— Вашингтоном Ирвингом? — удивленно повторил капеллан.
— Ну давай, Вашингтон, выкладывай, — сердито вмешался упитанный полковник. — Давай уж выкладывай все начистоту. Нам ведь известно, что ты украл помидор.
Капеллан онемел на секунду, потом у него вырвался нервный смешок.
— Ах вот оно что! — воскликнул он. — Наконец-то я кое-что начинаю понимать. Я вовсе не крал этот помидор, сэр. Полковник Кэткарт сам мне его дал. Если не верите, можете спросить его самого.
В другом конце комнаты открылась дверь, которую капеллан принимал за дверцу шкафа, и в подземелье вошел полковник Кэткарт.
— Привет, полковник. Полковник, он утверждает, что вы ему дали помидор. Это правда?
— С какой стати я буду давать ему помидоры? — ответил полковник Кэткарт.
— Благодарю вас полковник, у меня все.
— Очень приятно, полковник, — ответил полковник Кэткарт и вышел из подземелья, прикрыв за собой дверь.
— Ну, капеллан? Что вы теперь скажете?
— И все-таки он дал мне помидор! — произнес капеллан свистящим шепотом, в котором одновременно слышались ярость и страх. — Он все-таки дал мне помидор.
— Иными словами, вы утверждаете, что старший офицер — лжец? Так вас надо понимать, капеллан?
— С какой стати старший офицер должен давать вам помидоры, а, капеллан?
— Вот почему вы пытались всучить помидор сержанту Уиткому, капеллан? Помидор жег вам руки!
— Да нет же, нет! — запротестовал капеллан, мучительно пытаясь сообразить, почему они не хотят его понять. — Я предложил его сержанту Уиткому, потому что мне он не нужен.
— Зачем же вы тогда украли его у полковника Кэткарта, если он вам не нужен?
— Да не крал я его у полковника Кэткарта!
— Почему же у вас тогда такой виноватый вид, если вы не крали?
— Виноватый? Я ни в чем не виновен.
— Но если вы не виновны, зачем бы мы вас стали допрашивать?
— Этого уж я не знаю, — простонал капеллан, сцепив пальцы и качая опущенной головой. Лицо его мучительно скривилось. — Не знаю.
— Он думает, что мы собираемся тратить время попусту, — хмыкнул майор.
— Капеллан, — возобновил допрос офицер без знаков различия и достал из открытой папки желтый лист бумаги с машинописным текстом. — Вот письменное заявление полковника Кэткарта. Он утверждает, что вы украли у него помидор. — Офицер еще ленивее, чем прежде, цедил слова. Он положил листок на стол текстом вниз и достал из папки еще одну страничку. — А вот это данные под присягой и заверенные у нотариуса письменные показания сержанта Уиткома. Он заявляет: по тому, как вы всеми правдами и неправдами пытались сплавить ему этот помидор, он понял, что помидор добыт сомнительным путем.
— Клянусь господом богом, я не крал, сэр, — чуть не плача взмолился несчастный капеллан. — Клянусь, что это не был краденый помидор.
— Капеллан, а вы верите в бога?
— Да, сэр, конечно.
— Тогда странно, капеллан, — сказал офицер, вынимая из папки еще одну желтую машинописную страницу. — У меня в руках еще одно заявление полковника Кэткарта, в котором он клянется, что вы отказались проводить богослужения в инструкторской перед боевыми вылетами.
На секунду капеллан бессмысленно вытаращил глаза, а затем, вспомнив, поспешно кивнул головой.
— О, это не совсем верно, сэр, — начал он объяснять с жаром. — Полковник Кэткарт сам отказался от этой идеи, как только понял, что сержанты и рядовые молятся тому же богу, что и офицеры.
— Понял что? — воскликнул офицер, не веря своим ушам.
— Что за вздор! — с праведным негодованием заявил краснолицый полковник и сердито отвернулся от капеллана.
— Неужто он полагает, что мы ему поверим? — недоверчиво вскрикнул майор.
На лице офицера без знаков различия появилась едкая усмешка.
— Капеллан, не слишком ли вы далеко зашли? — полюбопытствовал он.
— Но, сэр, это правда, сэр. Клянусь вам, что это правда.
— Правда или неправда — это значения не имеет, — небрежно отмахнулся офицер и боком потянулся к открытой папке, полной бумаг. — Капеллан, в ответ на мой вопрос вы, кажется, сказали, что верите в бога. Так, кажется?
— Да, сэр, именно так я и сказал, сэр. Я действительно верю в бога.
— Странно, очень странно, капеллан. Я располагаю еще одним показанием, данным под присягой полковником Кэткартом. Полковник Кэткарт заявляет, что однажды вы сказали ему, будто бы атеизм не противоречит закону. Вы вообще-то хорошо помните, что говорите?
Капеллан без колебаний утвердительно кивнул головой, чувствуя на сей раз под собой твердую почву.
— Да, сэр. Я действительно это утверждал. Я говорил так потому, что это правда. Атеизм отнюдь не противоречит закону.
