Виззл остался беззащитным.
Критический момент наступил тогда, когда какой-то назойливый господин попытался втюхать Иоффе проверенное средство от оборотней — страшный талисман, который замертво валит волколаков и прочих перевертышей на расстоянии трех полетов стрелы. И хотел-то он сущую безделицу — полновесный мешочек золота и пожизненную бесплатную выпивку и закуску в харчевне «На посошок».
Он все зудел и зудел, как проголодавшийся гнус, расписывая в красках жуткие муки и страдания, которые испытает оборотень, оказавшийся в зоне действия амулета. Самое забавное, что бедняга, похоже, искренне верил в необыкновенные возможности предлагаемого товара. И сказать, что он был неприятно удивлен, когда над ним нависли три оскаленные пасти, в каждую из которых спокойно могла бы уместиться ослиная голова, — значит не сказать ничего.
Он бежал, только пятки сверкали. Впрочем, это нисколько не смутило остальных, полагавших, что уж они-то сумеют договориться о цене, главное — прорваться в замок пред светлы очи мессира да Кассара, который обязан что-нибудь у них купить. Зачем это было нужно самому да Кассару, никто из них не знал да и не отвлекался на такие мелочи.
— Я думаю, грешным делом, стоило ли их спасать, — мрачно признался Альгерс, когда Думгар заглянул к нему в кузню. — Не знаю, куда и складывать.
И он махнул рукой в сторону штабеля закаменевших посетителей, аккуратно сложенного под самой стенкой сада.
— Допекли Ианиду, понимаешь. Она и рассердилась. Хотя ее, голубку, можно понять. Хуже мошкары.
— Зато мы победили Генсена.
— Да уж. Победили.
— Эй, милорд! Милорд, не купите ли вы книжку?
— Чего тебе, парень?
— Книжку продаю. Такая толстенная дурища. Таскать умаялся. А куда деть, не знаю.
— А где ты ее взял?
— Да в лавочке спер, у такого болотного хмыря с ножками. Усики еще вокруг глаз. Бр-р-р.
Собиравшийся было проявить недопустимую агрессию по отношению к новому продавцу, Альгерс внезапно заинтересовался. Но мы не станем интриговать и без затей объясним, в чем тут фокус. Это Думгар делал ему всякие и всяческие знаки, из которых даже окаменевшие посетители смогли бы вывести, что книга голему нужна.
— Ты здесь первый раз? — сориентировался кузнец, подзывая паренька.
— Первый. Просто подумал, когда еще такой случай представится. Скоро все опомнятся, сообразят, что это Кассария, — и уже ни ногой. Это так, эйфория от победы, — пояснил тот.
Был он симпатичный, вихрастый, веснушчатый, с голубыми глазами и очень красивой нежной кожей. Загляденье, а не паренек. И совершенно не похож на остальных торговцев всякой дребеденью.
— Твои бы слова да Тотису в уши, — вздохнул Альгерс. — Замучили своим барахлом по специальным ценам.
— Я ведь чего пришел, — сказал паренек быстро. — Я не ради денег. Нет, от монеток не откажусь, кто ж откажется — куркамисов себе куплю в мармеладе. Только я подумал, мессиру будет интересно почитать, что там, в туманах, пишут. А мне она без надобности. Я ее из вредности спер, потому что этот хмырь болотный мою любимую вещь сгрыз и не подавился.
— В каких туманах, парень? — переспросил кузнец.
— А то вы и сами не догадываетесь. Когда все меняться начало, плыть и таять. Красиво, если подумать. Будто город во время сильного ливня. А потом из зеркала вытянулась занавеска дыма белого, густого. И вот уже нет ничего привычного, а вокруг лавка. Там много было всякой всячины: статуэтки, камни, оружие какое-то — не то поломанное, не то совсем нелюдское. Я не рассмотрел — этот как раз вполз. Ножек восемьдесят у него, не меньше, сам грязно-зеленый, глаза такие, будто дырку в тесте проковыряли.
— Как же ты не испугался?
— А я испугался. Чего уж тут… Просто допек он меня сильно. Я к камню подскочил — камень там такой стоял, постаментом, — книгу схватил и — бежать. Только ветер в ушах. Ну что, берете книгу-то? Я в замок не пойду: вон сколько туда людей ломится. Глядишь, хозяева скоро отстреливаться начнут. Шучу я, но все равно не пойду. Передайте ее мессиру герцогу.
Он осторожно положил книгу на землю и отступил на шаг.
— Подожди, я тебе денег дам, — позвал его кузнец.
— Денег не нужно. Одну денежку, серебряную. Больше не возьму.
— Как скажешь. Своя рука — владыка.
Альгерс бросил парнишке монету, тот поймал ее на лету, помахал приветливо и направился в сторону дороги, что вела к столице.
— Погоди, не поднимай, — сказал Думгар, увидев, что титан хочет принести книгу ему. — Погоди, говорю. Позови-ка мне Гописсу. Или кентавра какого-нибудь.
— Ты думаешь, это опасно? — изумился Альгерс. — А при чем тут Гописса? Давай лучше я.
Отворилась калитка, и во двор кузницы вошли Ианида и утомленный трактирщик, громко жалующийся на толпы посетителей. Жители Виззла никогда, мягко говоря, не бедствовали, так что прибыль Гописсу не радовала, а публика уже утомляла. И вообще он хотел отдохнуть после того, как переработался на войне. Да и хлебопекарная рота в полном составе как-то не слишком охотно пекла булочки и пирожки, требуя выходной, а то и два за свой беспримерный подвиг и пленение короля Тиронги.
— О, чего это у вас тут книга посреди двора валяется? — спросил Гописса, во всем усматривавший сейчас подвох и безобразие. — Хорошая вещь, портится в пыли. Антиквариат. Его мессиру нужно отдать, а не по двору валять. О господин Думгар, наше почтение.
— Здравствуй-здравствуй. Ты, как обычно, прав: это непорядок. Дай-ка ее мне, пожалуйста.
Трактирщик наклонился, взялся за книгу обеими руками — была она немаленькая, — поднял… вернее, попытался, крякнул и обиженно поглядел на кузнеца.
— Розыгрыш? Шутки? Мне не до шуток, Альгерс. Я какую-то тварь так ухватом молотил, что потянул себе плечо. Мне тяжести поднимать нельзя, особенно такие. Я не титан, между прочим.
— Интересная вещица, — заметила Ианида, нежно целуя мужа в перепачканную сажей щеку. — Отдохнул бы денек, работа никуда не убежит.
— И отдохну. Только вот подправлю шлем милорда Топотана. Что ты там на титанов ворчишь, друг Гописса?
— А то ворчу, что нечего вам с господином Думгаром издеваться над бедным старым ревматиком, который пережил грандиозное сражение и теперь хочет где-нибудь поспать. Я к тебе пришел ухват одолжить. А то мой остался на поле боя. — Трактирщик сделал паузу, прислушиваясь к собственным словам, и признал: — Красиво звучит: мой остался на поле боя. Поневоле почувствуешь себя ветераном.
Альгерс его почти не слушал.
Медленно подошел к огромному тому, переплетенному в зеленоватую кожу, с золотыми уголками и тяжелой застежкой. Приподнял с натугой. Огромные мускулы его взбугрились, под кожей проступили толстые, как веревки, жилы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
