: захочу — отпущу, а захочу — загоню в угол. Попробуй тут, выберись из расставленной ловушки, когда на шее висит репутация психа, а все одноклассники заранее настроены против тебя. Ну не все, конечно… Дюша что-то такое подозревал, и Пашке плевать на дворцовые интриги. Он и до этого был парнем простым, далеким от хитросплетений, а после того, как затылком ударился…
Неприятные размышления прервала трель телефонного звонка. Кто-то из гостей успел добраться до дома, и теперь хотел известить, что с ним все в порядке. И зачем названивать, достаточно простого сообщения в чат. Совершив акробатический маневр мокрыми руками, и таки умудрившись прижать сотовый к плечу, я спросил привычное:
— Алло?
В ответ тишина.
— Алло, я вас слушаю.
Спустя короткую паузу в телефоне послышалось:
— Никита, это ты?
Тембр очень знакомый, но я все никак не мог взять в толк, кто это. Слишком тихим и далеким казался голос.
— Да, это Никита. А с кем я разговариваю?
— Это Диана… Диана Ильязовна… Василия Ивановича убили.
Глава 12 — Василий Иванович
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я никогда не любил праздники: что дни рождения, что майские, что длинные новогодние. Батя вечно бухал, а если не бухал, то шпынял по любому поводу. Мать вечно маячила на заднем фоне забитой серой тенью. Она и на тот свет ушла тихо и незаметно: дождливым хмурым днем, ничем не выделявшимся из череды прочих.