— Но это еще не причина делать во всеуслышание подобные заявления, капеллан, а? — колко заметил офицер. Нахмурившись, он достал из папки очередную машинописную заверенную нотариусом страницу. — А вот у меня еще одно данное под присягой заявление сержанта Уиткома. Он утверждает, что вы возражали против его плана рассылать родным и близким убитых и раненых в бою письма за подписью полковника Кэткарта. Это правда?
— Да, сэр, я возражал против этого, — ответил капеллан, — и горжусь своим поступком. Такие письма выглядят неискренне и бесчестно. Их единственная цель — принести славу полковнику Кэткарту.
— Это не имеет отношения к делу, — ответил офицер. — Подобные письма так или иначе приносят покой и утешение семьям погибших. Я просто не понимаю хода вашей мысли.
Капеллан стал в тупик и, окончательно растерявшись, не знал, что ответить. Он опустил голову, чувствуя себя косноязычным идиотом.
Румяный тучный полковник живо вскочил со стула — его осенило.
— Почему бы нам не вышибить к чертовой матери из него мозги? — с энтузиазмом предложил он своим коллегам.
— В самом деле, почему бы нам не вышибить из него мозги? — поддержал майор с ястребиным лицом. — Подумаешь, какой-то там анабаптистишка!
— Нет, сначала мы должны признать его виновным, — ленивым взмахом руки остановил их офицер без знаков различия. Он легко спрыгнул на пол, обошел вокруг стола и, опершись руками о край, уставился прямо в лицо капеллану. У офицера было хмурое, устрашающее, суровое лицо.
— Капеллан, — объявил он жестким, повелительным тоном, — мы официально заявляем вам, что вы, будучи Вашингтоном Ирвингом, произвольно и незаконно присвоили себе право цензуровать письма офицерского и сержантско-рядового состава. Признаете ли вы себя виновным?
— Не виновен, сэр. — Капеллан облизнул языком сухие спекшиеся губы. Он сидел на краешке стула, в напряженном ожидании подавшись вперед.
— Виновен, — сказал полковник.
— Виновен, — сказал майор.
— Стало быть, виновен, — резюмировал офицер без знаков различия и что-то записал на клочке бумаги. — Капеллан, — продолжал он, вскинув голову, — мы обвиняем вас в преступлениях и нарушениях, о которых мы и сами пока что ничего не знаем. Вы признаете себя виновным?
— Не знаю, сэр. Что я могу вам ответить, если вы даже не говорите, что это за преступления.
— Как мы можем вам сказать, если мы сами не знаем!
— Виновен, — решил полковник.
— Конечно, виновен, — согласился майор. — Если это его нарушения и преступления, значит, он их и совершил.
— Стало быть, виновен, — монотонно протянул офицер без знаков различия и отошел от стола. — Теперь он в вашем распоряжении, полковник.
— Благодарю вас, — поклонился полковник, — Вы проделали большую работу. — Он повернулся к капеллану:
— Прекрасно, капеллан, ваша песенка спета. Идите, гуляйте.
Капеллан не понял:
— Что я должен делать?
— Тебе говорят, топай отсюда! — взревел полковник, сердито тыча большим пальцем через плечо. — Убирайся отсюда к чертовой матери!
Капеллан был потрясен его наглым тоном, а главное, к своему глубочайшему изумлению, весьма огорчен тем, что его отпускают!
— Разве вы не собираетесь наказывать меня? — проворчал он с удивлением.
— Нет, черт побери, как раз собираемся. Только не желаем, чтобы вы тут околачивались, пока мы будем решать, когда и как вас наказать. Итак, идите. Прочь! Топай отсюда!
Капеллан, все еще не веря этим словам, поднялся и сделал несколько нерешительных шагов:
— Я свободен?
— Пока что да. Но не вздумайте покинуть остров. Мы вас взяли на карандаш. Не забывайте, что с сегодняшнего дня вы будете под круглосуточным наблюдением.
Непостижимо, почему они позволили ему уйти? Капеллан сделал несколько неуверенных шагов к выходу, ожидая, что вот-вот властный голос прикажет ему вернуться или его пригвоздят к месту сильным ударом по плечу или голове. Но его не остановили. Сырым, темным, затхлым коридором он прошел к лестнице. Выйдя на свежий воздух, он пошатывался и тяжело дышал. Теперь, когда он вырвался из этих ужасных лап, его захлестнула бурная ярость. Он рассвирепел. Рассвирепел, как никогда в жизни, — впервые он столкнулся с такой бесчеловечностью и жестокостью. Капеллан быстро шел через обширный гулкий вестибюль, кипя от возмущения и жажды мести. Он твердил себе, что больше не намерен терпеть, не намерен — и все тут. У входа он заметил подполковника Корна, рысцой взбегавшего по широким ступеням, и подумал, что это весьма кстати. Он взял себя в руки, набрал полную грудь воздуха и отважно двинулся наперерез подполковнику.
